Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск шестой
Изящная словесность
Насколько меньше происходило бы всего на свете, если бы не существовало слов.
Станислав Ежи Лец
Флорин Лэзэрэску
ИЗ КНИГИ «НАШ ОСОБЫЙ ПОСЛАННИК»
* * *
Наклонившись, чтобы поцеловать руку Святого, священник заметил, что не хватает одного пальца.
В ужасе он выскочил из церкви и побежал прямо к телефону в епархиальном доме. Быстро набрал номер:
– Господи, благослови! Отец Никодим! Свяжите меня, пожалуйста, с Его Преосвященством.
Он остался на проводе и слышал в рецепторе идиотскую адаптацию на мелодию Элвиса Love me tender. Потом послышалось потрескивание и голос Преосвященства:
– Алло, Господи, благослови, отче! Что случилось? Что за спешка? У меня заседание…
– Ваше Преосвященство, беда! Сколько пальцев было у Святого, когда вы его вчера привезли?
Его Преосвященство быстро перебирал в уме, какая молитва могла бы поразить Нечистого. Потому что только Нечистый мог заставить отца Никодима придти сюда с подобным вопросом. Тогда он решил сделать вид, что не замечает Нечистого:
– Отец Никодим, сколько пальцев?! Как у любого обычного человека. Пять. Не семь же.
– Ваше Преосвященство, беда! Я сам видел. На руке Святого всего четыре пальца.
«Большое испытание придумал для меня Враг рода человеческого!» – подумало Преосвященство.
– Ты точно хорошо видел?
– Упаси Господь, конечно, хорошо видел! Здесь что-то нечисто!
Преосвященство поняло, что надо закончить разговор и отправиться на место действия.
– Отец Никодим, закройся в алтаре и молись. Мы сами придём к тебе…
…………………………………
…………………………………
* * *
Отец Никодим уже устал от молитв. Он сел на стул в алтаре и принялся горячо спорить со Всевышним:
– Господи, сделай чудо и положи палец на место! Ну что тебе стоит? Ты же всё можешь… Как мне объяснить Его Преосвященству исчезновение пальца? Он же вчера был, я сам его видел! И как я его просил, чтоб он в мою церковь привёз мощи какого-нибудь Святого! И что же, какого Святого он мне привёз? Такого, про которого я даже не слышал. Ни в календаре его нет, ни люди его не знают, так что никто валом не повалит в мою церковь. Побродил здесь вчера какой-то из телевидения и спросил, какие чудеса совершает мой Святой. А мне откуда знать? Нашли его закопанным во дворе какой-то покинутой церкви. Вроде там земля вспухла и из неё вдруг показалась, как сухая ветка, рука, у которой теперь не хватает пальца. Откуда мне знать, почему его объявили Святым… Я даже застыдился перед господином из телевидения, но что ему сказать? «Он воскрешает мёртвых», – сказал я ему наугад. «И он воскресил кого-нибудь до сих пор?». «Нет, но мы ждём». А ещё он меня спросил про погребение великого журналиста и махнул рукой, мол, ну вас, всех… Если хотя бы мне дали самому справить погребальную службу в церкви, как было сказано с самого начала. Так ведь нет, не с моим счастьем! Нет, потому что на похороны приедет президент, а в моей церкви недостаточно безопасно. Сперва они мне перевернули вверх дном всю церковь, эти, из органов безопасности, а потом решили поменять место похорон. А я уже оповестил людей, а они оповестили прессу. Жалко, красивые получились бы похороны! И тогда они решили компенсировать мне такое разочарование и привезли мне этого Святого, который пролежал несколько месяцев в какой-то провинциальной церкви… А этот Святой даже не смог сохранить собственные пальцы… Теперь только чудо может меня вывести из этой истории…
Церковь была почти пустая. Старуха стояла на коленях около позолоченного гроба Святого, два старика сидели на стульях около стены и Антоний безумно прохаживался около икон.
– Вот я, например, по правде тебе сказать, не знаю, есть ли Бог, но знаю, что чудеса существуют, – прошептал один из стариков.
– И почему, прошу тебя, ты именно так думаешь?
– Что – так? Что Бога нет, или что существуют чудеса?
– И первое, и второе.
– Ну, давай по очереди, порассуждаем по-бабски. Я вот думаю так, искренне говоря, посмотри на нас двоих, мы же сто лет знаем друг друга. Какими крутыми кобелями мы были и в каких жалких шавок превратились теперь! И ты хочешь мне сказать, что когда мы умрём, потом воскреснем когда-нибудь? Ещё моложе и сильнее, чем были когда-то?
– А я знаю?!
– Вот видишь? Вот это было бы чудом, если б ты в это верил. Самым большим чудом. А по мне, именно вера это самое большое чудо. Впрочем, и единственное.
– А воскрешение Лазаря? А исцеление прокажённых? А история с хлебами?
– Но ведь Иисус сознаётся, что не он это всё сделал, а людская вера.
– Стой, что-то я перестал понимать!
– Тоже мне загадка! Ты же всю жизнь был профессором, какого чёрта? Я хочу сказать, что я могу объяснить любое чудо – его совершил такой-то Святой или такой-то человек, – а вот веру я не смогу объяснить.
– Тогда тебе объясню я: вера – это от Бога. Веришь – значит, есть Бог. Не веришь – значит, нет Бога. Очень просто.
– Так и я это понимаю, если Бог такой, в какого верит каждый из нас, значит, на самом деле, его нет, только чудеса, и всё. Кстати, ты узнал, какие чудеса делал этот Святой?
– Нет. Его только привезли. Я спросил священника, и, похоже, он тоже не знает…
…………………………………
…………………………………
* * *
Говорят, что Бог был не один. Что у Бога вроде был сын.
И он увидел, что не может решить на расстоянии все людские проблемы, и тогда он подумал, что надо самому спуститься на землю. Но тогда кому оставаться на небе, чтобы охранять всё остальное? И потом, между нами говоря, сам Бог не мог понять людей своим неоднозначным умом. Любить их это одно, а вот понять их – это значит думать о них.
Идея посетила Господа тоже от людей, вернее, от нескольких мечтателей, которые не хотели верить, что их оставили на произвол судьбы и всё говорили о явлении Мессии между ними.
И тогда в один прекрасный день Бог надумал послать им знак. И вот что случилось:
Мария, невеста какого-то плотника, Иосифа, вдруг обнаружила, что беременна. До того, как спала со своим мужем. И вот, объясни такую ситуацию! Как только Бог приблизился к земле, у него всё вышло из-под контроля. Пришлось посылать ангела, чтобы вразумить бедного Иосифа. Понял он или не понял, мало важно. Просто из любви к Богу и своей жене, он принял объяснение, хотя, наверное, в душе его было великое смятение.
Из детства Иисуса мало что известно. Только что он как-то вышел из себя, потому что какой-то мальчик украл у него деревянную лошадку. И тогда сын Бога совсем потерял терпение и проклял того. И тот сразу стал калекой. Другие дети увидели его необычную силу, но говорили об этом шёпотом. Они его боялись. А Иисус, он рос себе и возмужал, и ничего этого не видел. Он считал, что всё нормально. Ему всё казалось нормальным даже в тот день, когда он прошёл по воде аки по суху, чтобы спасти кошку, которую его братья, играя, бросили в воду. По крайней мере, вначале всё казалось ему естественным. А потом он начал вести себя ещё более странно.
Когда ему было каких-нибудь двенадцать лет, родители пошли с ним в город на большой праздник, и потеряли его в толпе. Пришли домой, а ребёнка нет. Они решили, что он, наверное, остался с их спутниками, и вернулись, и шли целый день, и искали его среди родственников и знакомых. Но не нашли, и вернулись в город искать его. Через три дня они его нашли, и где бы ты думал? В храме. Иисус прокрался туда. Сидел и разговаривал среди учителей, и говорил более мудро, чем они. Когда родители увидели его – онемели. А потом давай его ругать: «Сыне, ты почему так ведёшь себя с нами? Мы тебя искали и беспокоились…».
«Разве вы не знали, что я должен быть в доме моего отца?» Для взволнованного Иосифа, который не помнил, что он когда-либо жил в храме, это были лишь бестолковые слова.
Слова, смысл которых даже Иисус не постигал вполне. Просто они ему вдруг пришли на ум. Их смысл он поймёт, только когда вырастет.
А в то время слышно было про пророка, которого звали Иоанн, будто он смывает с людей грехи и крестит их в воде:
«Я вас крещу водой, но идёт тот, который сильнее меня, так что я недостоин развязать ремешки на его сандалиях. Он вас будет крестить святым духом и огнём».
Об этом услышал Иисус, которому вдруг пришло в голову пойти и тоже посмотреть на этого человека.
Пророк стоял по пояс в реке, набирал воду в кулаки и выливал на голову людей, которые подходили к нему по очереди. Когда наступила очередь Иисуса, Иоанн взял его голову руками и поднял его:
«Это ты должен крестить меня, а ты приходишь ко мне?»
И в эту минуту в нём созрела мысль, которая уже давно появилась в уме. Он – на самом деле Сын Господний.
«Оставь меня теперь, так положено нам выполнить то, что выполнить надлежит».
И капкан Господа Бога закрылся: человек из костей и мяса сам себе признался, что он его сын. И Бог приоткрыл небо, и показался в виде голубка:
«Это мой любимый сын, от которого мне одно удовольствие».
Если бы он понял, какой соблазн означает удовольствие Господа, может быть, Иисус поддался бы другим соблазнам, которые, похоже, предложил ему дьявол, чтобы убедить, что он обыкновенный человек.
«В жизни ты ничто, если не любишь!», – сказал Божий сын. И пошёл учить людей любви.
Любовь у него была от рождения, а сила – от Бога. По пути он встретил слепых, калек, бесноватых, блядей и нищих. Он любил их всей своей человечьей душой, нищих духом, плачущих, кротких, милостивых, тех, у кого чистое сердце, миролюбивых, угнетённых. Он почувствовал все мучения людского существования и с помощью любви хотел их прекратить. Но сколько бы он не излечивал слепых, мир оставался полон слепыми, скольких бесов он не изгонял из чёрной человечьей души, бесы находили себе другое место. Сколько бы он не умножал рыб, мир всё равно оставался полон голодных ртов. Людям недостаточно было, чтоб их любили и любить друг друга. Они хотели больше рыбы, больше вина, больше чудес, которые бы их изумляли. Настоящая сказка Иисуса была им не по мозгам. Они жадно глотали слова Божьего сына, как хлеб, который он чудодейственно умножал, но никак не могли добраться до серёдки, которая должна была насытить их душу. По мере того, как Иисус делался всё более известным, в душах многих накопилась против него сильная ненависть. Учёные, начальники и даже те, которых Иисус хотел излечить, дошли до того, что сами подготовили его гибель. Даже Бог у себя на небе будто бы хотел проучить своего посланника за тщеславие и за то, что он посчитал себя равным самому Богу. Он решил доказать ему, что значит быть человеком среди людей, показать, почему никогда сам не мог найти покоя среди людей. А как ещё он мог бы ему это доказать, чем позволить пострадать от самого жестокого людского греха – предательства – из-за чего сам он, Бог, отдалился от людей?
Окружённый своими учениками, Иисус отдыхал ночью в одном саду, который назывался Гефсиманским. И тогда Бог показал ему устрашающий лик предательства.
«Душа моя полна смертельной тоски. Сидите здесь и бодрствуйте, а я пойду помолюсь!», – сказал Иисус ученикам.
Он немного отдалился от них, упал лицом на землю и со слезами стал молиться: «Отец, если можно, отведи от меня чашу сию! И всё-таки пусть будет, как хочешь ты, а не как хочу я!».
И в ручье собственных слёз на мгновение увидел собственное лицо.
Ужаснувшись, он поднялся и подошёл к ученикам. И увидел, что они спят, и сказал им:
«Что, даже один час вы не могли пободрствовать вместе со мной?! Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в соблазн, дух полон рвения, но плоть бессильна».
И пошёл второй раз молиться:
«Отец, если ты не можешь отвести от меня чашу сию, чтоб мне не пришлось её испить, да будет воля твоя!»
И в потоке своих слёз он увидел в разных образах историю предательства между людьми: детей, которые убивали родителей, брата, который предавал брата, жён и мужей, которые обманывали друг друга…
И опять он вернулся к ученикам испуганный, и нашёл их спящими, с глазами, заплывшими от сна. И снова ушёл, чтобы увидеть в слезах… священников, которые лукаво обманывали верующих, начальников войска, которые покидали солдат на поле брани, судей, которые судили неправедно…
«Хороших нетрудно любить… Люби вот этих, если можешь! Я – не могу», – послышался крик с неба.
Бесконечную любовь почувствовал Иисус к своим собратьям и поднялся с земли, и пошёл к ученикам: «А теперь спите и отдыхайте! Вот настал час, когда сын человеческий должен быть предан в руки грешников».
В самый страшный час своей жизни Иисус сказал, что он сын человеческий, а не сын Божий, понимаете? Иисус понял тогда, что последует. Он был предан, над ним издевались, его распяли, в равной мере по вине людей, но и по вине Бога. И когда с высоты креста он крикнул «Мой Бог, Бог мой, зачем ты меня оставил?», думается, он понял, наконец, что он сын Иосифа, сына Ели, сына Матата, сына Мелхи, сына Янаи, сына Мататия, сына Амоса, сына Наума, сына Если, сына Нагаи, сына Маата, сына Мататии, сына Если, сына Нагаи, сына Маата, сына Мататии, сына Семея, сына Иосифа, сына Иуды… В общем, сын всего рода человеческого – тех, что скорбны духом, тех, кто плачет, тех, кто кроток, тех, кто милостив, тех, у кого чистое сердце, тех, кто миролюбив, тех, кто притеснён, но и блядей, воров и всех предателей… И, наверное, в большей мере, чем сын Бога.
В сказке сказано, что Иисус воскрес из мёртвых и поднялся в небо, и сел одесную от Отца, чтобы всех нас любить оттуда. Ладно, тогда я скажу, что я сам думаю об этом. Я так думаю, что после того, как он воскрес, Иисус не захотел жить в небесной крепости, рядом со своим Отцом. Он здесь. Мучается и продолжает мучиться среди нас, а иначе его распятие было бы совсем бессмысленно. Также, как и проповедь любви. Иисус живой, такой же живой, как и сказка про него. Вот я иду по улице и боюсь, что пройду около Иисуса и не замечу его. И нет у меня другого желания в жизни, как встретиться с ним когда-нибудь.
Дорогой мой брат, говорю тебе, Бог любит нас неумело, как отец, который никогда не может понять сына. А понять могут друг друга только братья…
Перевод с румынского Марианны Фаликовой
Коллектив авторов.
Все права на материалы данного сайта принадлежат авторам. При перепечатке ссылка на авторов обязательна.
