Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск шестой
Рифмы и ритмы
Поэзия есть предвестник того состояния человечества, когда оно перестанет достигать и начнёт пользоваться достигнутым.
В.Ф. Одоевский
Ион Хадыркэ
АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ АРТЕРИЯ
* * *
Летим на Истанбул?
Истанбул в руках турок.
Ну, тогда летим на Москву,
Обжитую русскими.
Тучи над Москвой,
Словно таможенники
В аэропорту.
Смуглый Вугар-бей,
Приблизившись к белокурой
начальнице
Паспортного контроля,
С подозрением оглядывающей
нас, спрашивает:
– Будьте добры, Москва
Всё ещё не верит слезам?
– Не верит, – резко звучит в
ответ, –
Снимайте ремни и разувайтесь!
– Жаль, но она во что-то
Всё же верит, а?
* * *
…Над Баку завеса дождя,
Каспийское море точь-в-точь
цвета неба.
Льет дождь и под резцом
Невидимого скульптора
расцветают
Розовые камни
В орнаментах Крепости.
Дождь заливает и Башню Девы.
Каспийское море отхлынуло
От её основания,
Пытаясь таким образом
Подставить плечо Апшерона
Собрату
С созвездия Ориона.
Шёлковый путь
Проложил ещё одну тропу
С девичью косицу.
Чайки ныряют вглубь
И надолго исчезают
В поисках утонувшей девы.
Всё замерло в ожидании
сладкой горечи Новруза,
Баку заливает дождем.
В Кишинёве идёт снег.
НЕБОСКРЕБЫ НАД БАКУ
«Баку плоскокрыший»
В. Маяковский
Небоскрёбы с портовыми
кранами
Небоскрёбы со штыками
нефтяных вышек
Небоскрёбы с голосами
муэдзинов на минаретах
Небоскрёбы с искренностью
акупунктурных крыш
Маяковский совершенно
не прав –
из разорванных в клочья
плоских слов
не построить лестницы в
небо.
Небоскрёбы с белыми холстами
Катамаранов
Небоскрёбы в серпе луны
Небоскрёбы с лопнувшей
струной
саза
С сыновьями вровень с облаками
С девчушками к солнцу
потягушками
И всегда из раны города
В каждое новое утро
Без единой царапины
Возрождается
Всё та же живая-невредимая
Страна.
* * *
Это голубое зеркало
выставленное для лицезрения
Совсем не море
Это всего лишь его
поверхность
Его атласное обличье
Спроси у звезды выходящей из
моря
Спроси у перешёптывающихся
ракушек
Спроси у тени кальмара
Спроси у неподвижной горы
Спроси у матери
зовущей домой сыновей –
И может тогда хоть что-то
познаешь
из тайн моря
ВУГАР-БЕЙ
покинул свой дом Вугар-бей
решив никогда не
возвращаться –
дух родного очага остался
под горой
а гора осталась в Карабахе.
покинули свой дом его
братья,
разбрелись по свету кто куда
прихватив с собой крохотную
частичку
от огромного чувства вины
гора спрашивает гору:
– как поживаешь, сестрица,
остаёшься все-таки?
и на том же тягучем языке
как бы слышится в ответ:
– проходят грозы и стекают в
долину дома
и расцветают на остовах
предков
и чувствую не хватает у меня
для них места
умчалась бы куда глаза
глядят,
но передо мной лавина неба
и я остаюсь пока рядом мама.
ПЕРСИК ДЛЯ ЕСЕНИНА
вот и аллея
двадцати шести комиссаров
дышит пушком персиков
и цветами магнолии
на зелёных пуговицах
мантий кипарисов
сверкают в падении
алмазы дождя
не хватает только
жемчужины севера
их главнокомандующего
Сергея Есенина – этого
нежно-золотистого
Е-С-Е-Н-И-Н
в котором улыбка – что жизни
нитка
рыданьем в глаза – пурга
чьё тело висит
в шикарных катакомбах
«Англетера»
а дух возвышенный –
в хмельных высотах гроз.
* * *
и снова дождь над Баку
заливает арабскими цифрами
от 1 до 9 и от 10 до
Улугбека
места, где ещё имеются
мирские оазисы
и во всём мусульманском мире
идёт дождь
дождь из апельсинов
из пророческих стихов
льет по-месопотамски
и ещё ни один дождь
не размочил
песков пустыни
зато слился
с ритмами кобры
в верблюжьей шерсти
с миражами шёлковых
караванов
капля по капле
настигая между ударами
сердца
кризис в кардио-остановке
– пустыню разрушительней
песков.
КОСМИЧЕСКИЙ ПЛОВ
давно пузырится плов
нефтяной
вздымаются моторы в рисе
и батискаф прессует чайный
пар густой
в полудни и закаты звездной
выси
где месяца горит простой
рожок
застыла в лете изумленно
птица
увидев как в один прыжок
безумцы рвутся в небе
очутиться
под минаретным сводом
никогда
ни время, ни пространство не
узнают
как в заводях созвездий
сквозь века
пророчества великие
блуждают.
АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ АРТЕРИЯ
день чёрного солнца
не столь восходит сколь
вспыхивает
не столь будит сколь
усыпляет
не столь он нынешний сколь
завтрашний
малые жизненные резервы
ещё в силе
пока в воде и воздухе
блуждают только эпидемии
потому трясёт нас земля
а вулканы качают лаву
против помпейцев
однако Сенека вскрыл себе
вены
а Нерону помог слуга
с тех пор и до Сталина
Европа
гуляла с резаными венами
у нас глаза открываются
после третьих петухов
мы задыхаемся от серной
идеологии
но чувствуем как над горами
и под морями
пульсирует азербайджанская
артерия.
ЦВЕТОК ПРЕКРАСНЫЙ, ЧЕРТОПОЛОХА ЦВЕТ
Цветок прекрасный,
чертополоха цвет
в тебе любая мысль обрящет
свет
Ты сам себя всегда
порабощаешь
любым нашествиям идей дух
подчиняешь
словам отдавшийся, желаниями
сломлен
витаешь в облаках средь
бликов молний
подобен глине кроткой,
обречённый
смысл пеплу дать под флером
утончённым
как персов тень и как химеры
пустынь
привязан ты навеки к
Заратустре
на листке рябины
на затерянном завитке
от смушки агнца
откликаюсь на шёпот
манящий в мир мугаба –
играют сферы, эры
вращаются назад
в глубь под сурдинку небылиц
рассыпанных на слоги
шелковых караванов
пропущенных сквозь ушко
блуждающей магической иглы,
глухой и слепой
но полной звуков света
да, здесь находится огромное
пространство
для Дивана[4] сказок
и для Садов Семирамиды
а там, совсем высоко,
на пике мугаба
слышится слышится
как сквозь игольное ушко
протискивается душа Агнца
ОГОНЬ ТРИАДЫ
На вершину горную
взобравшись
С гребня горного, разбитого
на части,
Заратустра спрашивал Ахура
Мазду:
– Боже, в этом грязном мире,
Что светить должно сынам
природы сирым?
Назови и во-вторых, и
в-третьих
Что есть совершенного на
свете?
Отвечал ему Ахура Мазда
скупо:
– Мысль высокая о праведном
поступке
Во-вторых: нет лучше
ласкового слова,
В-третьих – красота
поступков, что совсем не ново!
Заратустра – горный кряж
туманный
Размышляет в круге замкнутом
нирваны:
– Если всё что встретит на пути,
Человек стремится в жизни
нить вплести
И себе дорогу проложить
Чтоб к возврату вечному
идти,
Глиной прошлого
В любви простой игре
Возрождается он
В огненном кольце.
МИСТИЧЕСКИЙ ЭКСПОНАТ
Один (по социальной
лестнице) орёл
Был без ума в косулю горную влюблён,
Которая в телодвиженьях рая
Стриптиз устроила, львов
светских развлекая,
Он рухнул с высоты – весь
пыл и пламень
И головой ударился о камень.
Теперь он чучелом стоит в
музейном стане
Навеки для прохожих в
назиданье.
Никем ему урок, бедняге, не
был дан,
Что веселится часто нагишом
шайтан.
ТЕКСТЫ
на песке прибрежном
волны моря
свои тексты
пишут бесконечно,
что древней камней
всех этих вместе
что мудрей
премудростей
Авесты.
на зеленом надгробьи
колосьев пустивших здесь
всходы
рядом с песней живых
вьются
души предков
чтобы схож был
новый урожай
с прежним
И с зелёного надгробья
как сферическое сердце
опоясанные красным кушаком
устремляются к синему морю
стаи-стаи дочерей и сыновей
чтобы раз в году
в новруз
собраться всем вместе дома
подобно новым колосьям
в обличьи пращуров.
НЕДОСТУПНЫЙ НИЗАМИ
хотя я прочитал
его чудесную Хамсе
и мудрейшие рубаи
хоть я облекся
в одну из страниц
Искандер-наме
и умылся
слезой
из Лейли и Меджнуна
но и в этом году
я не встретился
с Низами.
ФАТА МОРГАНА
и сразу вдруг туман
мне образ топ-модели
явил симптомом ярким
суть собственного я
и наповал сраженный
любовью с той минуты
я чуял бьет копытом
наружу страсть моя
стройна, нежна и пылка
из пенных волн навстречу
она в ковше ладоней
мне радугу несла
о как её я жаждал
подспудно понимая
что в недрах её лона
венец есть для меня
…и в снах своих как прежде
её я призываю
и жду из синей дали со
встречною волной
пленительные формы высокой,
отстранённой
старухи недоступной… Стан
вышки нефтяной.
СОНЕТ ДАМАССКОМУ КЛИНКУ
Не одаряй меня кинжалами,
приятель,
Чем тигры в игрищах
прославили Дамаск
И окровавленные возрождают
жажду ласк
Гарема девственниц продажных
и предательств.
Быть может, они дали б силу
мне
В зародыше пресечь задумки
козней грозных
Иль суицид навеянный, пока
не поздно,
Мальтийским иль монакским
орденом извне.
Но не прельстят меня
глазастые сапфиры
Ни черный хорасанский склеп
Ни женщина что разум мой
пронзила
Свирепей ятагана, я ослеп.
О если бы Аллах блеск и
величье дать ей мог
Но взгляда пусть лишит её
клинок!
СВЕРХКОРОТКИЕ СООБЩЕНИЯ
* * *
припев дождя записан
на нотном стане радуги
* * *
без прошлого и будущего
возвращается время
в песочные часы
* * *
пружиной запуска трагедии
всегда становится кровавое,
ничем не смываемое пятно
* * *
затягивающий издалека
водоворот
твой голос как вселенная
заключённая в клетку
* * *
в воды Черного моря
ныряет армянский самолет
* * *
под грустным взглядом
Истанбула горит
Аэропорт Ататюрк
* * *
и человек, независимо от
своего происхождения,
возможно является самой
долгой
и самой потрясающей
историей полёта
в отречении от полёта
АЛЬБАТРОС-УБИЙЦА
Угрюмо ударяя в склянки в
ритмах моря,
Корабль «Киров» следует в
мифический Дербент
Морские волки на носу, а
рядом – вояжёры,
Пейзажем девственным
захваченные в плен.
И мироздание совсем не то,
что видно
Под крыльями, застившими
экран,
Исход законом Архимеда, не в
обиду,
Гласит: иной рог Минотавра
прячет океан.
Всё та же длань бросает
вглубь сырую пищу
Терзаясь в стае, альбатрос
кричит,
И рана солнца лишь покоя
ищет,
Насилием предчувствие
грозит.
Вдруг камнем с высоты тень
дерзкая несётся
На судно, нет преграды на её
пути,
Бедой химера птичья в небе
вьётся,
Что альбатрос-убийца выносил
в груди.
АЗЕРБАЙДЖАН
аз есмь, но будет ли завтра?
завтра продолжением вчера?
И будет ли азур, или лазурь?
убежище иль подгоревшая
лепёшка?
азарт иль что-то азбучное?
горный лен асбеста
проросший в соль –
трепещет в азимуте
мир Азербайджана.
ЧИСТАЯ ПЕСНЬ – ROYA YOХDUR
Иные забывают об иных
лишаясь веры,
Другие слушают ушами
и глядят глазами
И лишь немногие
плачут всей душой
Одни поют, надрывая глотку,
Другие поют сердцем
Оттого всё больше тех, кто
галдит,
Оттого всё меньше поющих
Почки, листочки
Взывают к ветвям
Больших плодов и маленьких
ласточек
И лишь тогда
Исполняется предназначенье
дерева,
Устремляющегося в высь за
мерцанием светлячков.
СОСТОЯНИЕ ДВИЖЕНИЯ
Не свернуть шею состоянию
движения,
ни побегу от него
ни отрицанию
потому что нет и состояния
закат движения
палач или болезнь
опроверженья
глубинные взрывы
зарождаются и устремляются
всегда
к сердцевине / к зениту
инертной мельницы
а там, в глубине
на самом донышке боли
скрывается благодушный
мудрец
податливый и воцарённый бог
в империи
состояния.
ДОМОЙ
Остались позади и Каспий
и Кавказ
назад летим
через обжитой украинцами
Киев
и приземляемся благополучно
в Кишинёве
приютом ставшим всем, кто
только пожелает
Welcome!
Перевод
Мирославы Метляевой