Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск пятый
Лев Толстой и Сибирь
Единственной мерой времени является память.
Владислав Гжегорчик
Марина Борисова
НЕ ПОЗАБОТИМСЯ СЕЙЧАС, ПОТЕРЯЕМ НАВСЕГДА
Министерство культуры России заинтересовалось делами последователей Льва Толстого, проживающих в Сибири
В апреле 2006 года – читатели помнят[1] – я, как корреспондент «Нашей газеты», побывала на юбилее толстовской коммуны «Жизнь и труд». Юбилее скромном (что называется, даже без малейшего намёка на размах), но очень душевном, сообразно взглядам и возможностям. Тогда дети первых коммунаров собрались в новокузнецкой школе, программа обучения которой базируется в первую очередь на идеях ненасилия. Они вспоминали, как жили и воспитывались в Тальжине, что пришлось пережить им и их родителям, рассказывали, как живут сейчас. При школе существует музей – небольшая комнатка (насколько позволяет школьная площадь), в которой ютятся уникальные экспонаты. Предметы быта коммунаров, фотографии, первые издания произведений Толстого… Но самое значимое и интересное, что есть в школьном музее, – это рукописный архив воспоминаний членов «Жизни и труда», блокнотные и тетрадные записи (поэтические сочинения, мысли по поводу того или много события, зафиксированные на бумаге), документы тех лет.
Так вот. В апреле толстовцы, приехавшие на юбилей из разных городов и районов области, решили, что для того, чтобы всё это сохранить и сделать доступным для людей, школьного музея уже недостаточно. Вернее, мысль эта возникла давно. Просто настало время, когда оттягивать решение вопроса с музеем дальше уже некуда: годы идут, и, если музейный фонд останется без хозяев, есть риск потерять всё это безвозвратно.
Письмо с официальным заявлением о необходимости музея Льва Толстого на территории Сибири было направлено сразу в Министерство культуры. Там обращение было рассмотрено и передано в российское агентство по культуре и кинематографии. И в сентябре на имя директора школы и основателя музея Бориса Ароновича Гросбейна оттуда пришёл ответ. Московские чиновники предложили два пути решения проблемы (хотя, казалось бы, в чём проблема – создать музей?). Первый – открытие самостоятельного музея. Второй – войти со своей коллекцией в состав новокузнецкого краеведческого музея. Ещё в письме была информация о том, что обращение кузбасских толстовцев направлено в департамент по культуре администрации Кемеровской области.
Послание из Росскультуры до областной администрации дошло. Мало того, его прочитали, приняли к сведению и велели разобраться, в чём там дело, управлению культуры мэрии Новокузнецка.
Недели за две до нашего визита в кабинете Бориса Ароновича раздался звонок: позвонили из местного культуправления, пообещали подъехать и посмотреть коллекцию. Вот так запросто, не утруждая себя предупредить заранее. Поприсутствовать при осмотре в школу приехали друзья и единомышленники Гросбейна супруги Чадкины и Лидия Малород. В комиссию, как выяснилось, неофициальную, вошли представители местных музеев – краеведческого, «Кузнецкой крепости», Достоевского, и городского культурного управления.
– Мы показали им, что у нас есть, рассказали, откуда, зачем и почему, – рассказывает Борис Аронович. – Сказать нечего, слушали они очень внимательно и, хочется верить, заинтересованно. Вопросы задавали типа: «Например, создадите вы музей, а что же дальше?».
В итоге члены комиссии единогласно сошлись во мнении о необходимости музея: идея здоровая и не беспочвенная. Только вот новая проблема – ведь придётся предоставить какое-то помещение. И самым идеальным вариантом (и с помещением голову ломать не придётся) «эксперты» посчитали вхождение в местный краеведческий музей. Тут же пошли вопросы: а систематизирована ли коллекция толстовцев, сколько единиц хранения в музее? Словом, разговор как-то незаметно повернул в сторону бюрократической рутины.
Да! И ещё один момент. Чтобы музею было где разместиться, и чтобы он был автономным, Гросбейн предложил своё здание – собственный дом в Тальжине. Главное, чтобы у него появился статус музея, чтобы его было кому содержать. Однако особого интереса комиссия к этой идее не проявила. Странно, но сегодня никто из официальных культурных кругов не помнит о том, что в 1990-х годах в городской и областной программах культурного развития и сохранения культурных ценностей стояла задача музеефикации целой улицы Тальжина. Тем не менее, если со стороны последователей Толстого не будет согласия объединиться с местным музеем, то это будет уже только их проблема: считается, что со стороны города все необходимые меры приняты. Далее толстовцы с вопросом об отдельном здании могут записываться на приём к мэру и «биться об административные стены» самостоятельно. Документом, подтверждающим такое положение вещей, стало письмо из культуправы Новокузнецка: мол, старания ваши ценим; предлагаем передать вашу коллекцию в местный краеведческий музей; ко всем памятным датам, касающимся жизни и деятельности Льва Толстого, обещаем выставлять то, что вы туда передадите. На этом официальный интерес к толстовцам был исчерпан.
21 октября те поборники толстовских идей, доброты и справедливости, которым позволило здоровье, вновь собрались в кабинете Бориса Ароновича. Поговорив и подумав над всем произошедшим, они однозначно решили ничего не передавать краеведческому музею. И решение это вызвано одним желанием – не допустить создания из архивов, которые есть смысл изучать, очередного могильника. Такой в местном музее уже есть – рукописи одного из основателей «Жизни и труда» Бориса Васильевича Мазурина.
Если проводить параллель, потомки первых коммунаров, поселившихся в Кузбассе, переживают сегодня что-то близкое тому, что когда-то пережили их родители. А именно – полнейшее равнодушие со стороны сильных мира сего. Громко, конечно, про «сильных мира», но иначе не скажешь. Особенно в данной ситуации: без прямого участия этих «сильных» могут исчезнуть сведения о целой вехе в истории.
…В отличие от колхозов, насаждавшихся сверху, в которые крестьяне объединялись насильно и, работая в них, не особенно были заинтересованы в результатах своего труда, толстовские коммуны являлись добровольными объединениями единомышленников, умевших трудиться на земле и любивших землю. Толстовцы жили богатой духовной жизнью и стремились сохранить внутреннюю свободу и чувство собственного достоинства. Такое противостояние наступавшему тоталитаризму не могло закончиться иначе, как гибелью толстовских объединений.
Последователей Толстого клеймили не иначе как «наиболее вредную секту». Все трудности толстовцев базировались на отношениях с местными органами власти (а отношения не сложились едва ли не в первых дней их пребывания в Сибири). Всё, на чём настаивали коммунары, это что «коллективная жизнь должна строиться на свободных, безнасильственных началах», без административного вмешательства. Кузнецкий райисполком имел на этот счёт своё мнение: если коммуна регистрирует свой устав по всем правилам, то она остаётся в районе, если нет, то это – единоличники, и их надо выслать. Местные власти не оказали толстовцам никакой помощи; льготы, которые им полагались по закону как переселенцам, не были предоставлены. Переселенческие органы выделявшие земельный участок для толстовских объединений, к этому времени были уже ликвидированы, и весь земельный фонд перешёл в ведение райисполкома.
А он, не считаясь с тем, что коммунары были переселенцами, включил их хозяйство в общий план налогов и поставок, как и хозяйства старожилов. Так, в разгар лета 1931 года, когда надо было косить сено и строить дома, когда каждый человек на счету, сельсовет под угрозой уголовной ответственности требовал выделить в распоряжение Сибстройпути на различные работы четырёх человек и шесть лошадей. В другом случае – не считаясь с хозяйственными возможностями коммуны, с тем, что у них всего два десятка рабочих лошадей и недостаток семян, райисполком предъявил коммуне посевной план в четыреста гектаров. Но в этот год коммунары смогли засеять всего 34 гектара пшеницей, овсом, ячменём и картофелем. Лето в тот год выдалось жаркое и сухое. Дождей почти не было. Урожай собрали плохой: погиб весь ячмень, просо, более половины пшеницы. То, что коммунары смогли собрать, оставили на сев следующего года, продуктового хлеба вообще не было. Но властей это не интересовало. Однако, как бы ни было тяжело, а уже с конца 1933 года коммуна стала полностью выполнять обязательства по госпоставкам. Из-за своих убеждений коммунары не могли участвовать в убое скота, поэтому план по мясозаготовкам они заменили на выращивание племенного скота, передав совхозам и колхозам 57 голов молодняка. При этом обитатели «Жизни и труда» умудрялись налаживать свой быт: были построены 35 жилых домов, хозяйственные помещения, столовая, школа, баня, проведён водопровод. Для детей летом устраивались детские ясли, площадки. Имелись своя библиотека, радио, музыкальный кружок. Коммунары никогда ни от кого не требовали денег: дети, старики, инвалиды содержались полностью за счёт коммуны.
После принятия в феврале 1935 года на втором Всесоюзном съезде колхозников-ударников примерного Устава сельскохозяйственной артели в стране развернулась кампания по переводу коммун на новый документ. В 1936 году, 16 апреля, Сталинский (Кузнецкий) Горсовет, заслушав результаты очередного обследования коммуны «Жизнь и труд», постановил имеющийся там устав отменить как не соответствующий основным положениям и рекомендовал принять новый. Не дожидаясь, пока артель отреагирует на новые требования, власти арестовали несколько коммунаров (И. Гуляева, Д. Моргачева, Б. Мазурина, Д. Драгуновского, Г. Тюрка, А. Барышеву), которых впоследствии осудили по 58 статье и надолго упрятали в лагеря. За время репрессий и гонений из застенков никогда не вернулись 24 коммунара, некоторые до сих пор не реабилитированы… С переводом в январе 1939 года на Устав колхоза, «Жизнь и труд» прекратила своё существование. Другими словами, была уничтожена.
Этот краткий экскурс в историю толстовского движения в Кузбассе неспроста. Ничего вам эта ситуация не напоминает? Современное отношение к толстовцам мало изменилось. Сегодня их никто, слава Богу, не травит, не репрессирует. Но насколько лучше невнимание и нежелание сохранить своё культурное наследие? Ведь это наше духовное достояние. Комиссия, решавшая вопрос о музее толстовской школы, интересовалась количеством экспонатов. Но дело-то не в количестве, а в ценности. Как объяснить это людям, далёким от идеалов добра и справедливости (а именно в этом заключаются основные идеи толстовцев), – очередной вопрос. Ведь мало получить место на одном из стеллажей в архиве краеведческого музея. Важно, чтобы экспонатами занимался человек, сведущий в этом вопросе, заинтересованный в том, чтобы они не пылились на полках, а были доступны людям. Почему, когда есть всесторонняя заинтересованность (а она есть: никто не сказал ни слова против музея от Новокузнецка до Москвы), нет единого решения проблемы? А как же, в конце концов, приоритетный нацпроект «Культура», в который вкладываются такие бешеные деньги? Это что, не имеет отношения к культуре? Или, может быть, это не так важно? Или не интересно? Очень важно и чрезвычайно интересно. Не понятно только, почему же так с места тяжело двигается?
Кстати, такое отношение к толстовцам не повсеместно. Это одна из особенностей Кузбасса. В других российских регионах дела обстоят несколько иначе. Мало того, вопросами культуры, идей и взглядов последователей Льва Толстого активно интересуются за рубежом. Америка, Япония, но не мы.
Меж тем коллекция музея при новокузнецкой толстовской школе пополняется. Потомки коммунаров «Жизни и труда» не отчаиваются и ни в коем случае не опускают руки. Музейная коллекция приводится в соответствие с официальными требованиями: экспонаты пересчитываются, описываются. Работа эта кропотливая, сложная, требующая времени и внимания, но она делается. В своё время Борис Васильевич Мазурин говорил, что выжить в сталинских лагерях ему помогла вера в светлое и доброе. Он так и говорил: «Вера должна быть силой жизни». Именно вера в то, что всё задуманное удастся осуществить, помогает толстовцам и сегодня. И дай Бог, чтобы у них хватило сил не сломаться.
г. Новокузнецк