Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Глава шестая. ТОЛКОВАТЕЛИ
Страница 5 из 7
М. Никитин
Среди «художественных» толкований первого брака в семидесятые годы приметное место принадлежало роману Михаила Никитина «Здесь жил Достоевский». Он, впрочем, написан ещё в середине 40-х, а впервые опубликован в 1956 г., но подлинный интерес, на наш взгляд, вызвал лишь 70-е, чему способствовало и предисловие К. Ломунова ко второму изданию, в котором тот отвечал на выпады против концепции Никитина: «Критики упрекали Никитина в том, что он подражает Достоевскому – и не только в языке, тоне и стиле романа, а и в трактовке отдельных персонажей. Так, исповедь чиновника-пьяницы Исаева они нашли «похожей» на исповедь Мармеладова из «Преступления и наказания», а в образе жены Исаева, Марьи Дмитриевны, обнаружили черты, присущие инфернальным героиням Достоевского. Нам кажется, что здесь дело не в подражании автора романа Достоевскому, а в чём-то ином. Напомним, что как установлено исследователями, Исаев послужил одним из прототипов Мармеладова. Не отсюда ли «мармеладовские» черты у Исаева в Никитинском романе? Исследователи давно указали на то, что история взаимоотношений Достоевского с М.Д.Исаевой и её первым мужем нашла отражение в его произведениях, в частности, в романе «Униженные и оскорблённые». И мог ли отсвет стиля и слога этих произведений не лечь на страницы романа Никитина?».[ 81 ]
«Подражание стилю Достоевского» - отнюдь не худшая черта. Как упоминалось выше, многие исследователи злоупотребляли переложением писем Достоевского и воспоминаний барона Врангеля. Стилистические заимствования настолько явны, что мы решились опубликовать их в сравнении с оригиналом (см. начало этой главы). Однако у Никитина подобных «параллелей» мы не обнаружили.
Проделанная Никитиным работа представляется весьма кропотливой. Пожалуй, в литературе 40-70-х гг., отражающей взаимоотношения с Исаевой, такое мастерское владение словом характерно только для Н. Арденса и Д. Бреговой. События «посткаторжного» периода вплоть до отъезда Исаевых в Кузнецк изложены очень подробно. Перед нами – хроника зарождения и утверждения чувства к Исаевой (с весны 1854г. по весну 1855г.). Полагаем, что книга М. Никитина опередила своё время лет на 20-30. Читатель не то что в 40-е, но даже в 50-е гг. вряд ли был готов к восприятию столь «психологического» феномена, как треугольник Достоевский-Исаева-Исаев. Критика же, скорее всего, вызвана не теми обстоятельствами, что «объявленно» ставились в вину Никитину, а его решимостью приподнять покровы «личного и сокровенного»…
Что касается версии, упомянутой К. Ломуновым, будто Исаев - прообраз Мармеладова, то подобная действительно существовала, и оправданно существует по сей день. Добавим: в образе Катерины Ивановны Мармеладовой достоевсковеды М.С. Альтман, Г.В. Коган и другие находили черты сходства именно с М.Д. Исаевой…[ 82 ]
Д. Брегова
Выход в свет в 1974 году объёмного романа Доры Бреговой «Сибирское лихолетье Фёдора Достоевского», после публикации уже упомянутых весьма приметных трудов о жизни и творчестве писателя (Л. Гроссман, Н. Якушин, П. Косенко, Н. Арденс, М. Никитин), казалось бы, удивить не мог никого. И, возможно, читатель, негодовал: переписывание одних и тех же источников, де, раздражает! Тем не менее, по ознакомлении с концепцией Д. Бреговой приходишь к выводу, что в осмыслении коллизий «кузнецкого венца» ей удалось занять собственную нишу. И дело не в том, что Достоевский – тема неисчерпаемая. Важно другое. Автор – женщина, а предыдущие работы, касавшиеся первой любви Достоевского, принадлежали, в основном, перу представителей сильного пола. Перед нами – волнующая «дамская» проза!
Из сцены прощания Достоевского с Исаевыми перед их поездкой в Кузнецк:
«Телега тронулась: Достоевский качнулся и приник к Марье Дмитриевне.
- Я не вынесу… Я умру…
- Ну что вы, голубчик… Крепитесь!
- Мы увидимся, и очень, очень скоро!...
- Ах, если б можно было!
- Будет можно, вот увидишь! Только жди, не забывай!
- Не сомневайся!...
Достоевский соскочил на землю и в последний раз посмотрел на Марью Дмитриевну. Врангель деликатно отвернулся.
Марья Дмитриевна первая обняла его:
- Как я буду без тебя?!
По щекам её текли слёзы. Он вытер их ладонью, потом взял обеими руками её голову и долго молча вглядывался в горячие глаза…
- Прощай! – Он нашел губами её губы. – Хотя нет: до свидания!
- До свидания, дорогой! До свидания!».[ 83 ]
В подобных тонах выдержаны многие места, которые, безусловно, впечатляли наиболее чувствительные сердца, чему способствовал и чистый, прозрачный стиль.
Мы отмечали в начале главы, что такой видный достоевсковед, как Л. Гроссман, начисто лишает свои книги «змиевского пассажа», то есть двух попыток Достоевского свидеться с Исаевой в Змиеве, для чего ей пришлось бы на время покинуть больного мужа. Брегова же – не упускает дополнительной возможности «потрактовать» опасный эпизод в романтическом ключе. Однако она «переромантизировала» даже Врангеля! Иные исследователи, следуя Врангелю, «обедняли» его мемуары, пересказывая собственными словами. Дора Брегова демонстрирует подход прямо противоположный. Воспоминания Врангеля несколько приукрашиваются. Письма же Достоевского к нему выступают субстратом для реконструкции душещемительных диалогов. Вот, например, встреча в Кузнецке двух соперников – Достоевского и Вергунова – в присутствии Исаевой:
«- А кто это Николай Борисович?
- Да разве я не писала Вам?
- Нет, я первый раз о таком слышу.
- Как же так…
- Так кто же это?
- Ну, как сказать… - Она замялась.
- Небось один из женихов?
Она опустила голову, промолчала…
- Прости, прости. Я так виновата…
- Что? Что? – повторил он, пугаясь и холодея.
- Я люблю его…
- Что?
- Да, я люблю его; конечно, я и тебя люблю; может быть, тебя даже более, но и его тоже…
Что-то тёмное, страшное надвинулось на него…
- Нет, я неправду сказала, - на лице её появилось новое, упрямое выражение, - я его больше люблю…
Руки Достоевского разжались и повисли, но уже через минуту им овладело странное спокойствие. Так вот что – кого-то другого она любит больше! И это за всё – за всю его долгую, страстную, преданную любовь! Ну что ж, хорошо!...
- Да он же в сыновья тебе годится! Нет, ты не можешь любить его!... Сколько же ему лет?
- Двадцать четыре.
- Двадцать четыре, а вам двадцать девять! Полноте, это несерьёзно!
- Он любит меня!...»[ 84 ]
Облик Вергунова в описании Бреговой достаточно привлекателен. Возможно, чисто интуитивно, она добивается даже большего, чем другие исследователи (так как каждая женщина в своём внутреннем подсознательном естестве – одновременно и романтик, и психолог!). Именно поэтому отвлечённые образы Бреговой представляются, порою, гораздо достовернее, чем точно сверенные с источниками «теории» первого брака, коими «просвещало» читателей большинство авторов. По общей тональности сочинённое ею сопоставимо с книгой М. Никитина. Но у Никитина отсутствует самый загадочный кузнецкий персонаж, Вергунов, которого Брегова наделяет такими свойствами характера, как чистота и простота души, «безоблачная ясность»: «Видимо, молодой человек был чист и прост душой: на все вопросы он отвечал с полной готовностью и смотря прямо в глаза – заподозрить его во лжи было невозможно. Что-то в нём было общее с Врангелем – скорее всего, именно чистота и безоблачная ясность. В то же время всё в ней ещё не устоялось».[ 85 ]
Расшифровка отношений Вергунова с Исаевой и вовсе удивляет непривычностью: «Вергунов тянулся к Марье Дмитриевне потому, что надеялся найти в ней руководителя, и тем самым вызвал у неё материнское чувство – ведь она так добра, так любит опекать молодых людей обоего пола! Эти взаимные чувства оба приняли за любовь, но никакой любви нет, а только одно сплошное недоразумение: какой уж из неё руководитель! Ведь она, бедняжка, так слаба и сама нуждается в руководителе!».[ 86 ]
В 70-е годы написанное выглядело очень свежо. Д. Брегова не боится мыслить. Более того – опровергать и «опрокидывать» концепции, и отнюдь не только Любови Фёдоровны, хотя её, пожалуй, отвергает решительней всех-иных. Потому что Любовь Фёдоровна по натуре – скептик, причём озлоблённый, а Д. Брегова – воплощение восторженности.
Что касается высказываний Ф.М. о Вергунове – то могла ли на них положиться Д. Брегова – ведь они весьма противоречивые. То «сердце у него злое», то – «он того стоит», всё это – про Вергунова, и если Достоевский непоследователен в оценках, не доказывают ли подобные разноречивости, что в любви главное – не логика, а чувства.
«Реконструкция» второй встречи с Исаевой в Кузнецке отражает грозовой настрой назревающих событий:
«- Он бывает?
Против воли голос его сразу стал строгим и тусклым.
- Бывает, - коротко ответила Марья Дмитриевна, тотчас поняв, о ком он говорит. И вздохнула.
- Ну, и… как же? – Не ответ, а вздох Марьи Дмитриевны сразу вернул его ко всем тревогам и заботам.
- Это такое сердце, - проговорила она, отстраняясь. – Ах, если бы ты знал, какое это чистое, нежное, доброе сердце!...
- Значит, он понял, что не пара тебе? Ну, слава богу! Конечно же, с ним ты не была бы счастливой.
- Как знать… - повторила она задумчиво.
- Но… ведь ты же любишь меня, - сказал он, несколько смешавшись.
- Да, конечно… Однако и его тоже.
- Его тоже? Что ты говоришь?...
- Ты пойми: он совсем особенный… он ребёнок, и если иногда что нехорошее делает, … то совсем не понимает этого… Хотя и любит меня, очень любит… Я же говорила тебе, что он очень даже способен на самопожертвование, что это золотое сердце…».[ 87 ]
По версии Д. Бреговой, поведение Вергунова меняется в момент третьей поездки Достоевского в Кузнецк. Он «потускнел и осунулся», но от Исаевой не отрекается: «(Он) просто не представляет себе, как это я перееду в другой город и уже не буду в Кузнецке. Что он даже согласен со мной не видеться, но ему обязательно надо знать, что я где-то поблизости, чтобы иметь возможность, если станет совсем невмоготу, постоять на другой стороне улицы, глядя, как мелькает за занавеской моя тень, или подстеречь минуту, когда я выхожу из дома. Такой странный!».[ 88 ]
Таким образом, Д. Брегова превращает Вергунова в покорного воздыхателя, который готов переехать за Исаевой в другой город, чтобы тайком подглядывать за её мелькнувшей тенью в окне. На следующей странице она намекает на планы Вергунова навсегда остаться холостым. Конечно, ей пока не известно, что Вергунов женится в 1865 году, то есть после смерти Исаевой, очевидно, посчитав себя свободным, о чем красноречиво рассказывают документы, найденные лишь недавно. Они же доказывают, что Вергунов был не робкого десятка, совершал порой стремительные и отчаянные поступки и умел защитить свою честь. Отсюда – вывод: отнюдь не слабость подвигла Вергунова уступить Достоевскому Исаеву.
Как и прочие авторы, Д. Брегова предвенчальную сцену «соития Вергунова с Исаевой» не описывает. Тайное свидание в ночи, де, - миф. Воспоминания Любови Фёдоровны хоть и не замалчиваются, но используются осторожно. В схему, созданную Д. Бреговой, слишком прямолинейные оценки Л.Ф. не укладываются…
Э. Румянцева
Романтический флер, коим овеяна связь Исаевой с Достоевским, в 70-е годы отражается не только в произведениях художественных, но даже в учебных пособиях. В 1971г. Э.М. Румянцева публикует в издательстве «Просвещение» биографию Ф.М. Автор поминает о Врангеле - «друге и наперснике в бурно развивавшемся романе». Изложение докузнецкого периода чрезвычайно сжато, что, впрочем, понятно: книга для учащихся должна содержать наиболее значительные вехи истории. Некоторые искажения наблюдаются в формулярных данных Н.Б. Вергунова, - он почему-то назван «учителем уездной школы в Томске», хотя в действительности служил в кузнецком приходском училище. Перипетии любовного треугольника поданы лаконично: «Мария Дмитриевна была натурой неуравновешенной, мятущейся. После смерти мужа она получила предложение от Н.Б. Вергунова, учителя уездной школы в Томске. «Её счастье я люблю более моего собственного», - писал Достоевский и стал хлопотать, чтобы как можно лучше устроить будущую семейную жизнь Марии Дмитриевны и Вергунова. Достоевский просил Врангеля помочь Вергунову перейти в другую школу, чтобы обеспечить Марию Дмитриевну материально. Мария Дмитриевна была бесконечно привязана к Достоевскому и всё же колебалась и сомневалась в определении своей судьбы. Черты её личности отразились в образе Катерины Ивановны в романе «Преступление и наказание» и в образе Настасьи Филипповны в романе «Идиот». О Марии Дмитриевне в эти годы Достоевский писал: «что-то каждую минуту вновь оригинальное, здравомыслящее, остроумное, но и парадоксальное, бесконечно доброе, истинно благородное… у ней сердце рыцарское: сгубит она себя». Он старался помочь Марии Дмитриевне, как мог… Но в то же время Достоевскому мучительно тяжело. Он то ведёт разговоры с Вергуновым о его жизни с Марией Дмитриевной и становится его другом, то ссорится с ним, доказывая, что Вергунов с Марией Дмитриевной не могут быть счастливы».[ 89 ]
Находим и досадные «промашки», основанные на некритическом отношении к мемуарам П.П. Семенова-Тян-Шанского. Э. Румянцева полагает: Достоевский после свадьбы «прожил две недели» у названного ученого в Барнауле, что опровергается другими свидетельствами. Впрочем, зная авантюрный склад великого писателя и рассказ Врангеля о тайных поездках в Змиев (с инсценировкой, будто бы Ф.М. вовсе из Семипалатинска не отлучался), а также имея ввиду странное несоответствие в дате, проставленной на прошении Белихова об обвенчании новобрачных священнослужителями города Кузнецка, помеченного 1 февраля (когда Достоевский уже в дороге!), невольно задаёшься вопросом – где истина, а где неправда. Пытаемся вновь себя перепроверить: а не подправлены ли числа, соответствующие отъезду в Кузнецк и возвращению в Семипалатинск (через Барнаул) именно Достоевским? И, возможно, Семёнов-Тян-Шанский как раз точен, а Достоевский снова как бы дезинформирует потомков – ведь тайн, сопутствующих «кузнецкому венцу», накопилось столь много, что ничему не удивляешься…
Не исключено, что Достоевскому следовало быть на службе в Семипалатинске в строго определённое время, и нужный отпуск (месячный!) могли ему в полной мере не предоставить. Отсюда – договорённость с командирами о более длительной (чем официально разрешённой) отлучке под предлогом, например, болезни. Рискованная проделка тщательно скрывается в документах и письмах, которые читаются цензурой (и не потому ли, кстати, ему иногда приходится отправлять послания через знакомых, о чем он сам сообщал, см. 28-й том Сочинений). Так что предосторожность не помешает - в случае, если устно разрешённая «самоволка» существовала! И тогда авторитет Семёнова-Тян-Шанского, как добросовестного фиксатора событий – сомнению не подлежит…
«Материалы и исследования» и «Новые материалы и исследования»
В целом 70-е годы в достоевсковедении, по сравнению с предыдущим десятилетием – это, скорее всего, не качественный, а количественный скачок. Что касается брака с М.Д. – в оборот не вводится практически никаких не рассмотренных ранее источников, концепции тоже не отличаются разнообразием. Выходит в свет немало литературы – и, главное, ПСС, но в нём мы находим не так уж много «открытий». Исключение из правила составляет, пожалуй, публикация посланий Н.М. Достоевского к А.М. Достоевскому в «Новых материалах и исследованиях» (1973) в серии «Литературное наследство» (фолиант под номером 86). В письмах - лестные оценки личности Исаевой: «…Жена его Марья Дмитриевна, по умершему первому мужу Исаева, по показанию приезжих оттуда, наипрелестнейшая и умнейшая женщина. Брат знал её ещё при жизни первого мужа и когда сам он был ещё в ужасном положении, она принимала в нём большое участие, помогала ему, быв сама не в слишком хороших обстоятельствах. По смерти мужа она осталась совершенно в беспомощном состоянии с шестилетним ребёнком и тогда-то брат женился на ней и живёт очень счастливо…» (1858).[ 90 ]
Огорчают неточности - искажен, например, возраст пасынка Ф.М.
В том же томе обнаруживаем ещё одно сообщение Н.М. Достоевского от 18 ноября 1862г. - в нем также фигурирует Исаева: «Жена его очень добрая особа, но жаль, что очень больная женщина. У ней чахотка, и только тридцатилетний возраст не даёт скоро развиться этой болезни…».[ 91 ]
Вообще, имя Исаевой в исследованиях тех лет мелькает довольно часто. Другое дело, что излагается, в основном, уже известная канва событий. Неожиданностью ракурса привлекают внимание лишь некоторые места упомянутых выше книг, справочного аппарата к Полному собранию сочинений или к отдельным изданиям произведений Достоевского (особенно нужно отметить вышедший в 1970г. в «Науке» роман «Преступление и наказание», прокомментированный Г.Ф. Коган). Маленькие сколки «кузнецкого венца» - и в первом выпуске «Материалов и исследований»: В.А. Туниманов, в развитие своих более ранних гипотез 60-х гг., вновь обращается к размышлениям Достоевского у гроба жены в контексте рассказа «Кроткая»: «Ситуация «Кроткой», - пишет он, - и завет Христа ведут к словам Достоевского, записанным у гроба его первой жены, М.Д. Исаевой: «Возлюбить человека как самого себя, по заповеди Христовой, - невозможно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует...».
Из сказанного следует, что Исаеву Достоевский не в состоянии был «возлюбить как самого себя» из-за неумолимого «закона личности». И тогда вполне очевидно, что в угоду собственному Я (которое в творчестве Ф.М. – категория доминирующая, подчиняющая обстоятельства) Достоевский может Исаевой и поступиться. Что он и делает, пренебрегая ею ради иных увлечений. Именно к такому выводу подталкивает нас, сегодняшних, приведённая В.А. Тунимановым аналогия, однако в его словах она не угадывается, а как бы домысливается читателем. 70-е – время иносказаний…[ 92 ]
О полемике полувековой давности
В Сибири в 70-е годы семипалатинский период Достоевского прилежно изучала М.М. Громыко. В 1975г. она выступила со статьей, посвящённой «Запискам из Мёртвого дома». Новых сведений о «кузнецком венце» публикация не содержала. Однако М. Громыко обращала внимание на известную в среде достоевсковедов полемику 20-30-х гг. Сам факт возвращения к некоторым нюансам историографии - позитивен, ибо читателям дали понять, что в теме «Достоевский и Сибирь» есть увлекательная и далеко неоднозначная «история вопроса». Увы, в поле зрения автора - лишь столкновение мнений Б. Герасимова и В. Зазубрина на страницах альманаха «Сибирские Огни» (называлось также имя Г. Вяткина). На самом деле, как подробно сказано выше, к трудным поискам истины подключились и другие исследователи (в частности, А. Кручина, Д. Ярославцев и В. Шемелев). М. Громыко пишет: «… В 1926-1927гг. на страницах «Сибирских Огней» неожиданно вспыхнула полемика о месте отбывания каторги и ссылки Ф.М. Достоевским. Тем более неожиданная, что именно в этом журнале в январе 1925г. Г.Вяткиным был опубликован «Статейный список о государственных преступниках, находящихся в Омской крепости, в каторжной работе 2-го разряда июня 11 дня 1850 года», подписанный подполковником Де Граве и содержавший подробные данные о Достоевском. Тем не менее, через год с небольшим В.Зазубрин в очерке «Неезжеными дорогами» заявил, что Достоевский сидел в г.Кузнецке в тюрьме, в камере №6 (какая точность!) и что до «нашествия скопищ Рогова», разрушивших кузнецкую тюрьму, «камера Фёдора Михайловича показывалась посетителям» (?!). Это был не единственный фантастический факт о жизни Достоевского в Сибири в этом очерке. Очерк поразительно уживался в одном номере журнала с обстоятельной статьей «Ф.М. Достоевский в Семипалатинске», учитывавшей и «Воспоминания» А.Е. Врангеля, и письма Достоевского, и некоторые материалы из местного архива о семипалатинском окружении Достоевского. В статье, в частности, был четко оговорен короткий выезд в Кузнецк, только в отпуск (в это время Ф.М. Достоевский находился на военной службе), для венчания с М.Д. Исаевой. Статья шла за подписью Б. Г-в и принадлежала, по-видимому, перу Бориса Герасимова. Этот же автор в апреле 1927г. дал фактическое разъяснение о сроках и местах пребывания Достоевского в ссылке, отметя вымышленные утверждения В.Я. Зазубрина и некоторых досужих старожилов Усть-Каменогорска, горевших естественным желанием связать побольше знаменитых имён с историей родного города, а также тех жителей Семипалатинска, которые показывали «заброшенные копи, где работал Фёдор Михайлович»… Перу Герасимова же принадлежит статья в Сибирской Советской Энциклопедии о пребывании Достоевского в Сибири, где четко изложена фактическая канва событий… К этому времени в распоряжении Б. Герасимова была публикация первого тома «Писем» Ф.М. Достоевского, вышедшего в 1928г…».[ 93 ]
В. Дроздов
М. Громыко излагает исторические и историографические факты довольно точно - в отличие от некоторых авторов газетных и журнальных статей, часть коих в Сибири в 70-е годы грешила искажениями. Так, В. Дроздов в журнале «Огни Кузбасса» в 1971г. в очерке, приуроченном к 150-летию Достоевского, допускает прямые незакавыченные заимствования из книги П. Косенко «Иртыш и Нева». Приводим доказательства:
П. Косенко:
«Исаев начал страшно пить и быстро совершенно опустился… Интерес Фёдора Михайловича к женщине… превратился в чувство исключительной силы и остроты… Сила вспыхнувшей любви Достоевского, исключительное богатство… его духовного мира, которые она не могла не оценить, увлекли её… На пути к соединению стояло два… препятствия – её замужество и бесправное положение Достоевского».[ 94 ]
В. Дроздов:
«… А.И. Исаев… начал страшно пить и быстро совершенно опустился. Интерес Ф.М. Достоевского к… женщине превратился в чувство исключительной силы и остроты. Сила вспыхнувшей любви Достоевского, богатство его натуры и внимание, в котором так нуждалась Мария Дмитриевна, вызвали взаимное чувство и у неё. Но на пути к их соединению было два препятствия – замужество М.Д. Исаевой и бесправное положение Ф.М. Достоевского».[ 95 ]
В. Дроздов переписывает у П. Косенко чуть ли не целые предложения. Причем там, где он проявляет инициативу и отходит от стиля понравившейся ему повести, происходят явные недоразумения. В частности, он сообщает, что весной 1855г. «мужу М.Д. Исаевой предоставили место управляющего трактирами в Кузнецке», тогда как на самом деле должность Александра Ивановича называлась так: заседатель по корчемной части. «Казаков сад» превратился в «Казаковский сад». Во фрагментах, переданных своими словами, публикация В. Дроздова походит на школьное сочинение. Но как только он прибегает к фразам, взятым из чужой работы (например, таким, как «счастливый исход его мучительной любви», сравним с.57 у Косенко и с.77 у Дроздова), сразу чувствуется профессиональное перо.
П. Косенко:
«Вести из Кузнецка шли самые тревожные. Мария Дмитриевна устала от бесконечной борьбы с нищетой… Она осторожно спрашивает совета у Достоевского, как ей поступить в случае, если будет к ней свататься пожилой обеспеченный человек… Фёдор Михайлович с невероятной энергией предпринимает… попытки «уладить» свои запутанные дела… С первым же письмом Врангелю в Петербург… Достоевский отправляет и другое, адресованное герою Севастопольской обороны Эдуарду Ивановичу Тотлебену…».[ 96 ]
В. Дроздов:
«Скоро из Кузнецка стали приходить самые тревожные вести. М.Д. Исаева устала от бесконечной борьбы с нищетой. С осторожностью, как ей поступить в случае, если будет к ней свататься обеспеченный человек, она спрашивает совета у Ф.М. Достоевского… С огромной энергией он ищет пути улаживания своих запутанных дел. Он направляет письмо своему другу А.Е. Врангелю, переехавшему… в Петербург, адресованное герою севастопольской обороны Э.И. Тотлебену…».[ 97 ]
Не будем утомлять читателя перечислением других подобных «параллельностей». Их много. Остаётся пожалеть местных любителей творчества Достоевского. Тем более, что у В. Дроздова встречаем, как уже сказано, немало фактологических ошибок. Так, Дроздов утверждает, что Достоевский отправился в Кузнецк из Семипалатинска 1 февраля 1857г., что не соответствует действительности. Хотя, в целом, верно отражены свадебные перипетии, однако опять же находим здесь очередное злоупотребление. В. Дроздов: «В церковь собрался чуть ли не весь Кузнецк. Свадьба была пышной, заботы по её устройству взяла на себя жена исправника А.Н. Катанаева. В эти дни Фёдор Михайлович был спокойно счастлив, весел, кузнецкое «общество» им было очаровано. Он постоянно бывал с женой на вечерах, много танцевал, охотно играл в карты по маленькой». (А вот схожий текст Косенко: «Заботы по устройству свадьбы взяла на себя жена исправника Анна Николаевна Катанаева… Церемония получилась весьма пышной. В церковь собрался чуть не весь Кузнецк… Фёдор Михайлович был спокойно счастлив; … кузнецкое «общество» было им очаровано. Он постоянно бывал с женой на вечерах, много танцевал…, охотно играл в карты по маленькой»).[ 98 ]
Аналогичный прием – в описании эффекта, которое произвело на Семёнова-Тян-Шанского чтение «Записок из Мёртвого Дома» накануне венчания Достоевского. В. Дроздов: «Тот был потрясён силой и правдой нарисованных картин каторги». (У П. Косенко: «Семёнов был потрясён силой и правдой нарисованных его другом картин каторги»).[ 99 ]
А. Мазюков, В. Соскин, Н. Яшина
С сожалением констатируем, что сибирское «достоевсковедение» в 70-е гг. не всегда выглядело достаточно профессионально. А. Мазюков в августе 1970г. оспаривает версию, что Достоевский якобы «отбывал наказание в кузнецкой крепости». То же самое, впрочем, он делает и в 60-е годы (см. выше). Причём, видимо, безуспешно, поскольку даже в солидных монографиях неверные сведения об отбывании Достоевским срока именно в указанном месте все же бытовали. Мазюков одного такого автора называет по имени, но в разъяснениях опять-таки неточен. Так, он считает, что кузнецкая крепость построена в 1618 году, тогда как она начала возводиться только в конце XVIII века. Читаем: «… Длительное время бытовало ошибочное мнение, будто великий русский писатель Фёдор Михайлович Достоевский отбывал наказание в Кузнецкой крепости, построенной, как известно (!!! – авт.) в 1618 году. В крепости действительно побывало немало участников революционного и демократического движения (??? – авт.), тех, кто выступал против крепостничества и самодержавия. Это обстоятельство не могло не найти отражения в документах прошлого. Так, первый съезд крестьянских депутатов Кузнецкого уезда, состоявшийся в марте 1918 года, под влиянием широко распространённой версии о причастности Ф.М. Достоевского к Кузнецкому острогу и в какой-то степени (??? – авт.) выдавая желаемое за исторически достоверное событие, в перечне своих важнейших мер по отделу народного образования утвердил пункт «Об увековечивании памяти писателя Ф. Достоевского, отбывавшего ссылку в Кузнецке». В постановлении крестьянского съезда указывалось: «Единогласно решено на средства Совета и добровольные пожертвования приобрести дом, где жил Достоевский, организовать в нём музей и библиотеку-читальню». Намечено было в камере тюрьмы, где якобы находился писатель, устроить читальню и в городе установить памятник… В 1921 году исполком Кузнецкого уездного Совета ещё раз возвратился к имени Ф.М. Достоевского, но на этот раз в постановлении просто отмечается о присвоении городской библиотеке имени писателя… Тем не менее версия эта оказалась живучей. Например, новосибирский автор В.Л. Соскин в «Очерках истории культуры Сибири в годы революции и гражданской войны», вышедшей пять лет назад, ссылается как раз на постановление крестьянского съезда».[ 100 ]
То, что факты биографии Достоевского искажались учеными, удивляться не приходится – тому мы приводили уже примеры. Вот ещё: кандидат наук Н. Яшина в заметке «Пафос творчества», опубликованной в газете «Кузбасс» 11 ноября 1971г., критикуя «буржуазных идеологов», которые «пытаются объявить Достоевского гением психопатологии», попутно сообщает, что «в Кузнецке Достоевский был два раза» (однако Ф.М. приезжал в Кузнецк трижды!), и что «15 февраля он (Достоевский, - авт.) ведёт к алтарю местной церкви горячо любимую женщину…» (но венчание состоялось, как известно, 6 февраля, Н. Яшина ошиблась в дате, - очевидно, вслед за исследователем Л. Гроссманом, но не ссылается на него).[ 101 ]
В. Мелих
В 1971 году к юбилею писателя в Новокузнецке организовали выставку. К её подготовке оказались причастны видные краеведы и старожилы К.А. Воронин и бывший фельдшер Борисенко, а также директор городского музея П.В. Кононова. Среди экспонатов привлекала внимание фотокопия статьи Валентина Булгакова (1904). Однако пропаганда «кузнецкого венца» была не столь успешна, как могло казаться. Даже ознакомившийся с экспозицией корреспондент сбивается на вопиющую неточность и пишет о «годах жизни» (!!!), проведённых Достоевским в Кузнецке. Из заметки В. Мелиха от 31 октября 1971г.: «… Наиболее богато иллюстрированными фотографиями оказались годы жизни, проведённые писателем в Кузнецке… Есть здесь и фотографии старой лиственницы – свидетельницы прогулок Фёдора Михайловича по Кузнецку. Она и сейчас стоит на Советской площади. Есть фотокопия статьи В.Ф. Булгакова… Эту фотокопию сотрудники нашего музея получили из ленинградской библиотеки им. Салтыкова-Щедрина… Некоторые снимки, в частности, единственная в своём роде фотография дореволюционного Кузнецка с улицей Достоевского, позаимствована у бывшего фельдшера Борисенко. (Добавим: в конце 70-х «лиственница Достоевского» помешала башенному крану при прокладке объездной дороги и её бестрепетно срубили, - авт.).
- Материалы, - рассказывает научный сотрудник К.А. Воронин, - к открывающейся выставке были собраны не за один месяц. Директор музея П.В. Кононова долго вела переписку с домом-музеем Достоевского, московскими и ленинградскими библиотеками…».[ 102 ]
Л. Сербин
К «кузнецкому венцу» Достоевского в те поры также проявляет интерес новокузнечанин Л. Сербин. Судя по всему, ему знакома работа Валентина Булгакова . Однако автор не избегает неточностей. Так, в октябре 1971г. Сербин неосторожно сообщает, что «…около сорока дней (!!! – авт.), в общей сложности, пробыл Фёдор Михайлович Достоевский в Кузнецке».[ 103 ]
Тот же Л. Сербин поведал о крайне занимательных фактах из истории Дома Достоевского. Из его статьи «Здесь жил писатель» узнаём, что реставрация упомянутого памятника – уже на повестке дня, о ней говорят (но, увы, упорно не осуществляют, ограничиваясь лишь скоротечными ремонтами): «…Пройдёт немного времени, и реставраторы вернут домику первоначальный вид. А пока здесь заканчивается очередной ремонт. Сохнут крашеные полы, лучи скупого осеннего солнца играют на свежевыкрашенных окнах.
Леонид Иванович Шабалин по-хозяйски обходит небольшую усадьбу…
- Я ещё не застал в живых сыновей того самого крестьянина Михаила Дмитриева, который был свидетелем венчания Исаевой и Достоевского. Отец мой Иван хорошо знал своего соседа. Дома стоят рядом. Человек он был добрый и отзывчивый. Отец сказывал, что овдовевшей чиновнице Исаевой большую помощь оказал в её несчастье. Да и поручительство при венчании на себя взял. Теперь остались только внуки Михаила, да и те поразъехались. В доме долгое время жили три богомольные старухи. Придут, бывало, школьники или студенты, а то и заезжие гости к домику, станут расспрашивать, а старухи их даже в дом не пускали.
Вот тогда-то и пошла по соседям Агнесса Павловна Ващенко. Собрала она жителей улицы Достоевского на собрание, и порешили они всем миром написать письмо депутату.
«Мы, общественность и жители округов 17-21, просим содействия в открытии филиала краеведческого музея в доме №40 по улице Достоевского. Как известно, в этом доме жил великий русский писатель Фёдор Михайлович Достоевский. К дому часто приходят те, кто интересуется творчеством писателя, и часто обращаются к нам с просьбой рассказать о том времени, когда Фёдор Михайлович был в Кузнецке. В нашем районе много исторических мест, и усадьба бывшего портного Дмитриева была бы ещё одним свидетельством исторической ценности старого Кузнецка. В этом доме мы собираемся открыть общественную библиотеку, и просим вашего содействия и поддержки».
Через месяц дом отдали в распоряжение энтузиастов. Агнесса Павловна вместе с учащимися соседних школ привела в порядок запущенные комнаты, побелила стены. Так состоялось торжественное открытие общественной библиотеки имени Фёдора Михайловича Достоевского. В её фондах было более тысячи экземпляров книг, собранных у населения. Сейчас библиотека государственная, имеет штатного работника и около шестисот читателей».[ 104 ]
Напомним – «обобществление» памятника истории осуществилось в 1962 году. Во время «оттепели». Чему, возможно, невольно содействовала упомянутая «богомольность» населявших дом старушек. Хрущев отличался особым атеистическим «зудом» именно в период означенной «реквизиции». В начале 1960-х гг. в Кузбассе закрыты Знаменская церковь в Кемерове, Вознесенская в Верхотомке и Покровская в Ленинске, поэтому гонениям на верующих удивляться не приходится. Огорчительно, что к расправе над «униженными и оскорбленными» оказалось причастно имя Достоевского. Тем не менее, Л. Сербин заканчивает статью оптимистично: «У этого дома теперь есть паспорт, и он зарегистрирован как исторический памятник. Большую заботу о нём проявляет сотрудник городского краеведческого музея Константин Александрович Воронин. Это он главный инициатор открытия мемориальной комнаты, он первым оформил уголок, посвящённый памяти писателя, в библиотеке, многие фотокопии документов, относящиеся к кузнецкому периоду жизни Достоевского, получены из музеев страны Константином Александровичем… В отделе культуры горисполкома мне рассказали о мероприятиях этого юбилейного года. Это и открытие бюста и мемориальной комнаты в доме, где бывал Достоевский, и реконструкция всей усадьбы…».[ 105 ]
Заметим – Л. Сербин оперирует термином «кузнецкий период Достоевского». Он будет взят на вооружение немногим позже как один из аргументов для открытия мемориала в Новокузнецке (дескать, означенный «период» отнюдь не укладывается в 22 дня, проведённых Достоевским в Кузнецке, а длился по крайней мере два года, когда помыслы его были обращены к этому городу, а то и всю жизнь, ибо отблески «кузнецкого венца» находим даже в «Братьях Карамазовых»). Пока же – лишь разговоры о «реконструкции». Именно – разговоры, потому что до открытия музея ещё десять лет, а о хлопотной реставрации мечтают только романтики, но и они пребывают в постоянной тревоге: известно, что, руководствуясь как раз «заботой о памятниках», в Новокузнецке уничтожили несколько старинных зданий, в том числе дом священника Тюменцева, венчавшего Достоевского. Их разобрали якобы для того, чтобы потом восстановить «по науке», и – собрать забыли…
«Счастливые и грозные кузнецкие дни»
Сказанное как нельзя лучше объясняет, почему один из авторов этой книги, очутившись в середине 70-х годов в Кузбассе, в публикациях той поры особое внимание уделял Дому Достоевского и его сохранности. Из очерка «Счастливые и грозные Кузнецкие дни» от 05.03.1977г.: «Дом Достоевского… Он сохранил кусочек того короткого счастья, что приютилось под его крышей в кузнецкие дни великого писателя… Он, мне кажется, один из важнейших памятников Кузбасса по своей причастности не столь к мимолетному пребыванию здесь Достоевского, сколь к тому, может быть, самому яркому и важному событию в его сибирской жизни – «грозному чувству» к Исаевой…».[ 106 ]
Вслед за П. Косенко берётся на вооружение понятие «грозное чувство», коим сам Достоевский определил свои отношения с М.Д. Исаевой. Однако главное, что отличало «кузбасскую» публицистику 70-х гг. - острая полемическая направленность: на повестке дня стояло сбережение Дома Достоевского и открытие мемориального музея. Большую помощь оказывали москвичи, и особенно – авторитетный достоевсковед Галина Владимировна Коган, подписавшая, наряду с другими видными литераторами, известное письмо, опубликованное в «Литературной Газете» еще в 1965г., - в нём говорилось о памятных местах, связанных с Достоевским, и, в частности, о Кузнецке. Названный материал и стал отправной точкой для развернувшихся вскоре «баталий». Из статьи «Кузнецкие дни Достоевского» от 21.08.1977г.:
«… В 1965 году в «Литературной Газете» было опубликовано письмо за подписями виднейших литераторов нашей страны. Письмо касалось уцелевших памятных мест Достоевского в Сибири. Семипалатинский дом, в котором жил Достоевский после каторги, и дом в Старокузнецке рассматривались как ценнейшие памятники мировой культуры…
Как сообщает заведующая Московским музеем-квартирой Достоевского Г.В. Коган (её подпись тоже стоит под упомянутым выше письмом), особый интерес вызывают памятные места, связанные с сибирским периодом Достоевского…
Московский музей Достоевского готов оказать всемерную помощь серьёзному становлению ценнейшего памятника мировой культуры, расположенного в нашем крае. Помощь эта выразится в широкой поддержке экспонатами, фотоматериалами, документами, ценными изданиями, а также в научной консультации и постоянном тематическом руководстве.
Тем более огорчительно, что в самом Кузбассе ещё бытуют сомнения: а так ли уж велика роль М.Д. Исаевой в жизни Достоевского?... И почему речь идёт о доме-музее Достоевского, коль жил в старокузнецком домике не сам Достоевский, а Исаева…
Я беседовала с заместителем председателя Новокузнецкого горисполкома П.Н. Свистулой. Выяснилось, что дом поставлен на капитальный ремонт. Однако предполагается не реставрация, а обычный ремонт в побелкой и покраской, после чего опять откроется библиотека.
Но каковы же планы на будущее? Ведь вполне очевидно, что такое положение дома нестабильно. Да, нестабильно, подтвердил П.Н. Свистула. Дом ветхий. Исчезли ставни. Неизвестно, какие были наличники – сейчас никаких не осталось. Внутри перегородки переставлялись, так что теперь всё уже вовсе не такое, как было при Достоевском. Вывод?
Предполагается домик разобрать и выстроить новый. Здесь же рядом. А может быть, в ином месте. Дом будет из доброго дерева, которому привлечённый специалист постарается придать вид старины, так что «аромат времени» не пострадает…
В случае с домиком Достоевского, мне кажется, нужна особая осторожность. Имеется негативный опыт разборки памятных домов, которые уже никогда не «воскресли»…
Также безвозвратно утрачена при сноске старого кузнецкого кладбища надгробная плита чиновника по питейной части Александра Ивановича Исаева. А между тем первый супруг Марии Дмитриевны Исаевой послужил прототипом для Мармеладова… Кроме того, по свидетельству уроженца… Кузнецка Валентина Фёдоровича Булгакова, последнего секретаря Л.Н. Толстого, эта плита была водружена Достоевским и Исаевой в 1857 году, и надпись на ней составлена была Достоевским.
Так что если время пощадило домик Достоевского и стоит он на своём месте без каких-либо других повреждений, то не лучше ли прибегнуть ко всем средствам консервации, имеющимся у сегодняшней реставрационной науки, чтобы сохранить его?... Он принадлежит не только Кузбассу, но и мировой культуре, так что требует бережности и внимания в соответствующих масштабах…».[ 107 ]
Коллектив авторов.
Все права на материалы данного сайта принадлежат авторам. При перепечатке ссылка на авторов обязательна.
