Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.

 

 Выпуск восьмой

 Изящная словесность

Слова изнашиваются ещё до того, как произносятся.

Би Дорси Орли

Ирина Юсупова

ДУХ ЛЕСА

Посвящается СОЛ «Волга»

 

Ну, наконец-то!

Наконец, она здесь. Весь год она так часто думала, как войдёт в этот сказочный лес, как обнимет любимую сосну, как будет говорить со всем этим дивным окружением, что сейчас не могла ничего ни сказать, ни сделать. Просто стояла и улыбалась…

Может, она и вправду, «не того»? Ведь нельзя же вот так любить просто лес, чтобы на этот раз пожертвовать даже замужеством.

Это местечко, которое деревенские называли не по-книжному, а по-своему – «Лисий лес» на берегу верхней Волги, она знала с детства. Сначала её брали сюда с собой родители – здесь была расположена турбаза от института, где они работали. Потом она и сама поступила в этот институт, и частенько спрашивала себя, уж не из-за турбазы ли? Институт был «мужской» и технический, и ей, с её ну, совершенно не «технарским» характером, было очень сложно учиться в нём. Но родители помогали, она сама была упрямая, и диплом получился чуть ли не пятёрочный. Знание языка плюс «корочки» всё ещё внушающего уважение вуза позволили, в общем-то, неплохо устроиться. Хорошая стабильная фирма, хороший оклад, по-своему хорошее, не пристающее не по делу начальство… и абсолютно неинтересная и нелюбимая работа… Хотя, как и у очень многих в наше время… Может, ещё и поэтому, так устав за весь год от этой борьбы с самой собой, она так рвалась сюда.

Она пошла, раскрыв руки и закрыв глаза. И было совсем не важно, что по пути попадалась крапива, что комары облепили все открытые участки тела… Хотя она и знала здесь каждый кустик, каждую полянку и тропинку, но почему-то этот лес никогда не надоедал, ни приедался. Как любимая потрёпанная игрушка, как зачитанная до дыр книга…

Она, конечно же, отдыхала и в других местах. Подружки затаскивали на юг. Институтская компания всё ещё никак не хотела угомониться, и могла за день-другой собраться и укатить аж на самый край земли… И везде ей очень быстро надоедало. Тянуло обратно, домой, а потом… потом она брала билет, тряслась три часа на электричке,… потом автобус или попутка,… и, здравствуй, лес и Волга!

Сейчас попасть на турбазу мог любой желающий, а не только сотрудник института. С развалом страны кончились режимные страсти, и были бы только деньги – приезжай, кто хочешь. Деньги у неё теперь были, и она опять сбежала сюда из города. И, причём, почти из-под венца.

Вообще-то, с Алексеем ей крупно повезло. Все так считали. Красивый, высокий, спортивно сложённый. Умница, каких мало, да ещё плюс ко всему, из очень интеллигентной семьи. Всего на три года старше её, а уже руководитель отдела. Не курит, не пьёт, своя квартира, …ну, что ещё можно пожелать? И, тем не менее… Она «выпендривалась», как говорила Наташка. Сколько он звал её замуж – уже и не сосчитать… «Дура ты, Светка, …ох, дура!» – Наташка, на самом деле, и сама была бы не прочь выскочить за него, это точно. Да и не она одна. Девчонки с фирмы так и липли к нему, и как он только выдерживал их натиск? А вот она… Она и сама не могла в себе разобраться. Нет, ну стоило подойти к зеркалу, и возникал резонный вопрос: что же он в ней такого нашёл? Маленькая, тощенькая, так и не ставшая к своим уже почти двадцати восьми женственной. Вся офисная «униформа» сидела на ней просто комично, даже если была куплена за очень немалые деньги. Она скорее напоминала мальчика-подростка, и, видимо, поэтому, единственное, что ей шло – джинсы и свитера, которые в офис не наденешь. Лицо – самое обычное, волосёнки – тонкие и непослушные, вечно, напоминая одуванчик, торчали во все стороны. И когда они где-то бывали вдвоём, она постоянно ловила на себе недоумённые взгляды женщин: «Как? Этот красавчик – и вот с этой вот мымрой?» Конечно, она была не монахиня. И уже давно приучила родителей, что замужество и секс – вещи никак не связанные. Часто оставалась у него, но… скорее, чтобы уступить и не обидеть, а не от своего какого-то безумного желания. И утром, даже если это был выходной, находила «совершенно неотложное и срочное дело» и убегала. Алексей грустно смотрел ей вслед, а она, стыдясь за себя и переживая за него, уходила и чувствовала себя такой счастливой и свободной! И как после этого связывать себя браком?

Но на этот раз вопрос был поставлен решительно и окончательно – да или нет. Сейчас или никогда. И сначала она, подумав и вздохнув, согласилась… Алексей сразу же достал из кармана колечко с довольно крупным бриллиантом (и сколько же он его с собой таскал?), торжественно надел ей на палец – что-то вроде помолвки… Он был такой радостный и возбуждённый, начал обсуждать планы на будущее,… а она… она еле дотерпела до вечера, дождалась, когда он крепко заснул, оставила кольцо на столе и сбежала. Теперь, видно, уже насовсем…

Вот и знакомая поляна. Черника только цветёт, комары гудят, от земли после дождя идёт такой запах, что кружится голова…

Однажды она затащила сюда и его, и очень жалела потом об этом. Турбаза была старая, самым выдающимся её достижением на поприще цивилизации было отдельное здание душа, работающее два раза в день по два часа. Алексей не был белоручкой или пижоном, но он был из другого мира. Он не понимал, почему душ нужно принимать по расписанию и, причём, идти за этим через всю турбазу. И почему есть нужно то, что дают в столовой, а не то, что он хочет. И почему для того, чтобы покататься на яхте, нужно сначала заштопать парус и починить дно? «Я достаточно зарабатываю, чтобы купить все эти удовольствия в нормальном, приличном и цивилизованном месте!» А уж лес просто полностью вывел его из равновесия: «Это же просто садомазохизм какой-то! Это не комары, это – летающие крокодилы!» И за те всего-то два дня, проведённые ими там, они ухитрились даже поругаться, несмотря на его покладистый характер.

Всё опять и опять прокручивалось в голове, а она всё стояла на поляне… Потом села на ещё чуть влажный и горячий мох… а потом и вовсе откинулась на спину… Небо было такое синее… Вокруг марево и тишина… Она не заметила, как уснула.

А вот проснулась она от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Вообще-то, она даже и не испугалась. Совсем чужие люди здесь бывали крайне редко, да и то только по выходным. Жителей крохотной ближайшей деревеньки она знала всех с детства. Все обитатели турбазы – или старые приятели, или друзья, или просто знакомые лица. Больших зверей здесь тоже никогда не видели. Но всё же стало как-то не по себе. Она очень медленно и очень осторожно приоткрыла глаза.

Совсем рядом, метрах в двух от неё, сидел лис.

Почему-то сразу подумалось, что именно лис, а не лиса. Сидел и смотрел на неё. У неё захватило дыхание. Лис был великолепен. Огромный, пожалуй даже очень огромный для своего лисьего рода – ростом с хорошую овчарку, огненно рыжий, пушистый, с чудесным белым воротником. И ещё… Нет, это было невероятно, может, она ещё спит? Лис улыбался. Не скалился, а именно улыбался, открыв огромные крепкие клыки. И глаза у него были рыжие и озорные. Вообще, он скорее был похож на весёлого щенка, который так и ждёт, когда ему бросят мячик… Она лежала и любовалась им. И даже совсем забыла, что надо бы испугаться. Ведь это был зверь, и причём очень серьезный! Если бы эти клыки вцепились ей в руку, то, пожалуй, с рукой можно было бы проститься. Она всё смотрела и смотрела на него, и вдруг лис сделал ну, совсем уж невероятное. Просто как в Диснеевском мультике. Он прилёг и… подпёр морду лапой! Вот так вот лежал рядом, облокотясь на лапу, смотрел на неё и улыбался! Наконец, она окончательно сбросила остатки сна, и, поняв всю невозможность ситуации, широко открыла глаза и тихо ойкнула. Лис вскочил, прыгнул в кусты, на секунду мелькнула его хитрая весёлая морда… Она сидела совершенно сбитая с толку, разомлевшая ото сна, и слушала, как кусты всё ещё шевелились и шептали: «Лана… Лана… Лана…» Она потрясла головой, потёрла глаза, шёпот прекратился.

– Вот до чего может довести человека эта дурацкая городская суета, – пробормотала она уже вслух, для того, чтобы проснуться окончательно.

А потом задумалась. Ланой её называли очень немногие. Сама она никогда так никому не представлялась. Это было её любимое и тайное имя, какая-то тоненькая струнка души, которую она прятала глубоко-глубоко… Для всех она была: Светлана Сергеевна – на работе, Светик – для родителей, Светка – для друзей, Светочка, Светуля – для Алексея… Ланой её называли лишь мама, и то очень нечасто, в редкие моменты задушевных разговоров, да ещё одна совершенно посторонняя старушка, живущая здесь, в деревне. Старушку все местные считали колдуньей и немного побаивались. Хотя, за что? Ведь та столько раз помогала всем при болезнях и недугах, на все случаи жизни у неё была припасена какая-то травка, настойка, отвар… «Не понимают – и боятся», – говорила старушка. «А вы расскажите, научите!» – говорила она. «Да я бы с радостью, так ведь не хотят! – сердилась баба Аня. – Только бы им пузо набить, да водки нахлестаться! А тут учиться надо… И долго, всего и за год не расскажешь». И единственной её ученицей была она. Да только много ли можно рассказать всего-то за две-три недели отпуска? И других дел, к тому же, было предостаточно. Всё-таки она была молодой и весёлой девушкой, у неё было здесь много друзей и знакомых, много других занятий. Хотелось накупаться на год, поиграть всласть в волейбол, напеться у костра до хрипоты и натанцеваться на дискотеке до упаду… А потом весь год она будет Светланой Сергеевной, молодым, пусть и не очень подающим надежды… но серьёзным и ответственным специалистом.

Она встала и окончательно поняла, что всё это было сном. Поэтому кусты, видно, и шептали Лана.

И всё же что-то было не так…

Огляделась, задумалась… Ну, точно! Её не кусали комары. Нет, комаров было предостаточно. Июнь – самая комариная пора. Они тучами вились рядом, зудели в полуметре… а на неё не садились! Вообще-то, она никогда и ничем не мазалась от них. Сначала кожа страшно чесалась, но надо было перетерпеть и потом, видимо, организмом вырабатывалось какое-то противоядие, и всё приходило в норму. Ну, покусают, немного почешется, и пройдёт через полчаса. А сейчас… Она вытянула руки, словно приманивая их, но комары шарахнулись от этих рук, как от отравы. «Чудеса какие-то…» – подумала она. И решила сходить к бабе Ане.

Знакомая песчаная дорога, тропинка, ведущая к дому на отшибе…

– Баба Аня! А вот и я! – крикнула она ещё от калитки.

– Приехала! Ну, здравствуй, здравствуй, – баба Аня оторвалась от грядки с луком и смотрела на неё, улыбаясь. – А худющая-то… Одни глазищи… Ты что ж там, у себя в Москве, совсем есть перестала? Денег не хватает?

– Хватает. И ем я много, – она подошла, обняла и поцеловала старушку, – только всё куда-то улетает, прямо даже продукты жалко!

– Ну, пойдем, – баба Аня взяла её за плечи, – я тебе творожка свежего дам и молока… Поправляться надо, а то замуж никто не возьмёт!

– Брали меня, – вздохнула она, – да только я сама сбежала… Вот и не знаю теперь, может, зря…

– Это тот самый красавчик? – посмотрела старушка пристально. – Не для тебя он, и правильно, что сбежала.

– Это почему же не для меня? – улыбнулась она грустно. – Что, такая уж я страхолюдина?

– Я же сказала – он не для тебя, а не ты не для него. Это ж разные вещи, понимать должна! Ты изнутри красивая, и мужа нужно такого же искать.

– Да где ж его искать-то? – засмеялась она. – Может, вы кого на примете держите?

– Ох, Лана, Лана, – баба Аня тоже засмеялась. – Всё бы тебе посмеяться, и когда ты остепенишься? Пойдём, дома поговорим, а то уж очень становится жарко.

Они так здорово и уютно сидели на прохладной веранде, говорили обо всём на свете, она по макушку напилась вкусным, душистым и густым молоком… И потом, видя, как отмахивается от комаров баба Аня, вдруг вспомнила:

– Баб Ань, а чего это вдруг меня комары не кусают? – она опять вытянула руки, и опять комары шарахнулись от них в разные стороны.

Старушка посмотрела удивлённо, вытянула свою руку рядом. Комары пристраивались только с той стороны, где не было её руки.

– Интересно… – баба Аня внимательно смотрела на это. – Так, может, ты намазалась чем?

– Да вы же знаете, не люблю я это, – всё смотрела она на ненормальные комариные выкрутасы. – Хотя, …может, от меня ещё до сих пор московский дух не выветрился? Лосьоны там всякие, кремы… Нет! Постойте, я вот что вспомнила, – нахмурилась она, пытаясь всё разложить по полочкам. – Сначала-то они кусали! А потом, когда я этого лиса увидела…

– Лису?

– Нет, лиса. Огромный такой, рыжий, хитрющий, – она рукой показала его размер, – не может лиса быть такой большой. Только лис.

– Ну, ну, и что, – баба Аня внимательно её слушала.

– Я заснула, а он смотрел на меня. И… улыбался. А потом я пошевелилась, и он убежал, – про то, что кусты шептали «Лана», она решила не говорить даже бабе Ане. – И потом… потом комары перестали кусаться.

Теперь баба Аня уже улыбалась.

– Значит, ты ему понравилась.

– Кому? Лису? А причём здесь комары?

– Да не лис это был. Это наш Дух.

– Кто?!

– Дух. Дух леса. На это раз лисье обличье принял. И комарам настрого запретил тебя трогать. Понравилась ты ему, – повторила баба Аня.

Она недоумённо посмотрела на неё, и засмеялась:

– Шутите? Я же вас давно знаю, вы и в бога-то особо не верите, а тут какой-то Дух…

– Бог – он ещё совсем юный… А духи – те и до него были! И не какой-то дух, а новый, – баба Аня улыбалась, но говорила на полном серьёзе. – Новый у нас теперь дух, видно, совсем молодой, весёлый. Ты ещё мало гуляла по лесу, не поняла пока. Побольше поживёшь – разберёшься. Лес изменился, всё изменилось.

– А что раньше – старый был? – она всё смеялась, думая, что это розыгрыш.

– Да, старый. Хотя, …даже и не старый, а просто… неинтересный, что ли. Наблюдал, за порядком присматривал… и всё. А новый – любопытный, озорной и добрый. Вот видишь, лисом прикидывается.

– Ох, баба Аня! – она уже хохотала. – Мастерица же вы сказки рассказывать! И что же, этого, нового, сюда из Института Духов взяли работать? А старый – на повышение пошёл, или на пенсию?

– Смейся, смейся, – баба Аня улыбалась, – потом поймёшь. Да и как ты объяснишь это комариное помешательство?

– Ладно, как-нибудь само объяснится, – она встала и, прощаясь, попросила: – а вы приходите часам к девяти на турбазу, а? У нас вечер встречи будет. Там такие гитары и голоса приехали! Сережка Горов, Митины оба, Катерина, …да вы же всех знаете, почти весь состав. Вы же любите послушать!

– Приду обязательно.

 

…К хорошему привыкаешь быстро. И скоро она совсем забыла и о комарах, которые по-прежнему облетали её за полметра, и об аналогичном поведении всех кровососущих обитателей воздуха: слепнях, шершнях, оводах. Пару раз её спрашивали – чем это она так намазалась, что никто не пристает? Она отшучивалась – говорила, что совсем высохла в городе и теперь даже для комаров стала абсолютно невкусная.

День был заполнен до отказа. И хотя июньская смена была самой немноголюдной, отдыхающие всё прибывали, и она встретила очень много старых приятелей и друзей, да и просто знакомых лиц. Настроение поднималось, все московские события отошли на задний план.

…И вот, наконец-то, вечер – отдыхающие почти в полном составе собрались в комнате отдыха. Всё ещё слышались радостные возгласы только что встретившихся знакомых, все никак не могли угомониться, не хватало стульев, была какая-то суета… А когда ребята подстроили гитары и вечер всё-таки вошёл в свою колею, она почувствовала чей-то пристальный взгляд из глубины комнаты. По создавшейся за долгие годы традиции свет потушили, горели свечи. И в этом полумраке она никак не могла понять, кто же на неё смотрит. Кто-то явно незнакомый, ведь ни один из её друзей не мог бы похвастаться таким приступом стеснительности. Лишь на редкие мгновения колыхавшееся пламя свечи открывало белозубую улыбку и чей-то весёлый взгляд… Потом музыка так захватила, ребята всё вспоминали и вспоминали разные песни, пели и все вместе и по отдельности, приятельница рядом что-то тихо рассказывала. Она вспомнила о незнакомце далеко за полночь, только когда все стали расходиться. В углу уже никого не было. Может, померещилось?…

Часть самых неугомонных отдыхающих решила пойти искупаться. Пляж не освещался, только далёкие огни турбазы, луна да звезды позволяли хотя бы не спотыкаться и не падать. Все, искупавшись, очень быстро засобирались по домикам – комары не давали никакого житья. Она же, лишённая теперь этого «удовольствия», потихоньку и незаметно «откололась» и осталась на пляже одна. Спать совсем не хотелось. На улице была такая теплынь, июнь выдался просто замечательный. И на юге-то такие ночи не часто бывают. Сидела, молча смотрела на лунную дорожку, улыбалась и ни о чём не думала… Треск цикад… звуки далёкой деревни… взрывы хохота – от турбазы. Где-то посередине реки проехала моторка и через небольшое время волна от неё докатилась до берега: «Лана… Лана… Лана…» – опять чудилось теперь уже в шелесте набегающих волн. И вот тогда опять она почувствовала чей-то взгляд. Обернулась. Недалеко, на песке, сидел мужчина. Откуда он взялся? Ведь все же ушли. Или подошёл так незаметно? В свете луны она видела лишь его силуэт. Молчание становилось каким-то неловким, и тогда она сказала:

– Красиво, правда?

– Очень, – у него был приятный низкий голос, и хотя она и не видела его лица, поняла, что он улыбается.

– Вы здесь впервые? Или в другие смены ездите? Я что-то вас не помню, хотя знаю очень многих.

– Я не с турбазы.

– Но, …деревенских я тоже почти всех знаю… В гости приехали?

– Нет. Я сам по себе.

– На машине? Палатку разбили?

– Ну, …почти…

Она вдруг устыдилась своей приставучести, и замолчала. И ещё она чувствовала, что он колеблется – и собирается уйти, и не хочет… Он всё же встал:

– Мне надо идти… Извините…

– Да, конечно, идите. Ещё увидимся.

– Я надеюсь…

Он встал и пошёл, но не в сторону турбазы или деревни, а в сторону леса. Она по-прежнему видела лишь его силуэт. Невысокий, стройный, с мягкой неслышной походкой…

 

Утром она встала пораньше, чтобы ещё до завтрака успеть побегать по лесу и поплавать. И ещё, даже не сумев до конца разобраться в самой себе, она побежала в ту сторону, куда вчера ушёл незнакомец. Лес здесь был довольно редкий, и никаких палаток и машин она не обнаружила. «Может, уже уехал?» Стало немного грустно, но ненадолго – после завтрака появилось много дел: все вместе осматривали яхты, виндсерфинги. Думали, что ещё можно подремонтировать, заклеить и заштопать. И при этом, конечно же, столько надо было рассказать друг другу! Ведь не виделись целый год! Купались, загорали, катались на лодках. День выдался чудесный.

После обеда, когда на турбазе был официальный тихий час, она опять пошла в лес. И ноги, конечно же, сами вывели на знакомую поляну. Опять тишина, опять марево… Комары всё так же гудели в полуметре от неё. И вдруг где-то сзади шёпот:

– Лана… Лана… Лана…

Она обернулась. Никого. Только показалось, или на самом деле вдалеке мелькнул рыжий хвост? Она решила пойти в ту сторону. И опять из леса шёпот:

– Лана… Лана… Лана…

Опять она пошла в сторону шёпота, и опять почудился вдалеке рыжий всполох. Где-то, глубоко в себе, она трезво смотрела на вещи и сомневалась в реальности всего происходящего, но… всё шла за шёпотом и за рыжим миражом. Наконец, она как-то сразу поняла, что пришла. Большая незнакомая поляна… была вся усыпана черникой! «Но ведь рано еще!» – удивилась про себя. «Может, тут условия какие другие? – продолжала она думать. – Какие-то тёплые источники, …или земля особая? И почему я её раньше никогда не находила?» Пластиковый пакет был, конечно же, как всегда, при ней и она сразу принялась за работу. Черника была такая крупная, что пакет очень быстро наполнился. Получилось много. И куда ей столько? Да и наелась она уже и так до отвала. «Отнесу бабе Ане», – решила про себя. И ещё… Всё то время, пока она собирала ягоды, чувствовала, что за ней кто-то наблюдает. Тогда она повернулась в сторону взгляда:

– Да хватит прятаться! Ну, не съем же я тебя! Скорее ты меня, если бы захотел! – то ли шутила она, то ли говорила серьезно, и сама уже не могла понять.

И он показался.

Рыжий, огромный, весёлый. Всего на несколько секунд. Выглянул из-за дерева, улыбался во всю пасть.

– Спасибо за чернику! – крикнула ему. – От меня и от бабы Ани!

Тут он опять совершенно не по лисьи повёл себя… хмыкнул и скрылся.

 

Баба Аня выслушала рассказ внимательно, серьёзно.

– Да… что-то такого раньше не было… Чудит Дух.

– Баба Аня, вы что, серьёзно? – она опять смеялась, и уже всё это лесное происшествие больше и больше обретало налёт нереальности. – Просто нашла хорошую полянку, а лис… может, он ручной? Сбежал откуда-нибудь? В следующий раз я попробую его приласкать, наверняка он будет не против!

– Ты вот что… – баба Аня была всё так же серьезна. – Поосторожней-ка ты с ним! Во-первых, всё-таки зверь, а во-вторых, …что-то мне всё равно боязно…

– Ладно, бог с ним, с лисом. Вы мне вот что скажите, – она вдруг смутилась, опустила глаза. – Тут, случаем, к кому-нибудь в деревне знакомый не приехал? Невысокий такой…

– Да, описание полнейшее, – засмеялась баба Аня, – для кого ж невысокий? Для тебя, или вообще?

– Ой, ну для меня же вообще невысоких не бывает, – вздохнула она, – и в кого я такая?… Папа нормальный, мама – просто русская красавица, а я… Нет, он по средним меркам невысокий.

– Да нет, – баба Аня задумалась, – вроде все пока без гостей… Вот в июне, августе – тогда бывает народ. Клубника пойдёт, ягоды, грибы… Нет, ни у кого нет. А что за незнакомец такой, что это ты им так заинтересовалась? Что-то на тебя не похоже…

– Он на вечере был, на меня смотрел, – она всё ещё сидела, опустив глаза. – Я и сама не пойму, чего так заинтересовалась. Потом на берегу мы всего парой слов перекинулись. Улыбка у него хорошая, хоть я почти и не видела…

– Вот те на! – баба Аня засмеялась. – Улыбку не видела, но она хорошая! Это как же тебя понять?

– Ну, не знаю как. Чувствую, что хорошая, и всё. Я вообще его не видела, он всё время в тени был…

– Вот что, радость моя, – баба Аня смотрела грустно и ласково, – действительно тебе замуж пора… да хоть за твоего красавчика. Совсем с ним разругалась или как?

Тогда она вкратце рассказала все последние события. О том, как взяли вместе отпуск, как собирались куда-нибудь поехать, как Лёша сделал предложение, и что из этого вышло…

– Да, …если он тебя действительно любит, то вскоре должен приехать. Я так думаю, сегодня-завтра. Он знает, где ты?

– Папа обязательно проболтается. Он в нём души не чает. Пилит меня день-деньской, хоть домой не ходи.

– А мама?

– Маме он тоже нравится, но она всегда за меня. Тёща из неё выйдет классическая…

– Значит, скорее всего, завтра жди гостя. А я, – баба Аня задумалась, – вот что, дам-ка я тебе травки кое-какой… и пирогов напеку, с черникой. Как приедет – приходите в гости, на пироги.

 

Вечером была дискотека. На дискотеку она ходила с единственной целью – потанцевать. Всякие там шманцы-обжиманцы уже были в прошлом. Все отдыхающие – старые знакомые, многие приехали целыми семьями. Да и вообще она любила просто танцевать, ради самого танца. А на этот раз настроение было просто замечательное, так как здесь был давнишний знакомый – Женька, великолепный танцор, так же как и она, ради самого танца. Они уже днём перекинулись парой слов и оба предвкушали полнейший отрыв вечером. Ещё было замечательно то, что Женькина жена была совершенно нормальным и неревнивым человеком. Да ещё и танцевать совсем не умела. Словом, на дискотеку она пришла, сияющая и поэтому даже красивая. Что они вытворяли, не описать! Народ периодически расступался и начинал хлопать в такт. Чуть ли не акробатические номера откалывали. Женька – здоровый, сильный, мускулистый – вертел ею в импровизированном рок-н-ролле, как хотел, благо с ней это было так легко! Медленные танцы они тоже превращали в целые номера. Наконец, когда дело уже стало приближаться к концу, она сама сказала:

– Жень, ты всё-таки Лену пригласи, ну, нехорошо же, правда!

– Да её полтанца нужно будет уламывать, – вздохнул Женька, – а потом все ноги обтопчет!

– Жень! – настояла она. – Всё равно.

– Только ради тебя, – Женька отвёл её к скамейке, – ладно, у нас впереди целая смена.

Последние танцы были по традиции, в основном, медленные. Заиграла замечательная и старая мелодия, она даже закрыла глаза, сидела и всё ещё не могла отдышаться…

– Можно вас? – вдруг позвал знакомый уже низкий голос.

Он стоял немного сбоку от скамейки, и опять она видела только его силуэт. Она протянула руку, и он помог ей встать.

– Боюсь только, я не смогу изобразить такое, что видел, – он опять улыбался, и она опять очень плохо видела его лицо. На медленные танцы свет почти совсем выключался. Лишь всполохи светомузыки выхватывали из мрака замечательную улыбку, весёлые глаза… какого цвета? Не понять в такой темноте. Его длинные волнистые волосы только спереди имели вид стрижки. Сзади она скорее нащупала, чем разглядела хвостик, стянутый резинкой. Он двигался так плавно и гармонично, в такт с музыкой, что она удивилась:

– Я думаю, вы смогли бы изобразить и нечто получше!

– Некому поучить.

– Так в чём же дело? Я за уроки денег не беру. Приходите днём – мой домик пятый, на главной аллее.

– Не могу. Я днем работаю.

– Где? Здесь, на турбазе?

– Нет.

Она хотела было уже спросить где, но опять устыдилась своего любопытства. И вообще, ей вдруг стало так хорошо. Он осторожно, но твердо вёл её в танце, у него были такие удивительные руки, которые, даже только просто придерживая её за спину и талию, создавали иллюзию нежности… И ещё… от него исходил какой-то ни с чем не сравнимый запах свежести, леса, воды… Она поняла, наконец, что крыша у неё уже едет… Стало весело, захотелось что-нибудь вытворить…

– А как на счёт искупаться?

– Я всегда «за», – тихо засмеялся он ей на ухо, – тем более в такой чудный вечер.

– Тогда исчезаем по-английски?

 

Когда они дошли до пляжа, она спохватилась:

– Ой, я же без купальника… Сходим? Здесь близко.

– А я тоже. Такая темень, всё равно ничего не видно. Я могу отвернуться.

– Народ сейчас может подойти, после танцев, неудобно…

– Тогда можно уйти за деревню, на дикий пляж, в такое время там никого не бывает.

И она ни на мгновение не задумалась – не опасно ли это, прилично ли вообще... Ушла с ним, даже не зная, как его зовут…

Темень действительно была такая, что разглядеть что либо, кроме силуэтов было просто невозможно. Да и он вёл себя крайне корректно, близко не подходил. Даже плавал на расстоянии. И больше молчал. Только она всё время чувствовала его улыбку.

– Как вас зовут? – она засмеялась. – Провожу, можно сказать, ночь с мужчиной, и даже не знаю его имени.

– Меня… – он вдруг запнулся, – пусть… хоть Лёва…

– Пусть? – она всё смеялась. – А если не пусть? Тогда как?

– У меня странное имя, не всем нравится…

– И всё же?

– Ну, тогда… Эл…

– Эл… – она задумалась, потом повторила, – Эл… Это как же, когда полное? Эльдар? Эльмир?

– Нет. Нет полного.

– Странный вы человек, как и ваше имя, – её глаза уже почти привыкли к темноте, и она всё пыталась получше разглядеть его. Они вышли из воды и сидели на берегу. Он одел одни только джинсы. Она, дожидаясь, пока хоть чуть-чуть высохнут ноги, – в своей длинной рубашке, которая была как мини-платье. – Вот даже и не спросите, как меня зовут…

– А я знаю – Лана…

Ей вдруг стало как-то не по себе. Если бы он сказал Света, было бы понятно – услышал от других. Но Лана… На базе её никто так не называл. Он сразу же угадал её тревогу:

– Вы меня боитесь? Не надо. Я ничего плохого даже в мыслях не держу. Честно.

– Я верю, – она и правда сразу же поверила. – Но откуда вы взяли это имя? Меня здесь так никто не зовёт.

– Но это же просто: Светлана – Лана…

– Меня чаще Светкой зовут. О Лане никто никогда не додумывается. У меня для Ланы внешность совсем не подходящая.

– А я на вас изнутри смотрю, – засмеялся он, – и там всё очень даже подходящее…

Она вдруг вспомнила, что баба Аня говорила почти то же самое…

Он поднялся, свою лёгкую тенниску одевать так и не стал, просто перебросил через плечо.

– Мне надо идти…

Ей вдруг почему-то стало грустно, она представила, что его кто-то ждёт… А он, словно читая её мысли, сказал:

– Меня работа ждёт, а не то, что вы подумали…

– Работа? Ночью?

– Ну, да – опять улыбнулся он, – считайте, ночная смена…

– А за ночной сменой должен быть выходной. Значит, я жду вас днём в гости?

– Нет. А вдруг я вам при дневном свете не понравлюсь? – опять засмеялся он. – Лучше постепенно привыкать…

– Да я всё равно вас уже вижу. Я глазастая…

Она теперь действительно видела его. На небе вышла из-за туч и вовсю сияла полная луна, глаза привыкли к темноте. Он был лишь ненамного выше её, может, на полголовы. Очень ладно и изящно сложённый, можно было бы даже сказать женственный, если бы не широкие плечи и низкий голос… Волосы, доходившие до груди, волнистые и пушистые, при свете дня, скорее всего, были светлые… И лицо у него было очень хорошее. Простое, приятное, с большими весёлыми глазами, цвет которых, конечно, даже и при такой луне разглядеть было невозможно…

Он подошёл поближе:

– Дискотеки завтра нет… Вы вечером что делаете?

– Не знаю пока… А что?

– Приходите сюда, часов в девять… Я лодку пригоню, покатаемся…

– А в девять ещё светло! – засмеялась она. – Не боитесь?

– Нет, – он тоже засмеялся, – уже нет…

И когда он уходил опять в сторону леса, обернувшись пару раз, и помахав рукой на прощание, она вдруг поняла, что и его тоже не кусают комары…

 

Утром она опять обежала весь окрестный лес и опять ничего не обнаружила – ни палатки, ни машины, ни даже шалаша. «Странно всё это… – думала про себя, – хотя, …может, он на велосипеде приезжает?» Если бы это была машина или мотоцикл, она бы услышала, ведь вчера она ещё долго сидела одна на берегу…

На турбазе, между тем, жизнь шла полным ходом. Из всей рухляди, гордо называемой начальством «спортинвентарём», удалось собрать несколько «живых» яхт и виндсёрферов. И если вчера они весь день провозились, всё это клея, ремонтируя и подыскивая из подручных средств замену потерянному, то сегодня уже можно было опробовать отремонтированное на воде. Она немного поколебалась – собиралась хорошая компания на яхтах, её, конечно же, звали, как опытного яхтсмена, …но настроение было скорее для одиночества… Да и виндсёрферов оказалось больше, чем желающих покататься на них, что было крайне странно и поэтому этим надо было срочно воспользоваться. И она понеслась по волнам…

Как описать этот полёт по воде? Ни моторка, ни самый супер-навороченный водный мотоцикл не в состоянии соперничать с тихим шелестом волн под доской, со звоном натянутого паруса, с шёпотом ветра в ушах. Налетающий порыв она, как опытный спортсмен, чувствовала ещё задолго. Мышцы напряжены, тело становится взведённой пружиной, она ловит ветер, она запрягает и укрощает его, и он её слушается. Хочется петь (если бы у неё был голос!) и смеяться. Она догоняет яхты, друзья машут руками, все такие весёлые и счастливые! И вдруг парус, наполнившись новым порывом, выдыхает: «Лана… Лана… Лана…» От неожиданности она чуть ослабляет хватку и… доска и парус – в разные стороны, она сама глубоко в воде! Выныривает. Ребята на яхте уплывают, смеются, что-то кричат вслед. Она быстро опять встаёт на доску, опять порыв ветра и опять: «Лана… Лана… Лана…» Она тоже смеётся, ей почему-то совсем не страшно. И тихонько, почти про себя, она говорит:

– Это ты, хитрая рыжая морда, меня роняешь? Вот погоди, приду в лес, мы с тобой разберёмся…

…Но разборку с лисом пришлось отложить. Приехал Алексей и ждал уже её на берегу. Она, издали завидев его, тяжело вздохнула. Ну, куда он так вырядился? Его чудесный и дорогущий светлый костюм был великолепен в Москве, а здесь… Здесь народ придавал так мало значения одежде! Главное, чтобы было удобно. Старые джинсы, в которых можно сесть куда угодно, застиранные майки, которые не жалко бросить на траву и песок, бывалые кроссовки, чаще всего донашиваемые здесь до дыр, и тут же и оставляемые – чтобы не тащить обратно лишнее. Вот это была одежда…

Алексей стоял на пирсе, вглядываясь из-под руки вдаль. Увидел её, обрадовался. Она подплыла к самому берегу, но парус не бросила, крикнула издали:

– Отойди, я тебя забрызгаю!

– Ну и что? – он подошёл к кромке воды и собрался ловить парус.

– Да отойди же! Весь костюм перепачкаешь! – она всё не подъезжала к берегу, галсировала на расстоянии. – Откуда ты узнал, что я здесь? Папка проболтался?

– Чёрт с ним, с костюмом, – он улыбался и, похоже, совсем не сердился на неё, – главное тебя поймать… уж очень ты шустрая…

На душе у неё опять стало тяжело. Вот ведь, …девчонки на берегу аж наизнанку вывернулись все, глядя на это салонное чудо, а она и не рада вовсе… И, плюс ко всему, конечно же, предстоит объяснение…

С объяснением Алексей не торопился. Просто спрашивал, как отдыхается, не нужно ли чего ещё привезти. Потом они вместе дошли до стоянки, он достал из багажника своего БМВ две большие сумки и они пошли к ней в домик. И только когда он выгрузил все вкусности, что привёз, когда они уже напились чаю и когда немного поболтали обо всём и ни о чём, он спросил:

– И что же мне теперь думать? Это был твой окончательный ответ?

– Лёша… – ей было и жаль его, и не хотелось всех этих объяснений, – ну, что ты всё меня торопишь? Как-то всё у нас наоборот… Ну, зачем обязательно жениться?

– Света, – он был серьёзный и грустный. – Я нормальный человек. Может быть, слишком обычный для тебя, без полета… Но нормальный. Я хочу иметь жену, семью, детей… И если ты считаешь, что пять лет – это для знакомства слишком мало… Тогда хоть скажи, сколько мне ещё ждать…

Ей было совсем плохо… Если бы можно было раздвоиться! И одну, очень небольшую свою часть, которая была добропорядочной женщиной, отдать ему. Увы, в реальной жизни всё это невозможно. Она подошла к нему и обняла сзади за плечи.

– Лёш, я очень тебя люблю, правда… – сказала она тихо, и сама почти поверив в это, – и я бы очень хотела, чтобы ты был счастлив. Только, боюсь, со мной у тебя это не получится. Какая-то я неправильная…

– Только не надо за меня решать, что мне надо, – он взял её руки, тянул к себе, пытался, запрокинув голову, поцеловать, – что ж, пожалуй, я ещё подожду, разберись сама в себе.

Она всё-таки избежала поцелуя, просто взъерошила его чудесные, красиво уложенные волосы, спросила весело:

– Я надеюсь, ты хоть джинсы привёз? Переодевайся, пойдём к бабе Ане, на пироги. Она приглашала.

– Нет, Света. Я сегодня же уезжаю, – сказал он, внимательно глядя ей в глаза. …Увидел или нет, как она спрятала радостный взгляд?… – А на пироги, конечно же, сходим, – наконец, улыбнулся он. – Не такой уж я поросёнок, чтобы сразу так и перепачкаться.

– Уезжаешь? – она всё прятала взгляд. – Но ведь у тебя же отпуск…

– Нет, я опять вышел на работу. Ведь я хотел отдыхать с тобой… Да и, тем более, дел, как всегда, невпроворот, все только рады. А завтра понедельник… И потом… – он всё-таки почти насильно усадил её на колени, и посмотрел в глаза, – …потом, …если ты от меня сбежала, …зачем же надоедать?

Ей опять стало так плохо, и так жаль его… Она представила, как все в офисе шепчутся у него за спиной, видя, что он вернулся один, как девчонки усилили свои атаки. Может, всё-таки кто-нибудь из них добьётся своего… Поэтому только и смогла прошептать:

– Прости, если можешь…

 

Потом они сходили в деревню, ели замечательные пироги бабы Ани, Алексей оставил в подарок целую сумку деликатесов, чем почему-то опять только раздосадовал её: «Господи, ну какой же он правильный!»

…А травку, которую ей дала баба Аня, она выбросила. Взяла, поблагодарила, и уже на турбазе, не задумываясь, сунула в урну…

 

Вечера она ждала, как первого свидания. Всё-таки хорошо, что Алексей уехал. Что бы она ему сказала? «Пойду прогуляюсь, а ты не ходи?» А не пойти сама уже не могла. Прямо помешательство какое-то. И главное, ведь ничего о нём не знает, кто, откуда, чем занимается… Как назло, к девяти часам она, ну, прямо позарез, понадобилась сразу всем. Женька с Леной заглянули «просто поболтать», Серёга зашёл за песенником и, заговорив её, остался надолго, уже по дороге к деревне, куда она, страшно опаздывая, почти бежала, опять «зацепилась» за весёлую компанию, которая хотела непременно её взять с собой… И только в одиннадцатом часу, она, уже и не надеясь ни на что, подбегала к дикому пляжу…

Он лежал в лодке, смотрел на звёздное небо. Она подлетела радостная:

– Конечно, мне нет прощения, и я почти не надеюсь, но всё же…

– Вообще-то, это я не надеялся, – он поднялся, встал, легко и как-то даже изящно спрыгнул на землю, – ведь у вас гости…

– Уже нет… – она вдруг удивилась, – а вы откуда знаете? Что-то я вас сегодня на турбазе не видела…

– А я всё знаю… – он улыбался, – у меня работа такая – всё здесь знать…

– Тогда должны бы также знать, что гостей уже нет, – парировала она. – И, кстати, что же это за работа такая? Опять секрет?

– Да, вообще-то, нет… – он задумался, – пусть будет… лесник…

– Опять «пусть будет»? А если не пусть, тогда кто?

Он засмеялся, взял её под руку, помогая сесть в лодку, и так и ничего не ответил. Она сама продолжила:

– Что-то не похожи вы на лесника… Или, может, просто подрабатываете? На лето устроились?

– Лана, это так важно для вас? Моя работа?

Она растерялась:

– Да нет… Но как-то странно. Почему из этого делать секрет? – она улыбнулась. – Если только, конечно, вы не шпион.

– А если шпион? – он засмеялся. – Тогда что?

– Тогда вы совсем заврались! – она тоже засмеялась. – За чем здесь шпионить? Сколько дырок прибавилось в парусах за зиму? Или какой урожай черники ожидается в этом году?

– Но ваша турбаза – от режимного института, – всё поддерживал он игру.

– Ой, …Эл, я вас умоляю! – она всё-таки споткнулась об его имя, но потом засмеялась опять. – В наш, то есть теперь уже не в мой… институт может сейчас пройти кто угодно! Не те времена… Там уже иностранцы и учатся, и работают. Зачем же такие сложности?

Так, шутя и перебрасываясь словами, они уплыли далеко от берега. Он грёб, казалось, совсем без напряжения, но лодка буквально летела по тихой, тёмной воде… Только теперь она поняла, что эта лодка с их турбазы. И очень удивилась, ведь разогнать эти корыта до такой скорости было почти невозможно. Или это темнота создавала такую иллюзию? Спросила:

– А лодку вы у нас стащили?

– Ну, вот… сразу вы обо мне так плохо, – он не сердился, улыбался. – Почему стащил? Попросил…

– Так я вам и поверила, как же! Наш Ерофеич скорее удавится, чем выдаст лодку в неположенное время.

– Просить не умеете… – опять смеялся он.

Они иногда замолкали оба, но теперь молчание с ним не тяготило ее. С ним было просто здорово и помолчать… Когда они подъехали к берегу, она почти твёрдо была уверена, что время сейчас – около двух ночи. За всё время их знакомства он всегда сбегал именно в это время.

– Конечно, опять на работу? – она пыталась в свете луны посмотреть ему в глаза.

– Конечно.

– А мне можно с вами? Разве лесник – такая уж секретная работа?

– Нет. Работа не секретная, но нельзя.

Помогая ей выйти на берег, он, может, чуть дольше положенного задержал её руки, и она, чуть дольше положенного, не двигалась…

– А лодка? – наконец, спросила она.

– Утром верну. Куда она денется?

Она ждала, что он сейчас опять предложит завтра встретиться, но он почему-то молчал, был задумчив. Тогда она сама не выдержала:

– Ну, что? До завтра, или я вам уже надоела?

– Зачем вы так… – он, наконец, взял её под руку. – Только мне кажется, я встреваю в вашу жизнь не вовремя… нечестно как-то…

– Да откуда вы всё знаете? – она даже возмутилась. – И почему это решаете всё за меня?

– Потому, что вы мне нравитесь, – сказал он просто. – И мне не хотелось бы доставить вам неприятности…

– Тогда завтра я сама приглашаю вас на свидание. Или откажете даме? Можете придти прямо на дискотеку. Конечно, начало я вам не обещаю… Женька уже меня на всю смену вперёд пригласил, – она улыбалась, видя, что он соглашается, – но все последние танцы, считайте, у вас уже расписаны, даже если они и не белые…

– Тогда до завтра.

Он опять, иногда оборачиваясь и махая рукой, ушёл в сторону леса.

А она решила повести себя безобразно. Просто стыдно было до невозможности, но сделать с собой она уже ничего не могла… Она осталась в лодке. Спать совершенно не хотелось. «Вот и посмотрю, когда у него утро начинается…» Она легла, так же как недавно он, смотрела на звезды. Вроде бы и не хотелось спать, а вот поди ж ты, уснула и не заметила как… А очнулась… Ну, конечно, уже на пристани. Лодка была привязана к своему месту, вёсел не было. «Как же он вёл её?» Ведь она вытянулась во всю длину, ему бы просто некуда было сесть. …Солнце только поднималось, на турбазе была тишина. Она вздохнула и отправилась досыпать по-человечески…

 

Днём до обеда она опять то каталась с ребятами на яхте, то просто плавала, то носилась по реке на виндсерфинге. И уже не боялась и не падала, когда парус начинал нашёптывать в такт волнам: «Лана… Лана… Лана…»

А в тихий час, конечно же, пошла разбираться с лисом (или с Духом? …так хотелось поверить в сказку…). Вышла на полянку, немного постояла, закрыв глаза и прислушиваясь к себе. Потом повернулась в ту сторону, где, как показалось, находился он. И не ошиблась. Он теперь не убегал, но сидел далеко, на приличном расстоянии.

– Ну, здравствуй. Я уже по тебе соскучилась, хоть ты и пытался меня уронить… Или ты всё-таки тут не при чем?

Он сидел, немного склонив набок свою замечательную лукавую морду, и, конечно же, улыбался.

– Откуда ты такой? Из цирка? – лис опять совсем не по лисьи хмыкнул. – Ну, да… глупость… ближайший цирк даже и не знаю где… Но ведь ты не здешний, да?

Лис встал, оглянулся, как бы приглашая её с собой.

– И куда же на этот раз?

Лис, совсем как собака, немного помахал своим прямо-таки умопомрачительным хвостом.

– Хорошо, хорошо, иду. Я тебе верю.

Он шёл впереди, соблюдая дистанцию, оглядывался, иногда махал хвостом. «Нет, это правда помешательство какое-то… – смеялась она про себя, – ведь скажи кому – не поверят и засмеют…» Наконец, она опять, как и в первый раз, поняла, что пришла. …На этот раз полянка была сплошь в крепеньких белых грибах.

– Вот это подарок!… – она обращалась к лису, как к человеку. – Вот это да!…

Она быстро и аккуратно, словно тихонько вывинчивая из земли, чтобы не повредить грибницу, собрала грибы. Лис сидел недалеко, наблюдал.

– Ну, подойди же поближе, – позвала она, – мне так хочется приласкать тебя. Ты такой замечательный… Или тебе это не понравится?

Лис перестал улыбаться. Смотрел очень серьёзно. Но не злобно, скорее задумчиво. Потом бесшумно прыгнул в кусты. Исчез.

 

Баба Аня встревожилась не на шутку.

– Не ходи больше в лес, нехорошо это!

– Да что же в этом нехорошего? – она смеялась. – Вы посмотрите, какие грибы! Как на подбор! Ни одного червивого! А лис – такая лапочка!

– Да не лис это, Дух, сколько тебе говорить!

– Да какой Дух? Просто ручной, видно, сбежал у кого-то. Жалко только… ведь подстрелят! Совсем не боится, глупый, и не понимает, какую шубу на себе носит! Вы только никому про него, ладно?

– Ох, Лана… – всё сокрушалась баба Аня, – положил Дух на тебя глаз, а ты и не понимаешь! Плохо всё это может кончиться… Не ходи в лес! Или уж хотя бы не одна, с подругами-друзьями…

– Глаз на меня положил совсем другой! – она опять смеялась. – И не дух, а самый обычный человек. Да ещё, как по вашему заказу, видит меня изнутри…

– И кто же такой? – удивилась баба Аня. – Я знаю? Вроде отдыхать все старожилы приехали…

– Ваш новый лесник.

– Какой такой лесник? – баба Аня опять встревожилась. – Что-то я не слышала, что у нас новый лесник… Как был Анатолий Иванович, так, вроде, и остался… И кто же он такой?

– Да тот, о котором я вас спрашивала, помните? Он к нам на турбазу вечерами приходит. Самый обычный. Невысокий такой. Светловолосый. Улыбка у него хорошая, а зовут странно – Эл…

– Нет, мне это всё решительно не нравится, – баба Аня встала, нахмурилась. – Лисы ручные, лесники какие-то новые со странными именами… А схожу-ка я к Иванычу, может, и вправду новый… или помощника на лето взял…

 

Когда она подходила к веранде, где уже начинала греметь музыка, увидела группку веселящихся ребят.

– Светка! Иди скорее сюда. К тебе пришли.

В центре расступившейся группы стояла баба Аня.

– А мы-то уж обрадовались, баб Ань, думали, вы решили стариной тряхнуть! – балагурил Серёга. – А что? Я обещаю, что ни одного танца у вас свободного не будет!

– Да ладно вам, – отмахивалась она. – Мне со Светой поговорить надо, – при всех она её звала только так.

Когда они отошли в сторонку, баба Аня тревожно заговорила:

– Лана, нет у нас никакого нового лесника! Как был Анатолий Иванович, так и остался. И помощника у него никакого нет. И слыхом он не слыхивал ни о каком таком Эле… Господи, – баба Аня вдруг перекрестилась, – а, может, это тоже… Дух?…

– Да никакой он не Дух, самый обычный человек… – она улыбалась и совсем не испугалась, вся была в предвкушении встречи с ним. – Вы оставайтесь, он скоро придёт, я познакомлю. А пока – посидите, посмотрите, что мы вытворяем, – и опять продолжила тему: – Ну, может, и не лесник, может, просто отдыхает…

– Нет, не могу. У меня корова не доена, я же в лес ходила, к Иванычу… Да и оглохну я от вашей музыки. Лучше бы на гитарах поиграли, попели, так хорошо! …а это, прости господи, прямо вакханалия какая-то!

– Да молодые ж мы ещё, баб Ань, – засмеялась она, – хочется же!

– В общем, я тебе всё сказала. Голова на плечах своя – думай…

 

Он подошёл, как всегда, незаметно, и буквально увёл её из-под носа у оторопевшего Женьки.

– А вот и я. Пришёл за обещанным…

Она, удивляясь себе и всё спрашивая: «Ну что за сумасшествие?», – обрадовалась и не скрывала этого. И опять последние медленные танцы проходили почти в темноте, и опять он, вроде бы ничего такого и не делая, ласкал её руками… А на улице, между тем, всё усиливался и усиливался дождь.

– Купание сегодня, кажется, отменяется, – она вздохнула тяжело, – уже просто ливень…

– Не последний ведь день…

– Всё равно жалко, каждого дня, – и почти не надеясь на согласие, она спросила: – Может, в гости ко мне, а?… До двух ещё далеко…

– Хорошо… – и, увидев, как взлетели её брови, улыбнулся, – но только до двух!

Она сразу же, не дожидаясь окончания танцев, потащила его к себе. По аллее почти бежали, дождь уже хлестал, как из ведра… Когда они вошли в домик, она сразу же включила свет и обернулась. Он стоял, улыбаясь, и молчал. Видимо, оттого, что взгляд у неё был уж слишком выразительный, он засмеялся:

– Да не боюсь я света, правда! Просто так уж получалось… всё время в темноте встречались.

– Да… – протянула она серьёзно, – тест на вампира вы, вроде бы, прошли успешно…

– Даже так? – он всё смеялся и сказал загадочно: – А ведь вампиры, кажется, электрического не боятся…

– А я ещё и в зеркало посмотрела, – она тоже улыбнулась, кивнув на шкаф. – Отражаетесь. Порядок.

Она всё смотрела и смотрела на него, ведь вот так полностью, при свете, она ещё его и не видела. …Лет тридцати. Черты лица тонкие, нос с небольшой горбинкой. Золотистые светлые волнистые волосы. Сегодня они не были схвачены резинкой и разметались по плечам мерцающим туманом… Бледная кожа, еле заметные, как пыль, веснушки… И большие серые глаза. Добрые, весёлые и замечательные.

Он совсем развеселился.

– Может, мне повертеться, чтобы лучше видно было? – засмеялся и, действительно, провернулся на пятке вокруг себя.

– Кого-то вы мне напоминаете, – она задумалась, а потом выдала радостно: – Ну, точно, эльфа!

Он улыбнулся грустно:

– Чего-то подобного я и боялся…

– Почему?!

– Мужчина должен быть не эльфом, а мужчиной…

– Господи, какая глупость! Как всё это надоело: качок, боевик, крутой, бряцание оружия, жёсткий бизнес, жестокий рынок, железные леди… Мне кажется, с прибавлением каждого нового мускула у человечества пропадают как минимум две извилины! И потом вы очень даже мужчина, только эльф-мужчина!

– Правда? – он опять засмеялся. – Значит, вы меня пока не бросаете?

– Не только не бросаю, а ещё и буду сейчас поить чаем, кофе… что хотите? Да, – она спохватилась, – мне тут… гости всякую выпивку привезли. Хотите за знакомство?

– Нет, нет, – он сказал это как-то очень поспешно, – спиртного не надо…

– А что это вы так испугались? – прищурилась она. – Может, вы бывший пьяница? Закодированы?

– Нет, я не пьяница, – посмотрел он весело. – И не закодированный. И, вообще-то, иногда пью. Сегодня только не надо.

– Ещё одна загадка, которую вы лихо промолчите? – она уже поставила чайник, села напротив него за стол. – Сейчас я вас буду мучить. Вопросами. У меня их столько накопилось! И попробуйте не ответить. Не отпущу тогда к двум.

– Всё, я лучше сразу сдамся! – он даже руки поднял, смеялся. – И что же за вопросы?

– Начнём с несложного. Как это лодка вчера на пристани оказалась?

– Я её пригнал.

– Со мной?

– С вами.

– А как? Там же негде было сесть?

– Да я вплавь! – он опять засмеялся. – Так жалко будить было…

– Так, – она смотрела задумчиво, – крылышки у эльфа отваливаются… Это ж какое расстояние нужно проплыть? Да ещё и лодку протащить. Да ещё и со мной! У вас дельфинов в роду не было?

– У нас у всех в роду были дельфины. Это уже, вроде, доказано.

– Уходите от ответа?

– Нет, – он всё смеялся, – ну, просто я, действительно, хорошо плаваю!

– Ладно, принимается. Следующий вопрос посложнее. Про лесника вы мне всё наврали?

– Почти нет.

– Лесник у нас как был Анатолий Иванович, так и остался. И помощников у него никаких нет. Разведка донесла.

– Хорошая разведка… Только я не говорил вам, что я от лесничества. Я говорил: «пусть будет лесник», разве нет?

– Ответ не принят, подробнее.

– Хорошо. Я, …как бы это сказать, …наблюдатель, что ли. За природой, экологией, и ещё… ну, в общем, за всем этим местечком. И совершенно от другой организации.

– Ладно, пока поверю. Дальше спрашивать?

– Давайте, …только вот что… У вас ведь сильно болит голова, да?

– А откуда вы знаете? – очень удивилась она. – Что, меня уже всю перекосило и так прямо заметно?

– Да нет… – он встал, подошёл сзади к её стулу. Она всё ещё удивлённо хотела повернуться, но он сказал: – Нет, сидите, как сидели, я сейчас помогу… Это от погоды, да? Плохо… но поправимо…

– Да, всё время, когда идёт дождь… А вы-то откуда знаете?

Он проигнорировал этот вопрос. Взялся за голову руками, как в кольцо окружил. Она вдруг почувствовала, как боль стала перебираться к его пальцам. Словно стекала. Когда она вся собралась там, он просто отнял руки, забрав всю боль с собой…

– Ну, как? Всё?

– Вот это да… – она смотрела на него во все глаза. – Вы что, ещё и экстрасенс?

– Это следующий вопрос? – улыбнулся он. А потом опять вдруг стал серьёзным. – А спина, вот здесь у вас, тоже иногда болит? – он дотронулся до спины между лопатками. – Я ещё во время танцев заметил…

– Точно, – она почти шептала. – Это старая травма, …да откуда вы всё знаете?

– Тогда и спину сейчас вылечим. Но придётся потерпеть.

Одну руку он приложил к больному месту, а второй взял её спереди за плечи. От руки на спине сразу же пошло сильное тепло… Всё усиливалось, усиливалось, потом стало жечь невыносимо…

– Ой, горячо! – она непроизвольно пыталась вырваться, но он держал её за плечи второй рукой намертво, даже пошевелиться было невозможно.

– Терпите. Вы что, горбатой хотите стать? С позвоночником нельзя шутить.

Жар от руки всё усиливался… Ей уже казалось, что его рука сейчас, пройдя сквозь неё, вылезет наружу, так было больно и горячо… Даже слёзы выступили. И когда она уже закусила от боли губу, его рука вдруг сразу стала холодной… Он ещё немного подержал её, отпустил.

– Ну, вот и всё. Больно? – виновато посмотрел в глаза. – Вы уж простите, …но тут никак иначе нельзя было.

– Кто вы?!

Она смотрела на него такими глазищами, что он опять засмеялся:

– Да вы же сами сказали – экстрасенс. Значит, пусть будет экстрасенс.

– Опять «пусть будет»?

– Опять.

Она молчала, всё так же смотря на него во все глаза. Он вернулся на свой стул, спросил:

– Опять вы меня боитесь? Не надо. Ничего плохого я вам не сделаю. …И давайте, что ли, следующий вопрос…

– А вы ответите?

– Если смогу.

– Куда вы всё время исчезаете к двум?

– Просто у меня… – он запнулся, – сеанс связи с… моей организацией. …Как отчёт, что ли.

– Почему ночью?

– Связь лучше. Да и так уж повелось… исторически…

– А где вы живёте?

– В лесу.

– Что-то я там никаких палаток или домов не видела…

– Под землёй. Снаружи не видно.

– В гости, конечно, не позовёте?

– Конечно, нет. Не от меня это зависит…

Она встала, взяла закипевший чайник, стала разливать кипяток по стаканам.

– Всё. Я сама от своих вопросов устала. Чем больше вопросов, тем больше непонятного… Жаль, что вы не пьёте… сегодня.

– Это почему же?

– Ну, не надоело вам «выкать»? Выпили бы на брудершафт…

– Можно и чаю.

– Чаю? На брудершафт?

– А я считаю, – он опять смеялся, – что в этом обычае вторая часть куда важнее… и приятнее!

– Уговорили.

Она взяла стакан и хотела просунуть ему под руку, но он отобрал его у ней, свой тоже поставил, а потом обнял и поцеловал… И хотя он сделал это так просто, без всяких страстных сопений и придыханий, у неё, казалось, сердце остановилось… Когда он оторвался от неё и, ещё обняв, и не отпуская, смотрел в глаза, она сама прошептала:

– Что-то я очень непонятливая сегодня… Хорошо бы повторить…

…Нет, кажется, никогда она так здорово не целовалась… Ну, где это раньше было? В школе – скорее из любопытства. В институте – в подвыпивших разудалых компаниях – потому, что все целовались. На дискотеках –  заведённая грохотом музыки и находящая в этом выход своей неуёмной энергии. Потом, задавленная железной Лёшкиной волей – почти по принуждению…

А сейчас она потерялась во времени и пространстве от его нежности и ласки. И ещё… Он, словно чувствуя, что ей ничего пока больше и не надо, не преступал ту неуловимую грань. Вот так просто обнимал за спину и плечи и нежно целовал, то в глаза, то в губы. Сколько же это продолжалось? Она первая прошептала:

– И где же это так учат целоваться? В вашей загадочной организации?

– В твоей. Разве мы уже не на «ты»? – он стоял, всё ещё обняв её.

– Да, в твоей. И ты, как всегда, ушёл от ответа… Слушай, а, может, ты и вправду Дух?

– Кто?!

– Баба Аня говорит, что в лесу новый Дух, …ну, Дух леса… И что это ты…

Он удивлённо посмотрел на неё, а потом принялся хохотать. …Ей так нравилось, как он смеётся. И не из-за красивой улыбки и хороших зубов… Вообще-то красивым его, пожалуй, и нельзя было назвать… И слава богу. Хватит ей и одного красавчика. Просто он очень здорово смеялся.

Отсмеявшись, и опять обняв её, прошептал на ухо:

– А ведь это здорово. Пусть будет Дух, – он заглянул ей в глаза и вдруг… может, это был всего лишь отсвет лампы?… или ей показалось?… или и вправду они полыхнули оранжевым?… – Тогда и вопросы сразу кончатся, да?…

 

Под шум дождя, да ещё без головной боли, она спала так крепко, что долго не могла сообразить, что же это за треньканье. Наконец, окончательно проснувшись, поняла – телефон. Видно, Лёшка всё-таки оставил его где-то в сумках. Только почему не сказал? По звуку сразу же нашла, включила.

– Да?

– Света? Это я, – конечно же, Алексей. – Ты как, жива? Голова болит? Ведь наверняка ничего с собой не взяла, а я тоже забыл привезти, извини…

– Нет, всё хорошо, не беспокойся. Ты чего звонишь в такую рань?

– Ничего себе рань, я уже давно на работе!

– На работе? Сколько же время? – она посмотрела на часы. – Ну, я и сплю…

– Так я тебя разбудил? Ты что, и завтрак проспала? – она чувствовала, что он улыбается. – Значит, действительно, ничего не болит, я очень рад за тебя…

– Лёш… – она даже и не знала, о чём с ним говорить, – ты не волнуйся, я сама лучше позвоню… потом… когда всё решу…

 

Весь день лил дождь. А голова совсем не болела. Она до обеда провалялась в кровати, вспоминая вчерашний вечер и улыбаясь. После обеда немножко походила по гостям. В основном, все отсыпались. Немножко попели, немного поговорили, попили чаю и кофе. Погода настраивала на меланхоличный лад. Ближе к ужину она уже прочно уселась дома: «А вдруг придёт раньше?» На ужин – стрелой, да и есть-то совсем не хотелось. После ужина опять домой: «Хоть бы про меня все забыли…» Все-то забыли, опять, видно, поддавшись погоде, и, в основном, отсыпаясь… а вот он не пришёл… Она прождала до двенадцати: «А вдруг он на пляже?» Глупость, конечно, дождь – как из ведра… Но всё-таки схватила зонт и пулей – туда. Никого, что и требовалось доказать… Обратно: «А вдруг приходил? А я даже записку не оставила…» Опять никого, и следов никаких – сухие ступеньки… Только в два ночи она поняла, что он уже не придёт. Проклинала себя за вчерашнее: «Ведь я не позвала его…» Но, казалось, это подразумевается. Ведь они расстались так хорошо. Ночь прошла почти без сна: «Где же теперь его искать?» И погода, словно решив оплакать её настроение, разрывалась проливным дождём… «Да где же моя гордость?» – пыталась образумить себя. «Да пошла эта гордость куда подальше! – тут же отвечала себе. – Первый раз в жизни мне так хорошо с человеком, какая тут гордость…»

И весь следующий день лил дождь. И она никуда не ходила, ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. И даже на дискотеку. Заходили удивлённые знакомые, она говорила всем, что болит голова. И он опять не пришел. И всю ночь она проревела. Заснула только к утру. А утром, наконец-то, дождь кончился и была опять потрясающая погода. Завтрак она опять проспала. День, такой солнечный и замечательный, был уже в разгаре, но настроение при этом – препоганейшее. «Может, я его чем обидела?» Вообще-то, разум говорил, что обидеться надо бы самой… а вот всё остальное готова была простить, только бы он показался. И она пошла в лес.

Сидела на любимой полянке. Подманивала комаров, которые по-прежнему не хотели кусаться. Ждала или его, или хотя бы лиса.

Пришёл лис. Сел совсем рядом, смотрел тревожно.

– Ну вот, – попыталась она улыбнуться, – я и тебе совсем разонравилась… Даже не улыбнёшься мне...

Лис помахал хвостом, подошёл ещё ближе.

– Как тебя зовут? Пусть ты будешь Рыжим? Хорошо? – а потом, вздохнув, тихо добавила: – И ко мне привязалось это его словечко: «Пусть…»

Лис подошёл совсем близко и вдруг… потёрся бархатной тёплой мордой ей о плечо. Она попробовала его погладить. Он не стал возражать. Она всё гладила его, потом почесала за ушами, зная, как нравится это собакам. Он потряс головой – не хотел.

– Конечно, …тебе это не нравится… Ты же ведь совсем не такой, как все… – и вдруг, сама не ожидая этого от себя, обняла его за мощную шею, заплакала прямо в шёлковое ухо. – Ты же знаешь, где он… Вы же наверняка знакомы… Ну, не может же он тебя не знать! Позови его, а? Скажи ему, этому эльфу ненормальному, что мне без него очень плохо… И если он не придёт, я даже не знаю, что сделаю…

Она ревела, обнимала лиса и жаловалась ему в чуткое, вздрагивающее ухо. Он, словно всё понимая, вздыхал, тёрся мордой о её щёку, и иногда лизал её мягким и шершавым языком. И, наконец, она заметила ещё одну странную вещь. От лиса не пахло животным. Тем более, она где-то читала, что лисы довольно-таки вонючие. От этого же пахло нагретой шерстью, лесом, водой, свежестью. Словно его только что хорошенько и тщательно вымыли. Она отстранилась от него, посмотрела в рыжие влажные глаза:

– Слушай, а, может, ты и вправду Дух? Или вы оба Духи? – и потом уже увереннее добавила. – Или я сошла с ума. Что, конечно, более вероятно.

Тогда лис, наконец-то, улыбнулся, глаза опять стали хитрые. Быстро лизнул её в щёку, прыгнул в сторону, помахал хвостом, убежал.

Она сидела молча и без мыслей. То есть мысли были, но такая каша, что и не разобрать. Какая-то очень небольшая трезвомыслящая её часть говорила, что нужно срочно бежать в Москву, выходить замуж за Лёшку, иначе она и вправду съедет с катушек. Всё остальное было против.

– Лана… – она и не заметила, как он неслышно подошёл сзади.

Она вскочила и бросилась к нему на шею. Сколько они целовались, она сказать не могла… Потом, всё-таки придя в себя, она горько прошептала:

– Ты куда пропал? Разве я тебя чем-то обидела? Почему? Ну, почему ты так со мной…

– Лана, прости… но всё значительно серьёзнее… – тоже прошептал он ей на ухо.

– Мне на всё плевать! Дух ты, человек, или ещё кто… Может, ты женат? Мне и это всё равно. Только хоть иногда приходи! Видишь, у меня не осталось никакой гордости. Я больше не смогу без тебя.

– Лана… Лана… о небо… что же я делаю?… – он всё целовал её и только теперь уже совсем не так…

Последней разумной мыслью, когда они падали в мох, было: «Почему “о небо”?»…

 

А первым чувством из реального мира – чувство запаха… Запаха леса, свежести, воды… Его волосы разметались у неё по лицу и груди. Он, обняв её, уткнулся носом куда-то в шею за ухом… Она засмеялась:

– Вы что, с лисом одним шампунем моетесь? Ведь это он тебя привёл?

Он молчал, только тихо и нежно гладил её своими волшебными руками…

– И кто же это говорил, что не мужчина? – она всё смеялась. – Я бы сказала, что даже слишком мужчина…

Он поднял голову, и она испугалась перемены, происшедшей с ним. До этого она, вообще-то, из-за слёз и горя, а потом и радости даже не посмотрела на него как следует… А сейчас… Он как будто постарел и посерел… круги под глазами… золотая трехдневная щетина… а глаза… Они уже не смеялись.

– Эл, что случилось? – она взяла его голову в руки. – Я… я так разочаровала тебя?

Он, всё также молча, обнял её, начал целовать лицо, грудь…

– Эл, не молчи, ради бога!

Наконец, он, опять уткнувшись ей в шею, тихо сказал:

– Я сам подписал себе приговор… Но что я мог сделать? Это сильнее меня… сильнее всего во Вселенной…

– Какой приговор? – ей становилось всё страшнее.

– Приговор – потерять тебя навсегда…

– Ну, уж нет, дудки! – она пыталась опять шутить. – Я так просто не теряюсь, если уж нашлась!

– Лана, слушай… Я не должен бы тебе ничего рассказывать, но ты всё равно всё забудешь… Я должен хоть как-то оправдаться…

– Я?! Забуду?! Да ты что? – она всё пыталась заглянуть ему в глаза. – Я ждала тебя всю жизнь, и я забуду?!

– Лана… я не здешний… я очень издалека…

– Да я уже давно поняла! Ты хорошо говоришь по-русски, без акцента, но как-то не так… даже не могу объяснить… Ну, и что?

Он развернулся на спину, поднял руку к небу… от пальца вдруг, как указка, протянулся тоненький луч… Она только теперь поняла, что уже темнеет…

– Смотри, вон та звезда, – он указал лучом на чуть заметную точку над лесом, – там мой дом…

Она молчала. Почему-то вдруг сразу стало понятно, что это правда. Молчала и чувствовала, как реальность пронизывает ее холодом.

– Если это шутка, то очень жестокая… – прошептала она.

Вместо ответа он хотел её поцеловать, но, видимо, уловив настроение, опять уткнулся носом за ухо:

– Нет, не шутка… Хотя, конечно, жестокая…

– Значит… все эти тарелочки и… зелёные человечки – правда?

– Разве я такой уж зелёный? – он опять поднялся на локте и, смотря на неё, попытался улыбнуться. – Немножко небритый и не выспавшийся… но не зелёный же…

Видимо, она всё так же страшно смотрела на него, что он опять грустно пошутил:

– А кто же обещал, что ему всё равно… даже если я женат?

– Кто ты?!

– Человек. Почти такой же, как ты…

– Так не бывает. Не может быть. Не должно быть, – опять прошептала она. – Так издалека – и такой же…

– У нас одни предки. …Это было очень давно и очень далеко… …Это была цивилизация, достигшая высочайшего уровня… Они смогли просчитать, что их звезда близка к взрыву. И решили найти другой дом. Строили… ну, в общем, ваши фантасты называют это звездолётами… для эвакуации. Только вот в выборе нового дома мнения разделились… И все разлетелись на три стороны. Одни – к вам, на Землю. Другие – к нам, на… пожалуй, Нирриа будет ближе всего по звучанию. О третьих мы так ничего пока и не знаем…

Она, вся сжавшись в комочек, слушала, не шевелясь… Он продолжил:

– Конечно, неизбежно, и мы и вы деградировали… Но у вас ещё и условия были значительно хуже… Вы вынуждены были тяжело бороться за жизнь и очень сильно отстали от нас, когда мы, наконец, вас нашли… И, к тому же, вы пошли совсем другим путём… У вас машинная цивилизация, у нас – биологическая. Мы давно на Земле и наблюдаем за вами, ведь вы наши родные братья…

Она плакала. Молча, без звуков, текли и текли слёзы… Он, конечно же, это чувствовал, и не решался трогать её…

– Ты меня опять боишься?

Она села, молча и отрешённо стала натягивать майку. Потом сказала:

– Кажется, это ты боишься… Не бойся, уродов не будет, я предохраняюсь…

Он резко развернул её за плечи:

– Да как ты могла такое подумать?! Во-первых, я всё про тебя знаю, а, во-вторых, я же сказал – я точно такой же!

– Да?! Такой же?! – она плакала и кричала. – Да ты посмотри на себя! У тебя же глаза сейчас рыжие! Это ведь ты разгуливаешь по лесу в виде лиса!… Скажешь, нет? Он такой же… Это ты шепчешь в парус: «Лана!» Это ты комаров от себя отгоняешь… да и от меня тоже! Такой же он! Ты всё время меня обманываешь! Я тебя ненавижу, а не боюсь!

Тогда он опять обнял её, и хотя она яростно отбивалась, всё равно он был сильнее… так намного сильнее её…

– Да, такой же, – сказал он серьёзно и даже строго. – У нас абсолютно одинаковый набор хромосом. А мои особенности… Это как блондин – брюнет, высокий – низкий, толстый – тонкий… Просто наследственность…

– Да, да! И в особенности рыжая хитрая морда! Удивительная наследственная черта!

Он вдруг засмеялся:

– А разве он тебе не нравится? Мой лис?

– Отпусти меня!

– Лана… Лана, – он всё так же крепко держал её. – Лис – это работа…

– Какая работа?! Ты опять меня обманываешь?!

– Нет. Это связано с этим местом, и только с вашей Землей, – он всё пытался успокоить её и тихо говорил на ухо: – Земля – уникальна… Наша цивилизация, как я сказал, биологическая и мы многое научились делать с собой. Например, у нас нет машин, самолётов, звездолётов. Они просто не нужны, мы сами перемещаемся в пространстве… Но вот превращаться в кого-либо мы пока можем только здесь, на Земле. И только на Земле это вообще возможно. У вас есть места с особым… пусть излучением… И тут, вокруг вашей турбазы, как раз такое место. Может, тебе поэтому так здесь нравится? Ты очень чувствительна к этому… У меня на Земле много коллег – в Антарктиде, на Бермудах, в Австралии, Мексике, Африке… да всех не перечесть… И мы все изучаем природу этого излучения, чтобы суметь повторить это вне Земли.

И она уже не боялась, и не могла противиться и своему чувству, и его нежности, и уже не отбивалась, и уже целовала его… но всё равно плакала…

– Но почему тогда ты меня теряешь? Что за приговор?

– Мне запретили... – он тоже теперь зашептал ей на ухо… Так отчаянно… – Я не должен был вообще встречаться с тобой… Официального контакта с вами ведь пока нет…

– Почему, ну почему?

– Увы, но ваш мир слишком жесток. Многие наши знания для вас просто смертельны. Ещё разнесёте свою Землю в клочья… А мы этого не хотим… И не только из-за уникальности Земли… Главное, из-за вас. Мы не хотим вас терять…

– Но я никому ничего не скажу! – плакала она, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Лана, это не моё решение… – в его глазах было столько боли… – И потом… Ты же ничего не будешь помнить… Тебе будет хорошо… Это мне остаются лишь воспоминания на всю жизнь…

Они долго сидели молча, обнявшись, на тёплом мху… Она, наконец, прошептала:

– Твоя жизнь, она длинная?

– Да. Намного длиннее вашей. Мне сейчас… лет сто двадцать… по меркам Земли…

– Тогда возьми меня с собой, к вам! – делала она последние отчаянные попытки. – Там-то я уж точно никому ничего не скажу!

– Это невозможно… Я же говорил, мы сами перемещаемся в пространстве… У нас нет звездолётов… Да, и потом… Тебе бы там не понравилось… Кажется, в своём совершенствовании мы потеряли главное – любовь… Может, жестокость и любовь связаны? Не знаю… Но наш мир такой пресный, скучный и безликий… хотя, конечно, значительно более добрый… Я – неправильный человек для своего мира… Я так полюбил вашу Землю… и тебя… Поэтому и перестал слушаться доводов разума… Думаю, мои предки ошиблись в выборе звездолёта…

И опять она тихонько плакала у него на груди и он, неожиданно получивший в дар от природы Земли такое волшебное чувство, и понимая, что скоро опять потеряет его, тоже не скрывал слёз…

Она спросила:

– И сколько же у меня времени… до того, как я всё забуду?

– До утра…

– И ты, конечно, опять убежишь на свой… сеанс связи?

– Нет. Я так хочу быть рядом с тобой... Да и просто не смогу связаться... Не получится... Так бывает, когда, например… выпью спиртного… А сейчас я просто страшно пьян… от любви к тебе… И я до утра буду с тобой… если ты, конечно, всё-таки не прогонишь меня…

Она, конечно, не прогнала его. И это была ночь любви и слёз, радости и отчаяния, нежности и боли. Утром он проводил её до домика, уложил в кровать, положил свои волшебные руки на голову. Плача, и всё же засыпая, она до конца видела перед собой его чудесные добрые и мокрые глаза.

 

Утром она встала и удивилась. Дождь льёт опять вовсю, а голова не болит. Потом она нахмурилась, задумалась. Что-то было не так. Что она делала вчера? Ведь вчера была хорошая погода. Кажется, она ходила в лес… Или к бабе Ане? Или она ходила к ней раньше? Ну да. Ведь они ходили вместе с Лёшкой… И ели пироги. С чем? Наверно, с повидлом. Ведь ягод ещё нет… Или с картошкой? Что с головой? Всё перепуталось… Надо сходить к бабе Ане… Она взяла зонт и отправилась в деревню. И с порога, даже не поздоровавшись, спросила:

– Баб Ань! Вы нас с Лёшкой чем угощали? С чем пироги были?

– Да с повидлом, – баба Аня удивилась и всполошилась, – а что, неужто плохо стало? Отравились, что ль? Со мной-то всё, вроде, в порядке…

– Я что-то забыла… – она сидела и терла виски. – Что-то у меня всё перепуталось…

– Ещё бы! Как наскачитесь на вашей свистопляске, так я, думаю, как вообще чего соображаете…

– Нет. Дело не в этом, – она отчаялась разобраться в себе. – Знаете, я, видно, поеду в Москву… Деньги вот вам пришла оставить…

– Зачем? – баба Аня тревожно посмотрела на неё. – Зачем это мне, что-то я тебя не узнаю…

– Да сарай у вас покосился весь… надо бы поправить. Кто вам поможет? Лёшку разве допросишься? Да и не сумеет он…

– Лана, да что случилось? – баба Аня всё всматривалась ей в глаза. – Чтобы ты – и уехала раньше срока!

– Так ведь вон погода какая… Что здесь делать в такой дождь?

– Пройдёт скоро. Точно говорю. Все приметы на то показывают. Ещё день, а потом жара будет. И не меньше, чем на неделю. Опять голова, что ли, болит? – баба Аня подошла к шкафу. – Так я тебе сейчас травки дам, всё пройдет…

– В том-то и дело, что не болит… И это тоже странно… И ещё… Что-то вы мне про лес говорили… Что?

– Да что же я про лес могла говорить? Лес он лес и есть. Хороший у нас лес. Богатый. Скоро черника пойдёт, земляника, малина, грибы… А ты уезжать надумала… Да что с тобой?

Она встала, подошла и поцеловала бабу Аню.

– Я всё-таки поеду. И сама не знаю, что со мной… Может, действительно, замуж пора? Пока Лёшку кто-нибудь ещё не захомутал…

 

…На вокзале она достала телефон, позвонила Алексею.

– Лёш, это я.

– Светуля! – он обрадовался. – Как отдыхается? Я не звоню… Ты же не велела. Но очень беспокоюсь. Ты как?

– Лёш, я с вокзала. Я в Москве.

– В Москве? Что же ты не позвонила, я бы тебя привёз… Ведь с сумками, в электричке…

– Да всё нормально…

– Жди меня. Я через полчаса… нет, даже минут через двадцать подъеду. Где ты будешь?

– Нет, не надо меня встречать. Я сама. Здесь же близко.

– Свет, ты что? Что-то случилось?

– Да с чего ты взял?

– Голос у тебя… Да и чтобы ты с Волги раньше времени приехала… Может, обидел кто?

– Всё нормально… И ещё вот что. Наверно, действительно, пора замуж… Ты ещё не передумал?

– Света, милая… Я так рад… Всё-таки подожди меня, ладно?

– Хорошо, я буду в зале ожидания…

 

Он подбежал такой радостный. Господи, ну что они за странная пара! Она видела недоумение у всех, кто их окружал. Он, как всегда, словно сошедший со страниц модного журнала. С великолепно уложенной причёской. Высокий и такой безумно красивый… Источающий дорогой и модный запах. Запах… Что-то она всё-таки забыла…

– Света, – он почти поднял её, чтобы поцеловать, – на этот раз серьёзно?

– Постараюсь…

– Да что с тобой? – он тревожно вглядывался в глаза. – Что там случилось, на этой твоей чёртовой Волге?

– Не смей, – она попыталась улыбнуться, – не смей трогать Волгу! А то точно брошу… И ещё… С чем были пироги у бабы Ани?

– Пироги… – он нахмурился, – с повидлом, кажется… А что?

– Я что-то забыла… И не могу вспомнить… И не знаю – что надо вспомнить…

– Вот что… – он всё так же тревожно смотрел на неё. – Тебе нужно дома посидеть. А то, видно, перекупалась и перегрелась на солнышке… Домой поедешь, или… может, сразу ко мне?

– Нет, только домой. А завтра – на работу…

 

Она уже неделю ходила на работу. Отшучивалась от всех вопросов. Наташка даже обиделась. Ведь она ничего так и не рассказала. Замкнулась в себе. В голове всё крутился и крутился вопрос – что же она должна вспомнить? Ходили с Алексеем вместе на обед. Он только смотрел тревожно, вопросов больше не задавал, о свадьбе не напоминал… Ждал, видимо, когда она сама заговорит об этом... К нему она ни разу не зашла, хоть он и звал каждый день… В пух и прах поругалась с папкой… Он опять пилил её за то, что мучает хорошего человека. Мама ласково и тревожно спрашивала: «Светик, если у тебя проблемы… ну, ты знаешь, какие… не молчи… лучше ведь всё делать раньше…» Но она просто должна была что-то вспомнить…

 

Она сидела, напряжённо уставившись в компьютер, когда зашла удивлённая секретарша, Леночка.

– Светлана Сергеевна! Там к вам клиент, а у меня никто на сегодня к вам не записан… Пускать?

– Кто? Я, вроде, ни с кем не договаривалась…

– Вообще, странный какой-то… Не похож на наших клиентов… Как будто перепутал дом или офис… На художника похож… Говорит, скажите только: «Эл». Я так и не поняла, это фирма или фамилия…

Эл… Вот что она должна была вспомнить! Как будто это слово было ключом ко всему… Эл! Боже, Эл!… И всё же что-то ещё оставалось… Что-то было недоступно… Что-то не так…

Она сама вышла в приёмную. Он стоял у окна и, действительно, был похож на художника. Чёрные узкие джинсы заправлены в замшевые остроносые сапожки. Свободная тёмная и какая-то чуть мерцающая куртка-рубашка подчеркивала широкие плечи и узкую талию. Теперь у него была небольшая густая бородка, такая же золотая и волнистая, как и волосы, рассыпанные по плечам. Он обернулся от окна… Большие, добрые и весёлые глаза. Что же ей мешает?…

– Здравствуй, Лана, – он подошёл поближе и говорил негромко.

– Боже мой… – она продиралась мыслями сквозь что-то вязкое… как туман… – Эл… Ведь ты говорил, что всё сотрёшь из моей памяти… Но я всё время что-то пыталась вспомнить… И сейчас я, кажется, всё вспомнила…

– Ну, допустим, ещё далеко не всё, – улыбнулся он.

– Да… ты что-то всё ещё держишь… Отдай. Отдай мне меня…

– Ничего я не стёр, Лана… просто закрыл на время. Опять ослушался. И ох, как мне опять влетело! Если бы стёр, пришлось бы заново с тобой знакомиться… – он всё улыбался. – А здесь это намного сложнее…

– Эл, не морочь мне голову… Отдай, отдай всё…

– Лана, послушай, – он подошёл совсем близко и заговорил ещё тише. – Ты должна решить всё спокойно, без эмоций. Потом отдам и эмоции. …Всё это время… я боролся за нас! Доказывал, убеждал и просил… И победил! Понимаешь, меня отпустили! Любовь – это редкость в нашем мире. Её нельзя терять… Мне разрешили, понимаешь, всё разрешили! Теперь – слово за тобой… У нас есть три пути. Первый – остаться здесь, где ты живёшь. Я, конечно же, мало похож на ваших мужчин, тебе будет очень непросто со мной… Я не умею водить машину, ничего не понимаю в вашем бизнесе, не знаю ни ваших компьютеров ни техники, не играю, как настоящий мужчина, в хоккей, подраться… нет, пожалуй, смогу! – он засмеялся. – Только своими методами… Но я не буду тебе обузой – могу лечить людей, знаю много ваших языков, рисую, вообще-то, неплохо…

– Отдай…

– Дослушай же!… Или мы можем уехать в одно из ваших чудесных мест и я продолжу свою работу, которой, если честно, увлечён почти с детства… Только, увы, не на Волгу, там тебя знают…

– Эл, отдай немедленно…

– Но есть ещё третий путь – он смотрел ей прямо в глаза. – Я могу действительно всё стереть, и ты не будешь даже знать, что нужно что-то вспомнить… Я бы хотел заставить тебя полюбить твоего Алексея, он хороший человек и, видимо, это было бы самое правильное… Но мы не можем заставить делать других то, что сами почти не умеем…

– Забудь и о первом и о третьем! – она даже головой затрясла. – Мне до чёртиков надоела эта работа, я не горожанка, я здесь задыхаюсь и умру, в конце концов! Я хочу быть просто твоей женщиной… А вот ты должен продолжить начатое, ведь это твоё призвание!

– Ты решила, не пожалеешь? – последний раз спросил он.

– Отдай… – подалась она к нему всем телом.

Он легко провел рукой вокруг её головы… и тогда она опять, наконец-то, стала собой. И бросилась к нему на шею. И уже не слышала, как упала чашка у Леночки, не видела, как выкатились глаза у девчонок, разговаривающих в другом конце приёмной, не знала, как побелел и прислонился к стене вошедший Алексей. Стояла и целовалась с ним, как на Волге. И только вдруг испуганно сказала:

– Но я так рано стану старой!… для тебя…

– Да кто ж тебе позволит? – он смеялся и целовал её. – И не мечтай…

– …А тогда бежим отсюда, да?…

Апрель 2001

   

 

 

Copyright © 2004 - 2014 golosasibiri.ru
Коллектив авторов.
Все права на материалы данного сайта принадлежат авторам. При перепечатке ссылка на авторов обязательна.