Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск седьмой
Памятки истории
Если бы не память, жизнь была бы невозможна; если бы не забывание, жизнь была бы невыносима.
Владислав Гжегорчик
Алексей Тепляков
ДЕЛО НОВОСИБИРСКИХ ВРАЧЕЙ И ИНЖЕНЕРОВ 1941 ГОДА
Известный российский
композитор Александр Зацепин, написавший музыку к самым знаменитым комедиям
Леонида Гайдая и массу популярных песен, в
«В одну из
декабрьских ночей сорок первого, – пишет Зацепин-младший, – я спал, как вдруг
меня разбудила мама. Слышу – шепчет:
– Приехало НКВД,
отца забирают!..
Спросонья ничего не
понимаю. Вижу – ходят незнакомые люди в штатском, свет зажигают, из шкафов
забирают вещи. Отцовское охотничье ружьё, мой фотоаппарат… Отец, бледный,
подошёл ко мне попрощаться. Сказал:
– Помни, отец твой
ни в чём не виноват!
И его увели.
Конечно, все мы
знали про НКВД, видели зловещие чёрные “воронки”. Но что-то недопонимали. Всё
воспринималось как-то абстрактно. Страшновато, но не очень. Пока не коснулось
лично. Мы даже глупости делали: стучали кому-нибудь в дом и кричали: “НКВД!..”
А отца посадили вот
за что. В начале войны был издан такой указ, – за опоздание на работу – судить.
И отец как-то сказал:
– Наконец-то за
лодырей взялась советская власть!
Сам пунктуальный до
педантичности, он не любил лентяев и прогульщиков. А многие опаздывали.
Следователь
спрашивает:
– Значит, вы
считаете, что наконец-то советская власть взялась за лодырей? Значит, раньше
советская власть ничего не делала? (…)
Отца посадили в
камеру, зверски избивали, вышибли зубы. Его будили по ночам, свет – в глаза,
снова били. Требовали, чтобы подписал, что он контрреволюционер… (…)
Потом мы узнали, как
было дело. Пару раз в месяц отец, его приятель, тоже доктор, Леонид Сырнев,
инженер Александр Рукавицын и ещё один, случайный, неинтеллигентный человек,
играли в преферанс. Мама ещё всегда отцу говорила, мол, он же не вашей среды,
зачем вы с ним общаетесь?..
Для отца этот
преферанс был редким отдыхом, отвлечением от дел. И вот как-то за игрой отец и
сказал свою фразу про лодырей и советскую власть. А этот, четвёртый, и капнул.
И получил орден за бдительность. А потом случилось так, что он умер раньше
всех, заболел чем-то… (…)
Отца мучили полгода.
Потом он не выдержал и подписал. Его осудили и сослали в Тайшет. Врачи были
нужны, и ему дали возможность работать по специальности. Он же был
высококлассным хирургом.
Ему было сорок семь
лет. И, конечно, вся его жизнь пошла под откос».
* * *
В момент ареста отца
будущему композитору было 15 лет, но он всё хорошо запомнил: и арест, и
позднейший рассказ отца о следствии. О деле Сырнева, Зацепина и Рукавицына
свидетельствует папка за номером 3898, хранящаяся в архиве местного управления
ФСБ.
Начальник отделения
дезинфекции облздравотдела Леонид Михайлович Сырнев, доцент мединститута Сергей
Дмитриевич Зацепин и инженер-строитель Александр Мефодьевич Рукавицын
(заведующий сектором капитального строительства облплана) давно были на примете
у НКВД как некогда служившие в колчаковской армии. Санинспектор облздрава
Сырнев происходил к тому же из семьи дьякона. Для госбезопасности не имело
никакого значения, что доцент кафедры акушерства и гинекологии Института
усовершенствования врачей Зацепин – автор более двадцати научных работ, что
после начала войны он сформировал хирургическое отделение в новосибирском
эвакуационном госпитале. Накопив достаточное количество агентурных сведений о
сомнительных разговорах интеллигентов-преферансистов, работники НКВД, если
пользоваться их жаргоном, «ликвидировали разработку». Постановление на арест 24
декабря
Подобные встречи за
преферансом сыграли роковую роль в жизни многих тогдашних интеллигентов.
Чекисты при разных обстоятельствах расценивали обычные домашние посиделки за
карточной игрой как «сборища» враждебно настроенных лиц и нередко записывали
поклонников таких встреч в различные «контрреволюционные организации».
В этот раз
следователи предъявили своим жертвам статью об «антисоветской агитации», но,
учитывая начало военной обстановки в стране, стали развивать наиболее
характерную тему – «измены Родине». Уже 28 декабря 1941 года следователь Г.В.
Антонов предъявил Сырневу обвинение в намерении перейти к немцам в случае
мобилизации на фронт. Логика была удивительно проста – раз восхвалял немцев и
ругал советскую власть, стало быть, потенциальный изменник.
Антонов был основным
следователем этого дела. Вместе с Ермолиным он составил в апреле 1942-го
обвинительное заключение, где говорилось, что все трое арестованных ещё в
Л. Сырнева
изобличали показаниями врачей – «врагов народа», расстрелянных в 1937-м.
Присутствовали и агентурные показания: агенты НКВД «Буж», «Мензурка» и «Фильтр»
утверждали, что в 1933-1934 гг. Сырнев якобы способствовал распространению
эпидемии сыпного тифа в Новосибирске. А С. Зацепин изобличался агентами в том,
что «выражал намерение изменить родине». Давление на подследственных, которые
признались не сразу, оказывалось постоянное и всестороннее. Дежурный помощник
начальника тюрьмы сержант госбезопасности Зубрилин в рапорте от 10 марта
Из Новосибирска дело
было направлено в Особое совещание при НКВД СССР с предложением назначить:
Сырневу – высшую меру, Зацепину – 10 лет, Рукавицыну – семь лет лагерей. В
Москве согласились. 19 августа 48-летний Сырнев был заочным порядком осуждён и
8 сентября 1942 г.
расстрелян. Зацепину определили десять лет, Рукавицыну – восемь.
Сергей Зацепин сидел
в Тайшетлаге и работал по своей специальности. «За высокие производственные
показатели» в апреле
Что касается Александра Рукавицына, то он сидел в Кемеровской области и был освобождён из мариинских лагерей 27 декабря 1949 г. Вскоре после освобождения он устроился начальником производственного отдела искитимского стройуправления треста «Черноречцемстрой».
Рассказ о невинно осуждённых врачах стоит дополнить небольшим, но столь же типичным описанием ещё одной трагической судьбы новосибирского инженера, подвергшегося аресту в начале войны. Речь идёт о 57-летнем Николае Ивановиче Подбельском – начальнике производственного отдела треста «Стройматериалы» наркомата путей сообщения. Этого специалиста арестовали в июле 1941-го, также накопив донесения об «антисоветских высказываниях» (досье на Подбельского было солидным – ещё полутора десятилетиями раньше чекисты отмечали его отрицательное отношение к советской власти). Выбили показания о работе на германскую (хотя сначала записали в японскую) разведку и осудили на 15 лет лагерей. Дочери Марине, которая получила короткое свидание с ним, инженер рассказал, как его мучили лишением сна, заставляли трое суток без отдыха стоять… Дочь писала маршалу Ворошилову, что отца «били и следы этого были видны у него на лице». В июле 1952 г. Н.И. Подбельский, отбывая срок приговора, умер в Братске, а несколько лет спустя был реабилитирован. Но драматический список репрессированных в годы войны новосибирских интеллигентов далеко не исчерпывается фамилиями Сырнева, Зацепина, Рукавицына и Подбельского…