Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск шестой
Изящная словесность
Насколько меньше происходило бы всего на свете, если бы не существовало слов.
Станислав Ежи Лец
Наталья Елизарова
ВИЗИТКА В КОСМЕТИЧКЕ
Самым потрясающим в ней было то, что она, несмотря на свою ослепительную внешность, не была дурой. В нём наиболее удивительным было то, что, несмотря на кучу денег, которыми он обладал, женщины с ним спали по любви.
Как и всякий в двадцать с небольшим лет, она была честолюбива и страстно желала пробиться. За плечами у неё кроме диплома художника-графика с отличием не было ничего: ни денег, ни влиятельных родственников, ни полезных знакомств. Но это её не останавливало; она считала, что сможет сделать карьеру, если не будет отвлекаться на глупости: флирт, интрижки и прочую романтическую чепуху. «Безжалостно отсекай всё, что мешает успеху!» – таким было её кредо.
Его жизненный багаж был гораздо богаче: два развода, брошенные дети, вереница коротких скандальных связей. Профессиональные амбиции давно удовлетворены, – в модельном бизнесе он достиг всех мыслимых и немыслимых вершин. На тему смысла жизни он никогда не философствовал, выражая своё мировоззрение одной нехитрой фразой – «живи в своё удовольствие», что он и делал по мере сил и возможностей.
Они познакомились, когда она пришла устраиваться фотографом в его модельное агентство. Увидев Марину, в Сабинине вспыхнул азарт коллекционера; женщины были его страстью, его слабостью. Увидев Сабинина, у Марины впервые ёкнуло сердце; всегда уверенная в себе, она вдруг оказалась смущённой и растерянной.
Прищёлкивая языком, Сабинин оглядел девушку с головы до ног.
– Вот это да!... – восхищённо проговорил он. – Новенькая?
За Марину ответила администратор.
– Вот, Игорь Валентинович, пытаюсь сманить девушку к нам в агентство, а она отказывается.
– Как? Вы не хотите у нас работать? – удивился Сабинин.
Взгляды Марины и Игоря Валентиновича пересеклись; в глазах Сабинина была усмешка.
– Работа модели меня не интересует, – Марина вытащила из сумки небольшой полиэтиленовый альбом, пачку снимков в конверте из-под фотобумаги и протянула Сабинину. – Я – профессиональный фотограф, три года работала в студии…
Сабинин бегло, без особого интереса проглядел фотографии и возвратил девушке.
– Свободной вакансии у нас нет… И если говорить откровенно, – фотограф вы никакой.
Марина оскорблённо поджала губы.
– Не хмурьтесь, морщины не идут классически правильным чертам лица, – Сабинин взял девушку за подбородок и повернул голову так, чтобы стал виден профиль. – А почему бы вам не устроиться моделью? Для этого у вас есть все данные.
– Я никогда не думала об этом…
– А вы подумайте, – Сабинин вытащил из внутреннего кармана визитку и протянул девушке. – А как надумаете – позвоните.
Девушка была разочарована и взволнована одновременно. Работа манекенщицы не вязалась ни с её образом жизни, ни с мироощущением. Ей всегда казалось, что с этим вычурным, легкомысленным, эпатажным миром, полным головокружительных взлётов и жесточайших падений у неё нет и не может быть ничего общего. Однако было одно «но», которое перевесило сотню других аргументов – Сабинин – мужчина, от которого она впервые в жизни потеряла голову; у неё будут шансы на встречу с ним, только если она станет иметь принадлежность к этому странному и чуждому ей миру. И Марина решилась.
С этого дня её жизнь закрутилась в непривычном ритме. Большая часть времени у неё стала проходить перед огромным зеркалом, среди коробочек с пудрой, тюбиков и баночек с кремом, косметических кисточек и флаконов с духами. В жизни Марины появились новые люди: визажисты, стилисты, массажистки. Их контакты с девушкой сводились к тому, что они, колдуя над её лицом и телом, поверяли ей какие-то чудовищные истории об интригах и склоках, царивших вокруг подиума. Слушая их непрекращающуюся трескотню, она изредка вставляла междометия и думала о том, что хорошо смонтированная плёнка о жизни модели, наверное, выглядит красиво: по ногтю бежит кисточка, оставляя за собой полоску лака, карандаш проходится по бровям и они воспаряют ввысь, как крыло чайки, нежным персиком становятся от прикосновения пуховки щёки, – и вот постепенно Золушка превращается в принцессу, которая, демонстрируя наряд и хорошую фигуру, горделивой поступью вышагивает по подиуму, эффектно останавливается, замирает в грациозной позе. На деле всё оказывалось не так уж шикарно: ноги страдали от бесконечных эпиляций, от краски для волос мучительно щипала кожа, пальцы разъедал ацетон. Она чувствовала себя пластилином, из которого можно вылепить что угодно. Такое положение вещей её не устраивало – хотелось самой быть мастером, а не инструментом в чужих руках.
Девушки из агентства встретили её приветливо, но холодно, как на официальном приёме в Букингемском дворце. Марина отнеслась к этому довольно безразлично – никому в подруги она не набивалась. Когда её лицо стало появляться на обложках престижных модных журналов, любезность сменилась скрытой враждебностью. На показах, в самый решающий момент, когда до выхода на подиум оставались считанные секунды, вдруг таинственным образом пропадали её туфли или какая-нибудь другая часть туалета. Девушка старалась игнорировать недоброжелателей. Ей хотелось сохранить отстранённость и некую дистанцию, которую она мысленно установила между собой и той средой, в которой она чувствовала себя белой вороной. К тому же кроме Сабинина её ничто другое не интересовало.
С каждым днём из сплетен персонала и шушуканий моделей она понемногу узнавала о его жизни. Секретарша, например, предупредила её, что он кобель, каких мало, и не пропускает ни одной юбки, начиная от менеджера по персоналу и заканчивая уборщицей. Весьма охотно «перемывались косточки» директорской второй половины: судачили, что она страшна, как смертный грех, что супруги тысячу лет не занимались любовью по причине неизлечимой фригидности госпожи Сабининой и что Игорь Валентинович очень несчастен с ней, но развестись не может, поскольку от этого пострадает его бизнес.
Марина мельком видела его на показах, случайно сталкивалась с ним в коридорах агентства. Сабинин иногда удостаивал её небрежным кивком головы, иногда – равнодушно проходил мимо, а иногда, обнимая за талию, интересовался: «Ну, как поживает моя прелестная Мари?» У него была привычка называть девушек на иностранный манер: Катю – Катрин, Ирину – Ирэн, Полину – Паолой, Юлию – Джулией. Марину он сразу же окрестил Мари, хотя такое обращение было бы логичным и уместным по отношению к какой-нибудь Маше, а не к ней.
Однажды Марина через секретаршу получила от Сабинина предложение поужинать. Наконец-то! Ей стоило большого труда, чтобы сдержаться и не показать своей радости. Однако всю её восторженность как рукой сняло, когда секретарша с самым невозмутимым выражением лица заявила ей: «Не ты первая, не ты последняя. Все проходят через директорскую койку». Девушка побледнела; это было самой настоящей пощёчиной: «Только не я. Передай ему – пусть идёт к чёрту!» Секретарша хмыкнула и с готовностью поспешила выполнить поручение.
Их свидание всё же состоялось несколькими днями позже, в один из душных летних вечеров. Марина вышла из агентства, купила газету в киоске Роспечати и зашагала к автобусной остановке, не заметив Сабинина, наблюдавшего за ней из окна своей иномарки, медленно катившейся вслед за девушкой.
Машина Сабинина, поравнявшись с Мариной, испугала её резким звуком клаксона. Девушка остановилась. Он открыл ей дверцу.
– Привет, принцесса! Прокатишься с шефом?
– Марина села на переднее сидение.
– А девчонка-то проказница, на свидание не показывается… – игриво пропел-промурлыкал директор.
– Много работы было, – сухо ответила Марина.
– Ну, ясно-понятно, – тоном, каким обычно произносят фразу «куда уж нам», сказал Сабинин; он включил магнитофон и в салон заструился чувственно-хрипловатый голос Патрисии Каас.
– Марина слегка постукивала в такт мелодии свёрнутой в трубочку газетой.
– О чём пишут в прессе? – для того, чтобы что-то сказать, поинтересовался Сабинин.
– Не знаю, ещё не читала, – проговорила девушка, машинально разворачивая газету.
Увидев её название, лицо Сабинина исказилось от гнева:
– Как, ты читаешь эту гадость?
– А что? – оторопела Марина.
– А то, что редактор этой паршивой газетёнки – мой злейший враг! Ты не представляешь, сколько он мне крови попортил! – Сабинин выхватил у Марины газету и, небрежно скомкав, вышвырнул её через окно на улицу, а затем брезгливым жестом вытер пальцы о брюки. – Никогда больше не покупай это дерьмо!
– Хорошо, – неуверенно сказала девушка.
Лицо мужчины смягчилось.
– Ты меня расстроила, Мари… – примиряющее откликнулся он. – Хочешь, подскажу, как ты можешь загладить свою вину?
Марина слегка улыбнулась.
– У меня на примете есть один уютный ресторанчик… Там готовят такой потрясающий ростбиф – пальчики оближешь!
В следующую секунду девушка почувствовала то, что испытывает человек, с обрыва бросившийся в воду.
– А у вас, случайно, нет на примете свободной квартиры? – неожиданно для себя произнесла она.
– Что? – изумлённо уставился на неё Сабинин; Марина не смотрела на него; её широко раскрытые глаза буравили лобовое стекло.
– Номер в гостинице… какая-нибудь комната посуточно… – монотонно перечисляла она и, наконец, в упор взглянула на него. – Ну, едем же!
Сабинин, несколько ошарашенный её предложением, нажал на газ.
Они направились в первую попавшуюся гостиницу. Обычно Сабинин действовал осторожнее и для своих развлечений старался выбирать как можно более укромные места – те, где случайная возможность пересечься с кем-либо из знакомых сводилась к минимуму; кроме того, он придерживался неизменного ритуала: сначала – ужин в ресторане, потом – любовь, но сегодня всё произошло иначе, чем он планировал: инициатива исходила от Марины, он лишь подчинился её решению... Прошедшая ночь оставила в душе Марины неоднозначное впечатление: здесь была и радость от общения с любимым человеком, и чувство стыда от пристальных взглядов горничных, и внезапная ревность, вспыхнувшая от подслушанного разговора, в котором он свою жену называл теми же словами, которые несколько минут назад шептал ей в постели. Однако девушка поспешила заглушить в себе все побочные воспоминания, кроме ощущения счастья, в котором ей хотелось раствориться и забыть обо всём на свете.
...Вслед за этой ночью последовали другие – тайные, пьянящие, со вкусом экстрима и запретной страсти. Марина пребывала в состоянии безмятежно-сладостной эйфории. Сабинин осыпал её дорогими подарками и делал туманные намёки, что собирается кардинальным образом пересмотреть свою личную жизнь… Так продолжалось около месяца. Затем всё внезапно прекратилось. Без всяких объяснений он все их встречи свёл на нет. Она начала звонить ему на сотовый – он не отвечал, стала подкарауливать возле офиса – он, ссылаясь на занятость, торопливо проходил мимо. Нежный любовник превратился в жёсткого, деспотичного начальника. Девушка была в панике. Решив всё раз и навсегда выяснить, она прямиком направилась в директорский кабинет.
…Едва Марина переступила порог офиса, как перед её взором предстала следующая картина: Сабинин, прижав к столу секретаршу, нацеловывал её в оголённую шейку.
– Мерзавец, – чуть слышно уронила Марина.
Сабинин поднял голову и оглянулся через плечо; его лицо было перемазано помадой.
– Стучаться надо! – приглаживая волосы на макушке, недовольно бросил он.
Секретарша, подхватив со стола папки, заспешила к двери.
– Я же говорила, что он – кобель! – на ходу застёгивая пуговицы блузки, шепнула она Марине.
Сабинин, поправив воротник, уселся в кожаное кресло внушительных размеров и горделиво расправил плечи.
– Вот что, детка, – негромко хлопнув ладонью по столу, произнёс он. – Мы неплохо провели время, но давай на этом остановимся. У тебя твоя жизнь, у меня – моя.
Марина решительно двинулась к столу.
Сабинин, перехватив её взгляд, который не сулил ничего хорошего, поспешно выкрикнул:
– Только давай обойдёмся без идиотских сцен!
Девушка, казалось, его не слышала.
…В ближайшие несколько минут из офиса директора вырывались непривычные и странные звуки: треск упавшего ксерокса, звон разбившегося телефона, грохот отодвигаемой мебели, топот ботинок, стук каблуков и обезумевшие мужские вопли: «Что ты делаешь? Это же важные документы!... Прекрати, я вызову охрану! Поставь телефон на место!... Идиотка!... Не трогай ксерокс! Разобьёшь – платить будешь! Ты что – спятила?!... Охрана! Скорее сюда, охрана!»
Когда охранники вбежали в кабинет, там царил настоящий разгром. Бледный, испуганный Сабинин, закрыв голову руками, спрятался за спинку дивана. Увидев подоспевшую подмогу, он бесстрашно выпрямился во весь рост; вид у него был прямо-таки растерзанный: волосы – взлохмачены, на щеке – три царапины, пуговицы на манжетах – оторваны. «Вышвырните её отсюда и больше никогда не пускайте – она уволена!» – тыкая пальцем в направлении Марины, вскомандовал он. Два широкоплечих громилы, как пушинку, подхватили девушку подмышки и выволокли из кабинета.
Она упиралась и говорила, что может уйти без посторонней помощи, но никто не хотел её слушать. Видимо, охранники решили дословно выполнить приказ шефа: не проводить до дверей, а именно вышвырнуть вон, и тем самым унизить, смешать с грязью, растоптать… С заломленными за спину руками, под любопытные взгляды и злорадные восклицания бывших коллег, Марину протащили через все лестницы и коридоры до самого выхода, а потом вытолкали на улицу. Не рассчитав равновесие, она плюхнулась, обдирая ладони в кровь, на асфальт. В ту же минуту на землю полетели её вещи: зонт и сумочка.
…В тот вечер, сидя на кухне своей квартиры, Марина выкурила две пачки сигарет, выдумывая тысячи способов мести Сабинину. От любви к нему в её сердце не осталось и следа.
…Через несколько дней девушка нанесла визит главному редактору скандально известной «жёлтой» газеты, – той самой, которую Игорь Валентинович строго-настрого запретил ей покупать.
…Войдя в редакторский кабинет с огромным двухметровым планшетом, завёрнутым в коричневую вощёную бумагу, Марина остановилась перед лысоватым толстяком средних лет, восседавшим за массивным столом, заваленным свежими гранками, и набиравшим номер телефона.
– Вы что-то хотели? – не взглянув на неё, недовольно проговорил он.
– Добрый день, – скороговоркой проговорила Марина. – Я не отниму у вас много времени. Я – художник. Меня зовут Марина Митина. Хочу устроить выставку своих работ. Думаю, что вы могли бы мне в этом помочь.
Рука редактора замерла над телефонными кнопками. Он поднял на неё глаза – в них явственно читалось недоумение.
– Послушайте, девушка, во-первых, мы не занимаемся организацией выставок, во вторых, я сейчас очень занят, так что попрошу вас...
– Может, для начала посмотрите мою картину, – девушка развернула планшет и выставила его перед редактором.
Мужчина взглянул на изображение; по его лицу пробежала ухмылка.
– Гениально! – потирая руки, воскликнул он. – Мы вам, пожалуй, поможем… – засуетившись, он вытащил из тумбочки два стакана и банку кофе, нажал кнопку электрического чайника. – Извините… Марина, кажется?... Мариночка, вы не торопитесь? Мне бы хотелось, чтобы вы дали интервью нашей газете.
Девушка улыбнулась:
– Охотно.
…Редактор сдержал обещание и в одной из престижных в городе галерей современной живописи организовал открытие выставки произведений Марины Митиной, в которую вошли как картины, так и фотографии. Выставка произвела настоящий фурор, чему поспособствовали громкая реклама и шумиха в прессе, связанные, главным образом, с одним из полотен художницы, выполненным в стиле «ню». Щедро раздавая интервью журналистам, Марина уверяла, что рисовала свою модель с натуры…
…Сабинин узнал о выставке Марины от жены, которая вдруг без всякого повода объявила ему о разводе. Когда он попытался выяснить мотивы её внезапного решения, она обозвала его потаскуном и заявила, что отныне станет с ним общаться только через адвоката. С большим трудом ему удалось выявить причину того, что повергло её в такое бешенство. «Ты не просто изменял мне, как последняя дрянь! Ты ещё меня посмешищем сделал!» – в исступлении кричала женщина. Едва он, по привычке, начал было клясться в своей невиновности, как она вместо всяких контраргументов бросила ему в лицо смятую газету. Его портрет был на первой странице…
С этого дня жизнь Игоря Валентиновича превратилась в кошмар. Журналисты не давали ему прохода: поджидали возле подъезда его дома, дежурили у дверей агентства, преследовали по пути в ресторан, сопровождали на деловые встречи. Его рабочий, домашний и мобильный телефоны раскалывались от звонков – агрессивных, беспардонных, назойливых: «Господин Сабинин, что вы думаете о выставке вашей бывшей модели? Вы уже раньше позировали обнажённым? Это правда, что до того, как открыть агентство, вы работали мальчиком по вызову?»
Адвокаты советовали Сабинину подать в суд на зарвавшуюся девицу, но он лишь раздражённо отмахивался, понимая, что этим подольёт ещё больше масла в огонь. Плюнув на все свои дела, он сбежал в спасительный отпуск, надеясь отсидеться на каком-нибудь средиземноморском пляже до того времени, пока не утихнет накал страстей… По дороге в аэропорт он старался не замечать яркие рекламные щиты, которые, казалось, кричали: «Внимание! Не пропустите! Новая выставка Марины Митиной!».