Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.

 

 Выпуск девятый

 Детям и родителям

Если бы сказку сделали былью, жизнь была бы ещё страшнее.

Валентин Домиль

Игорь Егоров

НАХОДКА

Историко-приключенческая повесть

Посвящаю светлой памяти

моего большого друга,

замечательного человека,

Сергея Григорьевича Фарманова

Глава 1. Димка-кладоискатель или Таинственная пуговица

– Коська, гони сюда! Дело есть! – закричал Димка, выглядывая из-за угла дома. Я круто повернул велосипед и, нырнув под натянутую бельевую верёвку, с разгону чуть не налетел на него.

– Какое дело? – спросил я, хотя знаю, что у Димки всегда к кому-нибудь есть «дело» и, наверняка, связанное с пиротехникой или кладом. Пиротехникой и кладами у нас многие занимаются во дворе.

– Слушай, Коська! Я знаю, где можно найти старинные монеты! – сказал он почти шёпотом, напирая на меня всей грудью в полосатой рубашке. Когда Чкипа (так ребята перевернули Димкину фамилию Пучкин) говорит о кладе, он становится прямо-таки наэлектризованным. Даже его чёлка ёжиком так и целилась в меня!

– А где? – я тоже невольно почти шёпотом спросил у него.

– Пошли со мной! Я знаю такое место! Закачаешься!.. А велосипед закати домой, он нам не нужен, только мешать будет, – тут же посоветовал Димка. Я послушался его, но потом пожалел. Родители нагрузили меня молочными бутылками и отправили в магазин.

– А, ерунда! По пути сдадим эти посудины, и дело в шляпе! – успокаивал меня Димка.

Пока шли, Димка без умолку рассказывал, как в прошлом году где-то у стены дома нашёл турецкие монеты, хотя, наверное, сроду их не видал, да и откуда им было взяться здесь, в Омске?! И всё-таки я чуть не забыл про бутылки. Хорошо, что ещё не проскочили «Молочный»!

Вскоре мы подошли к реке, точнее, туда, где Омка впадает в Иртыш, и по обрыву, скользя и падая, осыпая комки сухой глины, чуть не кувырком скатились к самой воде.

– Слушай, Димка, зачем ты меня сюда привёл? – спросил я, вытряхивая из кеда глину, уже почему-то заранее жалея о том, что согласился пойти с ним.

– Эх ты! Ничего не понимаешь! Вот здесь, около берега можно, знаешь, какие монеты найти! Их раньше здесь на счастье бросали! – и мой приятель сел на корточки, и горсти гальки полетели из воды на песок. – Мы их потом в музей отнесём! – радостно подмигнул мне Димка. Я тоже кинулся рыться у берега, но ничего, кроме какого-то заржавленного дверного крючка, там не нашёл.

Я плюнул на это дело и сел на песок, а Димка продолжает «мутить воду». Вдруг он как завопит:

– Нашёл, нашёл!!! – и показывает мне пятнадцатикопеечную монету тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения! Я чуть со смеху не подох.

– Ха! У меня дополна таких монет! – и я вытащил из кармана целую горсть пятнашек за бутылки. – А вот как раз одной и не хватает! – и, выхватив пятнашку у Димки, сделал ему «подножку». Димка не удержался и полетел в воду! Только брызги в разные стороны! Но так удачно плюхнулся, что только штанину замочил.

– Всё равно найду, по-настоящему! – обиделся он и давай опять месить гальку, как тесто.

А я занялся изучением собственной тени: уши как уши, хотя мне не нравятся мои уши: из-за этой стрижки, всё время топырятся, и что им надо! И плечи какие-то не очень-то...

От быстроты реки, сплошь облитой слепящими солнечными бликами, то и дело выскакивали и лопались прозрачные лиловые пузырьки. Я отыскал длинную щепку и нарисовал ею на песке циферблат. Жук-солдатик пересёк мой циферблат, я щепкой закрыл ему путь, но он, не долго думая, юркнул под ней и засеменил дальше по своим солдатским делам крохотными лапками.

Я воткнул щепку в середину циферблата. Мои солнечные часы показывали 12!

– Дим, уже 12, – простонал я, – мне же ещё за молоком!

И вдруг, стряхивая с покрасневших рук крупные капли воды, он вскочил с корточек и, вертя перед своим утиным носом пуговицу, принялся её внимательно разглядывать.

– Коська! Зырь! – во всё горло закричал Димка.

На ладони у него лежала странная пуговица с едва заметной насечкой и небольшим ушком.

– Димка, это, по-мо-о-ему, ла-а-данка! – догадался я, от неожиданности растягивая слова.

– Чего?

– Ну ладанка, не знаешь что ли, медальон раньше носили на шее! Дай посмотреть! – попросил я, сам чуть не вырывая у него из рук медальон. Мне не терпелось узнать, что там, внутри, но из-за ржавчины было непонятно, где же его створки?

– Тьфу ты, чёрт! – я уже злился, пытаясь открыть его. – На! Не могу! Чуть ноготь себе не сломал!

– Эх, ты! «Чуть ноготь себе не сломал!» – передразнил меня Димка. Но, даже сопя и кряхтя, он тоже не смог открыть медальон.

– Ладно, пошли домой, что-нибудь придумаем! – тут же нашёлся Димка.

– Выброси в речку! Всё равно какая-то чепуха, ничего стоящего! – махнул я рукой.

– Димка весь аж побагровел, будто его кипятком ошпарили.

– Ну уж нет, я не успокоюсь, пока не открою! А вдруг там тайна клада!

– Ха-ха-ха! Тоже мне кладоискатель! На той неделе ты тоже: «Клад, клад!» А потом оказалось, что я этот «клад» уже видел возле нашего мусорного ящика!

– Ну, ты, по уху захотел?! – и Димка, наскочив на меня, рукой захватил мне шею, и мы полетели с ним на песок.

Глава 2. Дело не только в очках

Я хлопнул дверью.

– Котька, молока купил? – спросил отец из кухни.

– Да-а! – угрюмо ответил я.

– А почему такой недовольный? – отец заглянул в прихожую. – Ага! Понятно! Где это тебя угораздило?

– Да так, – отозвался я и невольно глянул в зеркало: на щеке около глаза целых две царапины и губа припухла!

– Костя, ты не видел, что Марина делает во дворе? – спросил строго отец. (Марина – моя младшая сестра).

– В песке возится! – отозвался я, хотя и не видел её вовсе. Приложив ладонь к щеке и оттянув кожу, я ещё раз осмотрел царапины.

– Котька, не переживай! Раны украшают мужчину! – я оглянулся, отец стоял за мной и уже улыбался.

– Папа, есть что-нибудь есть?! – крикнул я, скидывая кеды.

– Окрошку будешь?

– Конечно! – закричал я ещё громче.

– Тьфу ты, ёля-моля! Где же мои очки? – сам себя спрашивал отец.

Я хорошо знаю, если он ищет очки, всегда применяя свою любимую приговорку «ёля-моля», значит, поссорился с мамой или был неприятный разговор по телефону. Мама ему всегда говорит, что если бы он не терял своих очков, то давно бы уже написал свою диссертацию по кулачкам (это есть такой технический термин). Но я-то знаю, что дело не только в очках! Иногда мама смеётся и обещает купить верёвочку для очков, но она догадывается о причине папиной трудности с диссертацией. «Просто он такой человек, – говорит она, – что не будет расшаркиваться и раскланиваться с начальством». И в соавторы никого из них не берёт, если не внесли ничего своего, будь хоть каждый из них «сразу тремя шишками на ровном месте»! И правильно! Пусть сами кумекают!

– А мамы нет? – спросил я на всякий случай.

– Нет, – отозвался папа.

Я даже вздохнул. А то бы сейчас точно началось: «Что у тебя с губой?» да «Что у тебя со щекой?!» Всё-таки в этом отношении мама не отец. Да её и можно понять: она у нас врач, а потому все в нашей семье «больные», и каждый из нас по меньшей мере «болеет» тремя «болезнями»!

Наконец, отец нашёл очки и налил мне окрошку. За столом вдруг страшно захотелось сказать отцу о медальоне, но я вовремя спохватился: ух и вздул он меня недавно за найденную на улице пудреницу, такую круглую, металлическую, с зеркальцем!

– Котька, быстренько доедай да беги за Маришкой! – крикнул отец уже из комнаты.

– Ла-адно! – протянул я.

Я дохлебал окрошку и дунул во двор. «А что если он и вправду откроет медальон?!» – подумал я, со свистом летя по перилам.

Глава 3. Примирение

На другой день читаю я Майн Рида «В поисках белого бизона» на том месте, где герои чуть не померли с голоду в этих несчастных прериях, и тут один из них догадался разбить кости бизонов и поджарить костный мозг на костре. У меня аж слюнки потекли!

Вдруг – звонок. Открываю дверь, на пороге стоит Димка и как ни в чём не бывало выпаливает:

– Слушай, Коська! Такой добрый фильм сейчас идёт, закачаешься!

– Какой? – спрашиваю я, отвернувшись в сторону. А он будто и не замечает, что я на него в обиде:

– «Крестоносцы!» Пойдём сейчас вместе сходим!

– Некогда мне, – говорю я.

– Кось! Ты что, не можешь забыть, что ли, вчерашний медальон? Знаешь, а я его открыл! Опустил в керосин на часок, а потом р-р-раз и открыл! И знаешь что?!

– Что?! – не утерпел я от любопытства, не дав даже договорить Димке. – Чей-то портрет. Женщина?

– Угу... А ты откуда знаешь?

– Ну что ж ты мне сразу-то не сказал!

– А что говорить, там всё равно ничего не разглядеть, весь потрескался и в каких-то пятнах.

– Это ничего не значит. Ты взял его с собой? Не-ет. Ладно, заходи! Я сейчас.

Я начал одеваться, а Димка встал у окна и уставился на горшок с геранью.

– Чтой-то ты цветок не поливаешь? – говорит он, когда я уже совсем было напялил брюки.

– Как?! – возмутился я. – В усмерть его сегодня залил!

– А что же он такой вялый?

– А это он от избытка жизненных сил! – я где-то уже слыхал такое выражение и теперь ввернул его в разговор.

Димка даже нахмурился.

– Ну что, пошли?..

– Пошли! – подхватил я, и мы мигом выскочили во двор. Около подъезда стоял худенький старичок в старенькой кепке и кричал прямо-таки по-петушиному: «Точить ножницы-ножи! Точить ножницы-ножи!» Малышня уже собралась вокруг него и с восторгом смотрела на хвост искр, летящих из-под руки точильщика.

Для них этот маленький старичок уж явно был не меньше чем волшебником! Мы завернули за угол и помчались к кинотеатру.

Очередь в кассу не то что вытягивалась, а скорее набухала, потому как стояли сразу помногу человек, в основном ребята нашего с Димкой возраста, всем до зарезу хотелось посмотреть фильм.

– Интересно, есть там ещё билеты? – спросил Димка неизвестно кого, сильно вытягивая шею.

– Входные есть, – буркнул очкастик, стоящий рядом с нами с таким видом, будто он всё на свете знает.

– Нормалёк! Входные так входные! – обрадовался Димка. Когда мы вышли с билетами на улицу, в запасе оставалась у нас ещё тьма времени.

– Слушай, Димка, я хочу посмотреть медальон.

– А он у меня с собой, я его и не забывал! – ответил Димка и хитро мне подмигнул.

– Как?!

– А так! Я специально не сказал, что он у меня, а то бы ты давай разглядывать, и мы бы не успели за билетами!

И Димка, охлопывая карман брюк, запихнул туда руку и остолбенел.

– Что? Потерял?! – спросил я, у меня даже в горле захрипело, будто я проглотил крошку, а она попала не туда.

– Я... Ага! Испугался? – захохотал Димка и торжествующе достал маленький свёрток в тетрадном листе.

– Ну, ты даёшь! – выдохнул я.

А Димка не может успокоиться, что так ловко разыграл меня. Я развернул медальон. Он был закрыт, но не до конца. Я откинул створку и увидел портрет очень красивой женщины. Хоть он и весь потрескался, но лицо-то я разглядел. Это была в самом деле просто необыкновенной красоты женщина с тёмными удлинёнными глазами, смотрящими прямо на меня. Она снисходительно улыбалась.

– Коська! Влюбился, что ли? – толкнул меня локтем Димка. Я растерянно уставился на него.

– Слушай, не мешай мне рассмотреть как следует!

– Смотри, смотри! – засмеялся Димка.

И вдруг от неожиданности я чуть не вскрикнул: на внутренней стороне крышки я увидел нацарапанную чем-то острым, еле заметную ломаную стрелку, указывающую прямо на портрет, а на ободочке возле портрета было выдавлено с завитушками «Н. М. С.»!

– Что это, Дим?! – у меня холодок пробежал по спине.

– Ты понимаешь, здесь явно какая-то тайна! – Димка ошарашенно уставился на меня.

– Слушай! – воскликнул я. – А если этот медальон показать кому-нибудь?! У меня, знаешь, есть один хороший знакомый, друг отца... историю знает, как свои пять пальцев, собаку съел, и не одну!

– Ну уж так и не одну?!..

– Ну да ну, ловлю дырками Луну! Слушай, дай мне его ненадолго! – обрадовался я, зажав в руке нашу находку.

– Ладно, бери, только ненадолго, учти!

Глава 4. И грянул бой!

После фильма Димка загорелся одной идеей, и мы решили, не мешкая, её осуществить. Собрав малышню и отыскав Мишку и Игоря, знаменитых в нашем дворе пиротехников и поджигателей мусорниц, изложили им свой план и всей ватагой ринулись в подвал.

– Эх, и пошухерим! – воскликнул Мишка и как свистнет по-своему, до звона в ушах, припустив во весь дух впереди всех.

В подвале, около одного сарая, мы отыскали то, что нам и нужно было – дырявые вёдра и переломанные носилки, оставленные рабочими после ремонта в нашем доме. Всё наполовину проржавело, но зато и легче было сделать щиты и шлемы!

В вёдрах мы пробили гвоздём щели для глаз, из носилок, отломав деревяшки, смастерили щиты. Игорь с Мишкой притащили откуда-то мел, и на щитах мы нарисовали огромные кресты, как это было у крестоносцев. Скоро нашлись копья и мечи.

И вот мы торжественно надели на головы вёдра и схватили в руки щиты, мечи и копья. И закипел бой! А точнее, вырвались в небо хохот, скрежет и звяканье!

– Стойте! – закричал Димка. – Нам надо разделиться, что вы, как ненормальные, друг на друга без разбора!

И он приложил свой меч к прорези для глаз:

– Игорь, ты – рыцарь Хаген! А Мишка и салажонки Генка, Колька и Вовка – это твоя свита!

Несуразно одетый, с вечно короткими рукавами, Игорь так и оторопел. Сроду у него не было никакой свиты, и вообще он всегда подчинялся Мишке, а тут вдруг Мишка – и в его свите, чушь какая–то!

– Чкипа, ты что, чиканулся! – уставился на Димку Мишка и покрутил пальцем у виска. – Какая свита? Бей, да и всё! – и как треснет Димку по его шлему, и давай с ним рубиться, да ещё и другим досталось.

Вообще, я окончательно понял, что Мишка – самый настоящий анархист, ему бы только «пошухерить», ещё и недозволенные приёмчики применяет. Подставил мне сзади подножку, и я шлепнулся прямо на щит.

И тогда я тоже подкрался к нему сзади и ткнул его мечом под лопатку, а он как заорёт: «Убил, убил!», а сам ну прямо, как заводной, машет своей деревяшкой в разные стороны.

И вдруг... я смотрю, он топчет что-то очень знакомое, я сразу руку в карман, а свёртка-то нет! Я разогнался и как пихну его плечом, теперь уже не на шутку! Мишка, как футбольный мячик, полетел к «грибку» песочницы, даже щит свой потерял.

– Ты чего! Так и убить можно! – обидевшись, говорит он, вскочив на ноги и выплевывая песок изо рта.

– А ты не кричи, что убил, – говорю я, запыхавшись, и быстро сую свёрток в карман, – а то точно убью!

– Ты чего?! – насупился Мишка. – С цепи, что ли, сорвался?!

Если бы он знал, что мы с Димкой нашли! А все ребята уже обступили нас. Чтобы замять это дело и не выдать тайны находки («Только тайна! – пока не откроем!») – решил я, примирительно похлопал Мишку по плечу и попросил его, чтобы он так больше не махал мечом и не применял всякие свои приёмчики.

Глава 5. Эти ненормальные рыцари

На другой день после сражения я проснулся рано и долго лежал с открытыми глазами.

«Нет! – решил я. – Нам надо ещё поискать у речки! Там есть ещё кое-что!»

Я быстро вскочил и, похватав кое-как на столе в кухне оставленное родителями на завтрак, во весь дух помчался к Димке. Когда я позвонил ему, он ещё только вставал и был заспанный и угрюмый. Он пошёл умываться, а я плюхнулся на стул и, весело подмигнув светящим мне лучам солнца из-за веток за окном, произнёс про себя: «Н.М.С! Вот – тайна!»

Всё-таки мы с Димкой ну и романтики! Как-то раз залезли мы с ним в школьную теплицу через разбитое окошко, накрутили сигар из сухих листьев лимона и давай курить, воображая себя этакими испанцами-смельчаками (почему-то нам представлялось, что только испанцы залихватски, с особым шиком могли курить сигары). И вдруг всё наше фантазёрство бац – и кончилось! Из страны корриды и кастаньет мы попали прямо в учительскую! Там остатки нашей «испанской» смелости мигом улетучились, как только учитель пения, потянув носом воздух около нас и посмотрев на завуча, мрачно проговорил: «Са-мо-сад!»... Но родителей всё-таки не вызвали в школу!..

Я пощупал медальон в кармане и хотел ещё раз его посмотреть, но тут вдруг увидел у Димки на диване книжку с чудным названием «Исландские саги». Я открыл в ней наугад страницу и прочитал:

Страшную боль победил он

Своею разумною волей,

Духом не пал ни на миг,

и лицо его было спокойным.

Руку с обрубленной кистью

в ремень щита он просунул,

Вырвал рукой уцелевшей

тотчас кинжал он короткий –

Тот, что сказано раньше,

висел на поясе справа –

И за увечье своё отомстил

жестокою карой.

Хагену правое око

ударом он выколол метким

И от виска до губы

кинжалом рассёк ему щёку...

Я ещё раз прочитал:

Вырвал рукой уцелевшей

тотчас кинжал он короткий...

И мне тут же захотелось превратиться в такого же смелого, стального, со всех сторон закованного в доспехи рыцаря. Я перевернул страницу и читаю:

И отдыхая от шума

сраженья и грозных ударов

В спор шутливый вступили,

вином наполнивши кубки...

«Ничего себе! – подумал я в изумлении. – Одному выткнули глаз, другому отхряпали руку, а они ещё и пируют, как ни в чём не бывало!»

Но только я опять уткнулся в книжку (уже совершенно разочаровываясь в этих ненормальных рыцарях), как появился Димка, отфыркиваясь и вытираясь полотенцем.

– Ну как, что-нибудь выяснил с медальоном?! – чрезвычайно серьёзно спросил он.

– Нет, когда бы! Но у меня возникла идея, ещё раз как следует поискать на том же месте, у речки!

– Ха! Так я и сам знаю, что надо поискать! – ухмыльнулся Димка и вытащил из-за шкафа пудовую гирю.

– Видал! Теперь каждый день поднимаю! – и Димка покачал гирей между ног, но почему-то не поднял, поставил её на пол и поплевал на ладони.

Я сразу же сообразил, что он сейчас заставит меня поднимать эту гирю.

– Слушай! У меня план! Накопаем червей, – говорю я, – и заодно порыбачим на том месте!

– А что, идёт! Сейчас я достану удочки! – обрадовался Димка и тут же исчез в кладовке.

Мне даже показалось, что он больше обрадовался не моему предложению, а тому, что не надо поднимать у меня на глазах эту дурацкую гирю.

Глава 6. Главное – поиск!

Мы с Димкой нашли на кухне банку из-под повидла и пошли за червями. Я предложил идти к обувной фабрике через дорогу. Там здорово воняет кожей и всегда много червей. Это место мы открыли с ребятами ещё в том году.

Димка шёл и всю дорогу чему-то улыбался. Наверное, он свою гирю вспомнил!

Мы проскочили под самым носом у троллейбуса и завернули за угол фабрики. Димка поставил банку под кустом, и мы щепками стали потрошить землю. Примерно через полчаса у нас была почти треть банки красных, извивающихся «обрубочков». Здесь и правда около фабрики черви почему-то походили на «обрубочки».

А ещё через полчаса мы уже с Димкой плевали на крючки с червями, произнося при этом каждый свою «молитву» на лов, и забрасывали удочки. Димка сразу же поймал двух пескарей, а я одного чебачка. А потом как отрубило: клёва как не бывало!

Я первым бросил удочку и стал разгребать гальку у берега. Здорово всё-таки хотелось найти ещё что-нибудь. Теперь мне чуть ли не под каждым голышом мерещились медальон или монета!

А Димка в это время, неимоверно чертыхаясь, никак не мог оборвать тину с лески.

Я с силой перевернул на сторону весь в углублениях, обсосанный водой камень.

– Коська, смотри! – как заорёт Димка.

– Димка, – закричал я, вскочив и прыгая, как полоумный, от радости, – гильза!

В руке я держал самую настоящую гильзу от винтовки. Димка даже удочки побросал.

– Ух ты! Доброе место! – Димка уже отобрал у меня гильзу и, затаив дыхание, разглядывал её.

– Надо ещё искать! – сказал он деловито, и мы с жаром углубились в поиски.

Но, перерыв почти всю гальку вдоль нашего места, так ничего и не нашли.

– Ничего, – успокаивающе вздохнул Димка, – у нас зато есть медальон!

– И его тайна: инициалы! – добавил я.

– Точно! – поддакнул мой приятель. Конечно, тайна тайной, и всё-таки меня очень удивило, что мы с Димкой ничего, кроме гильзы не нашли.

Я пообещал своему другу, что завтра же пойдём к Сергею Николаевичу, моему знакомому, и покажем медальон. Интересно, что он скажет?

На другой день мы с Димкой уже мчались, как метеор, по коридору института, в котором работал Сергей Николаевич.

– Костик, а ты что тут делаешь?! – удивился папин друг, выглянув из-за двери.

Мы с разгону чуть не снесли его вместе с дверью!

– Вас ищу! – смутившись от такой быстрой встречи, выпалил я, едва переводя дыхание. – Вы мне, вернее, нам... очень нужны!

– Ну, сказывай, что стряслось.

Я ещё больше почему-то смутился. – Да, собственно, ничего такого особенного, просто мы с Димкой на реке нашли один медальон. Мы и решили показать вам!

– Вот что, ребятки! Сейчас я расправлюсь со своими студентами! – и Сергей Николаевич шутливо нам подмигнул. – Подождите меня напротив в аудитории.

Мы с Димкой кивнули и зашли в класс, который почему-то назывался аудиторией, хотя стояли те же самые парты, что и у нас в школе, и от нечего делать давай рассматривать на них всякие надписи. Чуть не на всех партах было написано: «Я тебя люблю!» Не только по-русски, но по-английски и по-французски! Можно было подумать, что в этой аудитории учатся не наши студенты пединститута, а сплошь иностранцы, причём все друг в друга влюблённые по уши!

И всё же одна надпись ясно говорила, что здесь учатся, конечно же, никакие не иностранцы, а самые что ни на есть наши, омские, студенты. Надпись эта была в рифму: «Если ты не дурак, то иди на филфак!»

Мы с Димкой так и расхохотались.

– Ну и чепуха же! А? – покачал головой Димка.

– Что надо! Во! Как раз для дураков!

Но не успел я взвить большой палец кверху, как вошёл Сергей Николаевич.

– Ну-с, показывайте-ка, что у вас! – обратился он к нам, сняв очки и протирая их платком.

– Сергей Николаевич. Вот, нашли на реке! – и я протянул ему на ладони нашу находку, у меня даже голос сел.

Сергей Николаевич взял медальон, повертел его в руках и осторожно приоткрыл створку.

– Сергей Николаевич, посмотрите! – не утерпел я.

– Инициалы!

Мы с Димкой затаили дыхание. Сергей Николаевич осмотрел медальон.

– Да, буковки-то с завитками..., произнёс он, задумавшись. – И вообще очень редкая вещица... Вот что, ребята, надо бы нам как-то состыковаться с музейными фондами! Давайте так, послезавтра у меня свободный день, часиков в одиннадцать подходите к музею! Держите пока! – и он вернул нам нашу находку.

– Ну вот, видишь! А ты ещё тогда сомневался! – сказал я Димке, когда мы вышли на улицу.

– Погоди, может, ещё ничего и не выяснится, – отозвался он, недоверчиво шмыгнув носом.

Через день, ровно в одиннадцать, мы с Димкой уже беспокойно курсировали у дверей музея. Наконец, показался и Сергей Николаевич. Он шёл скорой походкой, размахивая, как школьник, портфелем. «И куда делась та его строгость, которая была в институте?» – подумал я и улыбнулся своим наблюдениям.

– Салют! Как настроение? – помахал он нам рукой.

– На все пять! – бодро ответил я, перенимая его полушутливую манеру.

Мы поздоровались.

– Нам не сюда, вон та дверь наша! – сказал Сергей Николаевич. И мы повернули к крыльцу с бронзовыми китайскими львами, сильно смахивающими на бульдогов.

– Сергей Николаевич, а что такое «фонды»? – поинтересовался я.

– Ну, это... архив, – пояснил он, пропуская нас вперед. Старушка-вахтёрша, упакованная в телогрейку, так зорко принялась осматривать нас с ног до головы, что даже очки у неё совсем спрыгнули на кончик носа.

– Здравствуйте, это со мной, – успокоил её Сергей Николаевич.

Мы прошли по короткому коридорчику к двери с надписью «Музейные фонды». Сергей Николаевич осмотрелся и показал нам на стулья.

– Костик, подождите пока здесь!

– Понял! – подмигнул я Димке.

Но тут дверь открылась, и нас позвал Сергей Николаевич.

– Вот, знакомьтесь, Александр Михайлович!

– А, юные следопыты! Ну, заходите!

Мы увидели знакомого Сергея Николаевича. Он, вставая из-за стола, протягивал нам руку.

– Александр Михайлович.

Я чуть язык не прикусил от его крепкого пожатия.

– Костя! – ответил я.

И совсем он был не похож своей спортивностью на работника архива. Даже куртка на нём была «олимпийка».

– Ребятки, – обратился к нам наш новый знакомый, – мне Сергей Николаевич сказал, что вы нашли весьма интересную...

– Да! Вот – медальон! – и я достал его из кармана.

Не знаю, как Димка, а меня всего так и распирало от гордости.

Александр Михайлович повертел медальон в руках и так ловко открыл створку, будто он только и делал в жизни, что открывал медальоны!

– Ого! Девятнадцатый век! – воскликнул он и даже как-то смешно прищёлкнул языком. – Вот это да! Так вы, говорите, нашли на реке?

Мы с Димкой кивнули, хотя и не говорили ему ничего о реке.

– Ага! Там, где впадает Омь в Иртыш, – подтвердил Димка.

– Интересно, интересно... А, Сергей Николаевич? – и Александр Михайлович, щурясь смеющимися глазами от солнечного зайчика, взглянул на Сергея Николаевича.

Мы с Димкой переглянулись, совершенно ничего не понимая.

– Так вы мне оставите свою находку? – спросил Александр Михайлович.

Я сразу же кивнул головой и посмотрел на своего друга. Но Димка, как будто неохотно, тоже кивнул, пожимая плечами.

Когда мы потом с ним шли по улице, я ему говорю: «Так ты что, не хотел отдавать медальон?» Димка опять пожал плечами.

– Ты знаешь, – признался он мне, – я думал, что мы сами откроем тайну!

– Ну всё равно же надо было показать кому-то! – пытался убедить его я.

– Знаешь что! – вдруг остановившись, повернулся ко мне Димка. – Нам надо самим искать! И о медальоне пока никому ни гу-гу, понял?! – и Димка гипнотически посмотрел мне в глаза.

Глава 7. Приключения с умиранием и оживанием

Замелькали последние дни каникул. Хоть мы с Димкой и жалели о них, но и в школу уже здорово тянуло.

Вот и 1-е сентября. В этот день я чуть не первым прибежал в сквер около школы. Хоть и было прохладно, но зато вовсю, радостно, по-праздничному светило солнце. Сразу же, кого я увидел, так это Миньку Лучансу. Минька белобрысый, нос луковкой, сам толстый, кругленький, ну прямо Колобок из сказки, все у нас в классе его так и зовут «Колобок». За лето он даже ни капли не изменился: как был колобком, так им и остался! Минька такой потешный в своих круглых очках, и вообще всё у него такое кругленькое: пенал кругленький, ластик на карандаше кругленький, даже треугольники тоже с кругляшком посередине. Больше всех предметов он любит математику. Наш класс он всегда выручает на всяких районных и областных олимпиадах по математике. Уже один раз он был в ФМШ в Новосибирске, так называется летняя физико-математическая школа. Он носит фмшатовский значок и никогда с ним не расстаётся. Есть ребята в нашем классе, которые ему даже завидуют, но я всегда совершенно спокойно относился к его математическим успехам. Может, поэтому Колобок часто даёт мне книжки по занимательной математике и астрономии, но почему-то мы с ним так и не подружились. Наверное, он какой-то чересчур «математический». Хотя в остальном добрый парень!

Не успел мне толком Колобок рассказать об уравнении Бернулли, как к нам подскочили Игорь Воробейчиков и Санька Большаков.

Игоря и так все зовут дылдой, а за лето он и вообще вымахал, как бы сказал мой отец, с нашу знаменитую городскую пожарную каланчу! Игорь занимается в баскетбольной секции и часто ездит на соревнования в другие города. В конце концов, надо же на что-то полезное применять свой рост! А фамилия ну явно ему не подходит. А вот Саньку многие зовут Воробейчиком, хотя он и Большаков. А всё потому, что они с Воробейчиковым – друзья, не разлить водой. Санька же рядом с Воробейчиковым ну прямо-таки воробейчик! Когда Воробейчиков уезжает на соревнование в другой город, Санька ходит, как не в себе, и даже начинает хватать двойки, хотя и многим часто помогает. Вот это дружба!

А вот и наши девчонки, и все, конечно, с букетами!

«Эх, если бы мы с Димкой уже открыли тайну медальона! – вздохнул я про себя. – Смирнова бы совсем по-другому на меня посмотрела, а то прошла, будто и не заметила!»

Таня Смирнова мне очень нравится, не знаю чем, но очень, особенно когда она сосредоточится и пишет, пишет в тетрадке. А Димка говорит, что «в ней нет ничего такого» и что я «вообще ничего не понимаю в женской красоте!»

Вдруг кто-то как саданёт меня в плечо! Я еле удержался на ногах и чуть не полетел в клумбу головой.

– Здорово, Коваль!

(Моя фамилия Ковалёв, но так иногда сокращённо зовут меня одноклассники).

Я обернулся и увидал расплывшееся в глупой улыбке рябушное лопоухое лицо Гайденко.

– Здорово, Гай! – отозвался я, потирая ушибленное плечо, и чуть не добавил «Юлий Цезарь». Хотя какой он к чёрту Цезарь! Тоже мне лопоухий Цезарь! Да ещё вдобавок весь в веснушках! Ох, как бы я сейчас звезданул ему в лоб за его шуточки!

С Лёнькой Байбаковым, тоже двоечником, они составляют прямо-таки «ударную» силу в нашем классе. Хотя Байбаков сам почти не дерётся, а только подстерегает со своей компашкой того, кто ему чем-то не угодил, но последний удар всегда остаётся за ним. Этот удар он называет «под дыхло». Его жёлтые кошачьи глаза, обещающие расправу, не раз повергали в уныние многих в нашем классе, и в эти минуты Лёнька особенно весел.

«А где Димка? – мелькнуло у меня в голове. – Опять, наверно, проспал!»

Но тут мне кто-то руками крепко-крепко зажал глаза. Я обернулся. Это был Димка!

– Коська, смотри никому ни гу-гу о медальоне! Понял? – шепнул он мне на ухо.

– Димка! Марья Алексеевна! – я потянул его за рукав. Девчонки уже помчались к ней с букетами.

Всё-таки замечательная у нас классная! Ух и здорово она нам рассказывает на биологии про своих насекомых, а мы слушаем её, разинув рты. Говорят, у неё дома полное собрание Брэма! И вообще она такая, что даже о Байбакове и Гайденко говорит, что у них «золотое сердце и золотые руки». (Не знаю, как насчёт сердца, а вот руки у них точно «золотые»: в раздевалке срежут так пуговицы кому-нибудь на пальто, будто их и не бывало!) Хотя о ком-то другом Марья Алексеевна может сказать, что это и «недотёпа», и «недоразумение». Например, Димку она почему-то называет «Епиходовым» и «ненормальным».

Но от этого никому хуже не стало, потому что Марья Алексеевна тут же всегда говорит что-то и хорошее, так что и обижаться вроде как не стоит.

После торжественной линейки в сквере все, как по сигналу, ринулись в школу, но пропустили вначале первоклашек.

Мы с Димкой сели за одну парту. Раньше мы с ним всё время ссорились из-за всякой ерунды, и в том году я сам пересел от него к Лариске Васильковой.

Я сразу же настроился на серьёзный лад, достал из портфеля тетрадки и учебники, накануне я не только учебники, но даже тетрадки обернул.

Димка тоже вроде как решил исправляться. Поначалу мы с ним и правда слушали всё внимательно и записывали аккуратно.

Так начались первые дни учёбы, сильно не задавали на дом, и мы по сути дела продолжали отдыхать, настроение у нас было праздничное. И всё-таки медальон не давал мне покоя. «Ну когда же мы сами будем открывать тайну?» – спрашивал я Димку, но он всё твердил: погоди да погоди, словно что-то задумал такое, что уже было для меня прямо-таки новой тайной!

Я два раза звонил в архив, но мне каждый раз отвечали, что Александр Михайлович уехал в командировку.

Прошло ещё несколько дней. Начались всякие проверки и контрольные, короче, школьные будни. Теперь на уроках мы часто с Димкой играли в морской бой и читали под партой приключенческие книжки.

И вот Димка отчебучил такое! Хотя, в общем-то, всё получилось неожиданно и даже глупо. Шла перемена, и Димка взял и залез в шкаф для наглядных пособий. Но только он это сделал, как Лариска Василькова хлоп – и придвинула парту к дверце шкафа (наверное, мстила за то, что я пересел от неё), а тут звонок! Заходит Альбина Игнатьевна, наша учителка по английскому, а Димка сидит в шкафу и ни гу-гу, как испарился.

– Ху из эбсент? – спрашивает Альбина Игнатьевна.

А дежурный Витька Бураков, весь красный и вспотевший от беготни на перемене, отвечает, что отсутствует Воробейчиков, и, не долго думая, добавляет: «И Пучкин!», то есть Димка.

Ребята так и заливаются, только мне и Димке, наверняка, не до смеха: сидеть целых 45 минут в этой душегубке не очень-то, наверно, смешно. Вот идёт урок, а Димка сидит там, в шкафу, и никаких признаков жизни. Альбина Игнатьевна уже наверняка заметила, что в классе что-то творится, но почему-то виду не подаёт и заставляет переводить какой-то скучный текст. А Димка сидит, не шелохнувшись и совсем не из трусости, уж я-то его знаю. Просто он характер выдерживает или роль узника для себя придумал. Но к середине урока я вижу: ребята начинают беспокоиться, но все молчат. Сам я тоже не могу решиться сказать, потому что боюсь подвести Димку: а вдруг с ним всё в порядке?

– Ты что наделала?! – толкаю я Лариску в спину.– А если Димка задохнётся?! Учти! Ты мне за это ответишь!

А Лариска только ехидно улыбается и показывает мне язык.

– Ничего, ему полезно немного успокоиться! – говорит мне она.

– А если я сейчас скажу, что ты наделала? – не перестаю я донимать Василькову.

А она: «Не беспокойся, не задохнётся твой Димка. Смотри, вон какие щели!»

Вдруг, как пушечное ядро, над нами: «Василькова! Вотс хэппенд, что случилось?! Почему ты всё время разговариваешь с Ковалёвым?!»

– Альбина Игнатьевна, а что он ко мне лезет! – кричит Василькова.

«Ну смотри, Василькова, если Димка погибнет, я тебе не прощу!» – говорю я себе, и у меня в голове такие картины, страшнее не бывает!

Но тут меня осенил просто гениальный план действия!

– Колобок, – шепчу я сидящему ближе всех к шкафу Миньке Лучансу, – посмотри, как там Димка!..

Колобок незаметно подвигается к шкафу и заглядывает туда сверху через стекло. Все замерли и посматривают на Миньку, но делают вид, что усиленно заняты переводом.

Тут я вижу, Колобок что-то строчит на листке и потом через ребят передает мне записку. Я разворачиваю её и вижу слово «живой»! У меня сразу от сердца отлегло и даже с каким-то зверским энтузиазмом тоже принимаюсь переводить текст. Но тут звонок. И только Альбина Игнатьевна за дверь, ребята бросаются к шкафу, распахивают дверцы, и оттуда красный, как помидор, выкатывается Димка!

Но на этом Димкины приключения с умиранием и оживанием не кончились. В другой раз он был уже мёртвым, конечно, не взаправду. И вот как это случилось.

У нас должен был быть урок биологии, входит наша классная Марья Алексеевна и вместо обычного «а сегодня мы поговорим о хордовых или членистоногих» уничтожающе смотрит на Димку, даже волосы в её высокой прическе так и вскочили дыбом, а от этого её полное лицо тоже как бы вытянулось.

– Нет, ну это же надо, что Пучкин отмочил! – и Марья Алексеевна высоко взвила руку.

– А что такое?! – вихрем пронеслось на лицах, и глаза так и заблестели от любопытства.

И Димка тоже вроде как сражён неожиданностью, пожимает плечами, недоумевая.

– Нет, ну это не класс, а какой-то паноптикум! – распаляется Марья Алексеевна, показывая Димке, что у него «не все дома». – Это же надо до такого додуматься. Сейчас звонят в учительскую из библиотеки и спрашивают: у меня ли в классе умер Дима Пучкин? А я и знать не знаю, что он в покойники записался!

Я смотрю, ребята начинают переглядываться и смеяться.

– Сегодня утром мы с ним виделись, – и Марья Алексеевна опять, уничтожающе округлив глаза, глядит на Димку,– он ещё ко мне с дневником подходил, показывал роспись родителей! Недотёпа, а ведь сообразил, что сказать! Потерял книжку из библиотеки, так вместо того, чтобы прямо признаться, что... потерял, так нет же, позвонил в библиотеку и сказал, что Дима умер, поэтому не может сдать книгу, и концы в воду!

А ребята со смеху чуть под парты не закатываются.

Тут Марья Алексеевна назвала нас всех «детками-ягодками», это её любимое выражение, когда в классе кто-нибудь выкинет какую-нибудь штуку. Все, конечно, просто подыхают со смеху, только на Димке лица нет. А Смирнова глянула в нашу сторону и, презрительно махнув хвостиком пушистых волос, отвернулась.

– Ну, что, Епиходов, давай дневник, – говорит Марья Алексеевна и с сожалением смотрит на Димку. – Кашки бы таким деткам... берёзовой! – вздыхает она, совсем уже не сердясь, и открывает Димкин дневник.

А Димка, вижу, готов уже со стыда хоть в тартарары провалиться.

Пока Марья Алексеевна пишет в Димкином дневнике, я незаметно толкнул его в бок:

– Слышь, Димка, а что за книжку-то ты потерял?

– Да «Саги», – мямлит он.

Когда ребята угомонились и Марья Алексеевна начала рассказывать о членистоногих, Димка как пихнёт меня коленкой под партой:

– Коська, слышь, пойдём сегодня со мной после уроков!

Я сразу же понял, что это связано с медальоном и, обрадовавшись, кивнул Димке.

– Только заскочим в архив, вдруг что-нибудь выяснилось! Ага? – добавил Димка.

– Ага! – поддакнул я.

Глава 8. Тайна и ещё раз тайна!

– Кыш, шпана! – засмеялся Димка, вспугнув ногой у крыльца со львами взъерошенных от ветра голубей.

Но не успели мы открыть дверь, вахтёрша нас как холодной водой окатила:

– А архив сегодня не работает.

– Как так не работает?! – завозмущался Димка. – Сегодня ж среда!

– Ну и что, что среда. Давеча слыхала, конференцья у них...

– Эх, – с досадой вздохнул Димка, – а я хотел кое-что выяснить!

– Что?!

– Хотел узнать, не потеряли ли...

– Да ты что!

– Ладно, Коська, слушай мой дальнейший план! Сегодня поедем к моей бабушке, я тебе такое покажу, закачаешься! А потом рванём на кладбище, там недалеко старинное кладбище, Казачье. У меня есть идея!

Мы с Димкой сели на трамвай и поехали к его бабушке.

«Всё-таки непонятно, – думал я, поглядывая то на Димку, то в окошко, – что у него за новая идея?» Но я решил не торопить события, всё равно от него в такую минуту ничего не добьёшься.

– А, Димочка! – обрадовалась бабушка, открыв дверь. Димка крепко-крепко обнял и поцеловал её.

– Бабушка, а это мой друг Костя Ковалёв, – представил меня Димка.

– Костя – хорошее имя, – отозвалась бабушка, – а меня зовут Евдокия Васильевна. Ну, раздевайтесь, проходите, – и бабушка повела нас в комнату.

«Наверное, Димкина бабушка была когда-то очень красивая, – подумал я, – глаза у неё тёмные-претёмные, прямо как у Димки, и даже морщинки походят просто на сдутую пенку на молоке!»

– Ну, садитесь, – сказала бабушка, – посмотрите телевизор, а я пойду на кухню разогрею суп.

Только бабушка ушла из комнаты, Димка быстро сунул руку за шкаф, и я увидал вначале рукоятку с головой льва, а потом и всю саблю!

– Понял! – сказал Димка с важным видом.

– Откуда это?! – чуть не вскрикнул я.

– Дедушкина! – с гордостью отозвался он. – Это именная, подарена самим главнокомандующим за то, что он вывел полк из окружения!

– Ух ты! – поразился я и сразу же так зауважал Димку, будто это не дедушка, а он вывел целый полк из окружения!

– Такое не каждому дают, даже генералу! – сказал Димка опять с гордостью.

– Дай посмотреть! – невольно вырвалось у меня.

– Тсс! Потом! Бабушка не любит, когда я её достаю!

– Димочка, идите кушать, – позвала бабушка из кухни, – я уже налила.

– Сейчас! – и Димка тотчас убрал саблю. – Коська, пошли руки мыть!

Мы с жадностью набросились на суп с курицей. Димка ел и всё нахваливал, я поддакивал ему.

– Ну как у вас в школе, успеваете? По всем предметам? – спросила бабушка.

– По всем, по всем, – выпалил Димка, поспешно доедая суп.

Мне даже показалось, что у него сейчас вот-вот кто-то отнимет тарелку вместе с ложкой и он не успеет назад выхватить даже ложку.

– А родители как, не ссорятся? – опять спросила бабушка.

– Да нет... пока, – отозвался Димка, облизывая губы. «Молодец Димка, зря не будет расстраивать бабушку!» – подумал я.

– Бабушка, а можно я покажу Косте саблю? – спросил Димка.

Евдокия Васильевна сильно смутилась. Я заметил, что её глаза покраснели. Она, отвернувшись, повесила кухонное полотенце на гвоздик.

– Ну покажи, – отозвалась бабушка, – только ведь это не сабля.

– Как так?! – мы с Димкой удивленно переглянулись, ведь мы же только что видели самую настоящую саблю!

– Это кортик морского офицера, причём шведского, – добавила Евдокия Васильевна.

Мы так и раскрыли рты.

– А вот у этого кортика целая история, прежде чем он достался Николаю Яковлевичу, Диминому дедушке, – продолжала Евдокия Васильевна.

– Бабушка, расскажи, пожалуйста! – умоляюще попросил Димка.

– История-то, конечно, неточная, да я и знаю её понаслышке, – и Евдокия Васильевна, не отрывая взгляда, посмотрела на нас, как будто немножко что-то вспоминая. – Подарен кортик был Николаю Яковлевичу генералом Левским за то, что он вывел полк из окружения. А вот как он попал к Левскому – есть вроде такая легенда – он достался ему от родителей, а родителям от ссыльного поляка, которому этот кортик подарил ссыльный декабрист, морской офицер, а вот имени этого декабриста я не помню.

– Бабушка, мы посмотрим кортик? – и Димка потащил меня за рукав в комнату.

Теперь мы уже внимательно рассмотрели кортик.

Голова льва на конце рукоятки. Глаза его блестели драгоценными камнями: один глаз зелёный, другой – красный. Ручка из пожелтевшей кости. Снизу рукоятки на защитной для руки пластинке была надпись на каком-то чужом языке и в конце этой надписи: «N.S.».

– Димка! Что это?! – вскрикнул я.

– Н.С.! – медленно, как бы даже недоумевая, произнес Димка.

– У нас-то «Н.М.С.». Неужто совпадение?! – и я уставился на Димку.

– Коська! Вот где собака зарыта! – и Димка, как пружина, вскочил от радости со стула, со всей силы хлопнув кулаком в ладонь.

Но тут вошла бабушка:

– Вы что так громко обсуждаете? – спросила она.

– Да нет, мы так просто, бабушка, – замялся Димка.

– Ну, посмотрели? – спросила снова Евдокия Васильевна, – жаль, что кортик без ножен.

И бабушка взяла его у нас и поставила на место.

– Бабушка, ну, мы пойдём, – сказал Димка и опять стал крепко-крепко целовать её.

– Слушай, Димка, этому кортику цены нет! – сказал я, когда мы вышли на улицу.

– Ещё бы! – отозвался Димка, задумавшись.

– Так мы идём на кладбище? – спросил я его.

– Конечно! – бодро отозвался мой приятель, и мы сразу же быстро зашагали.

– Слушай, Димка, а что ты хотел узнать на кладбище-то, неужто связано с инициалами! – опять спросил я.

– А ты как думал! – подмигнул мне Димка.

Мы подошли к пустырю, заросшему лебедой и кашкой. В середине пустыря, над зарослями акаций торчала неказистая церквушка.

– Часовня, – кивнул Димка на неё, – теперь там хранят какие-то киноплёнки. Дедушка ещё был жив, рассказывал, что в ней всех отпевали. А скорее, всяких купчишек. Ещё он рассказывал, что на этом кладбище были похоронены датчане с какого-то датского телеграфа.

Это я хорошо помню!

– Слышь, Дим, а почему бабушка не любит, когда ты достаёшь кортик? – спросил я.

– Почему, почему! Неужели ничего не понял? Просто бабушке тяжело вспоминать, как дедушка болел из-за контузии на войне...

Мы шли прямо к часовне, и скоро нам стали попадаться мраморные памятники и погнутые заржавелые кресты. Мы читали почти стёртые надписи, многие были написаны по-старинному, с твёрдыми знаками на концах слов. И тут... мы одновременно так и застыли; на одной из мраморных плит было написано: «Наталья Никитична С...на!»

– Фу ты, у нас Н.М.С. – вздохнул Димка, ударив себя в лоб.

– Да, верно, – подтвердил я.

– Слушай, Коська! – говорит вдруг Димка. – Давай поиграем в привидения!

И Димка спрятался за памятник, потом, растопырив руки и с накинутым на голову пиджаком, с каким-то дурацким завыванием выскочил из-за него. Но я только расхохотался.

– Димка, – говорю я, – какие же привидения могут быть днём? Совсем не страшно. Вот если бы ночью, тогда другое дело!

Димка даже сник, но тут как подскочит от радости.

– Коська, хочешь, я буду памятником на постаменте?!

– Как так?! – удивился я.

– Смотри, Коська! – кричит Димка, забравшись на памятник, как на постамент. – Я – величайший гений человечества! – и Димка скорчил такую важную рожу, задрав свой утиный нос, что я со смеху чуть не укатался.

– Смотри! – приложив руку ко лбу, как мыслитель, кричит Димка и тоже хохочет во всё горло и как шлёпнется с постамента!

Я даже ничего не успел сообразить. А Димка сидит на земле, ухватившись обеими руками за ногу, и уже не хохочет, а воет.

– Ты чего, Дим? – подбегаю я.

– Ой, Костя, в ноге чтой-то хрустнуло, – бормочет сквозь слёзы Димка, а сам уже бледный, как памятник.

– Дай посмотрю! – говорю я, но вижу: нога как нога! Димка хотел встать, но вдруг как заорёт и шмяк на землю! Я с трудом приподнял его под мышки.

– Держись за мою шею! – говорю я ему, взваливая его себе на спину. – Дернуло же тебя влезать на эти постаменты! Ну зачем...

– Ладно, не талдычь! – морщась и сжимая зубы, говорит Димка.

Дотащил я Димку почти до дороги. А дальше не знаю как.

Видим, старичок-казах на телеге с лошадкой. Я Димку посадил на траву, а сам – к старичку. А он уже нам машет: садитесь, мол, у меня места много!

Трясёмся мы с Димкой в телеге и поглядываем на старичка. А он знай себе намурлыкивает весёлую песенку, очень похожую на нашу, русскую «Светит месяц, светит ясный, светит полная луна!» И видно так по душе ему эта песенка, что он даже зажмурился.

А Димка крепко-крепко сжал мою руку в своей и смеётся, и чертыхается на каждой кочке.

Глава 9. О драмах и романах, или друзья-писатели

После уроков я заскочил домой, быстренько пообедал и, захватив с собой «Голову профессора Доуэля», книжку Александра Беляева, во весь дух помчался к Димке.

Открыла мне его сестра Катя с двумя тугими косичками и подкрашенными ресничками.

– Ну, как Димка? – спрашиваю.

– Как?! Лежит на диване в гипсе.

– Да я знаю, что в гипсе! Как он вообще?

– А так, ничего... – говорит Димкина сестра. – Драму пишет!

– Катька, кто там пришёл? – слышу я из комнаты Димкин голос.

– Это я, Димка! – кричу я, и мучаюсь со шнурком.

– Сейчас! – кричу. Хлоп – и шнурок пополам.

– Здорово! Ну как? – спрашиваю я, заходя в комнату.

– Нормально, – отвечает Димка, – садись.

– Вот принёс тебе, что ты просил.

– А! «Голова профессора...» Отлично! Положи там на стол. (Брр: у меня даже мурашки забегали по коже, я вдруг представил, как кладу голову профессора Доуэля на стол!)

– В классе только и разговоров, Димка да Димка! – говорю я.

– Что они, совсем уже! – и Димка покрутил пальцем у виска, – говорить, что ли, не о чем?

– Да нет, кто-то уже вызнал, что мы нашли старинный медальон!

– Вот чёрт! – с досадой хлопнул себя Димка по загипсованной ноге. – Наверно, Катька сболтнула!

– Да, на девчонок лучше не полагаться, – заметил я.

– А может, и не Катька... – задумчиво почесал в затылке Димка.

– Слушай, Коська, хочешь, почитаю? – тут мой приятель достал из-под подушки тетрадку в толстенном переплёте.

– Историческая драма! – прочитал он твёрдым голосом. – «Рыцари в блестящих латах»!

И тут из другой комнаты доносится: «Полузащитник Воронов заканчивает свой (а что «свой», я не понял) великолепным ударом в дальний угол! Гооол!!!

– Катька! – кричит Димка, выходя из себя. – Выключи телевизор!

– А он мне не мешает! – высовывается из-за двери Катька.

– Ну же сестрой наградили! – восклицает Димка, чуть не плача.

– Ладно, читай, не обращай внимания, – успокаиваю я Димку.

– Да! Не обратишь здесь, пожалуй!.. Ладно. «Рыцари в блестящих латах»! – опять начинает Димка. – Действие первое. Тюрьма. Бертольд: «Вот уже десять лет, как я здесь томлюсь». Поёт песню. (Тут голос у Димки неожиданно крепнет). Димка распевает во всё горло:

«Я рыцарь удалой С железной головой, Скачу, куда хочу, И кровью отплачу!» «Засну, пожалуй». Бертольд засыпает.

– Ух ты, здорово! – говорю я.

«Только кому отплачу?» – недоумеваю про себя. А Димка уже даже воспрял духом и давай шпарить: «Действие второе. За столом сидят рыцари и дамы. Альбер: «Сейчас сыграют нам на флейте. Эй, музыкант!» (Входит музыкант. Играет на флейте.) Клотильда: «Великолепная игра!» Матильда: «Чудесная игра!»

– Хорошо! – в восторге говорю я. А Димка – дальше:

– Альбер: «Иди, иди! С тебя довольно, что ты играл таким господам!»

Музыкант: «Но вы же обещали заплатить!» Альбер: «Для тебя должно быть честью исполнять для нас. Скажи спасибо, что мы тебя внимательно слушали. Убирайся!»

 – Вот же гад, этот Альберт! – вскипел я и как тресну кулаком по столу.

– Молодец Димка!

– Только не Альберт, а Альбер, – поправил меня Димка.

– Всё равно молодец! – и я крепко-крепко, от души пожал ему руку.

Димка от смущения засмеялся во весь рот.

– Это кто там мебель ломает? – вдруг послышался голос из соседней комнаты, сильно похожий на Катькин, только взрослый.

– Это мы! То есть я! – растерянно отозвался Димка.

– Ладно, ничего! – шепчет он. – Коська, только ты никому не говори, что я пишу драму!

– Ты что, Дим! Можешь на меня положиться!

– Тсс! – приставляет Димка палец к губам.

– Знаешь, о чём я сейчас подумал?! – говорю я.

– О медальоне? – спрашивает Димка.

– Точно!

(Теперь мы оба говорили очень тихо, чтобы нас никто не слышал.)

– Понимаешь, у меня такие мысли созрели: всё сходится!

– Что сходится?

– А то, что сабля, то есть кортик твоего дедушки принадлежал брату этой Н.М.С., ведь там тоже Н.С., только буквы латинские, она ему свой медальон подарила, как Марья Болконская. «Пусть, – говорит, – он хранит тебя в твоём трудном походе». Ну, или что-нибудь в этом роде. А сама умерла, и похоронили её на том кладбище, ну, около дома бабушки (ведь на том памятнике неразборчиво, а может, мы на медальоне не разглядели, и буквы там не Н.М.С., а Н.Н.С. – Наталья Никитична Сна!) А он тоже геройски погиб, иначе разве бы награждали его оружием!

У Димки глаза округлились, вижу, что рассказ мой его просто захватил, а потом в глазах «чёртики» заплясали, и уголки губ к ушам поползли.

– Ты что, Дим?

– Ну ты даёшь! Пока я тут драму писал, ты же целый роман сочинил! Ну и фантазия! Да моя драма по сравнению с твоим романом – тьфу! Ну всё у него сходится. Слушай, а может, я тоже их родственник? Сабля-то у моей бабушки теперь, а мы с ней как-никак родня!

– Не выделывайся! Может, и родственник, в конце концов, мы все когда-то от одной обезьяны произошли! Но ты знаешь, Димка, я ведь долго тогда её портрет рассматривал, она на одну девчонку в нашем классе похожа.

– На Смирнову?

– Ага! И ты заметил? Понимаешь, я так немножко зажмурился, ей хвостики Танькины подставить и представить девчонкой – вылитая Смирнова!

– Я давно заметил, что тебе Танька нравится. Хорошая девчонка и симпатичная.

– Я её сегодня спрашиваю: «Тань! Какое, – говорю, – у тебя социальное происхождение?» Ведь Н.М.С. наверняка из дворян. А она: «Что? Что?» Я: «Ну родители у тебя из крестьян там или из дворян?»

– А она: «Костя, ну какой ты странный. Ну что ты, как следователь, “социальное происхождение”! Если хочешь, приходи к нам запросто, я тебя с папой и с мамой познакомлю, если они тебя так заинтересовали». И улыбнулась так хорошо. В общем, она меня не поняла. Вот, – выдохнул я.

– Она тебя поняла лучше, чем ты думаешь, Коська! Молодец Танька! Ну ты-то хорош! Нет, ты даже не знаешь, каким бы ты мог стать писателем или даже сценаристом! Ведь у тебя всё здорово получилось.

– Ты так думаешь? – обрадовался я.

Но тут Димка меня и «прикончил». Он сказал, что у меня всё как в индийском фильме. Такая сказочка, когда все родственники после долгих исканий находят друг друга.

– А в жизни всё не так просто. В школьный музей до сих пор идут письма с просьбой разузнать что-нибудь о погибших на войне близких. А в годы сталинских репрессий... Вчера мама рассказывала Катьке, что муж поэтессы Марины Цветаевой после ареста пропал и никаких документов: за что про что, где похоронен? А ты и могилку нашёл, вот Н.М.С. – Н.Н.С., вот её медальон, вот её портрет, вот её прах. Во-первых, подтасовка (хотя ещё раз проверить не мешает). Во-вторых, роман, фантазия.

– Да я уж и сам вижу. Тогда у меня вот такой план: нам может помочь Минька Лучансу! Во-первых, он математик и, значит, болтать не будет! Во-вторых, светлая голова!

– Вот здорово! И я тоже о Колобке думал, только не решался тебе сказать, мы же хотели хранить тайну!

– Вот мы её и «храним», а не разгадываем! Носимся с ней как с писаной торбой!

Глава 10. Минька Лучансу узнает о нашей тайне

Минька выслушал меня чрезвычайно внимательно. Поправив с важным видом очки, он сразу же пообещал хранить тайну.

– А я уж вас заждался! – обрадовался Димка. – Заходите! Только дверь закройте! – сказал он почти шёпотом. – А то Катька такая любопытная, просто спасу нет!

– Ну, что ты предлагаешь?! – сразу в лоб спросил Димка Колобка. Пока Колобок поправлял по своей привычке очки, я не выдержал и выложил:

– Минька предлагает взять из музея медальон и самим попытаться установить, когда он был сделан!

– Или, – вставил Минька, – когда был написан портрет!

– А как?! – и волосы на Димкиной голове так и нацелились на Колобка.

– Давайте к ювелиру! – предложил я, – вещь-то, наверно, дорогая! Или как?!

– А нас в милицию не заберут? – с сомнением заметил Колобок.

– Да чего там, мы сами пойдем в милицию! – выпалил я. – По телевизору недавно смотрел: эксперты только так могут установить дату, запросто! Раз! Просветят – и готово!

Глава 11. Неожиданный ход

На другой день мы с Колобком сразу же после уроков помчались в архив, чтобы взять хотя бы на время наш медальон.

Александр Михайлович сначала ни в какую не хотел его нам отдавать, но мы сказали, что решили показать нашу находку ещё одному специалисту, и тогда он согласился.

Мы с Минькой ворвались, как бешеные, к Димке, переполненные новостями дня. Мы побывали в милиции, а там нам подсказали обратиться к художникам – «это по их части».

– Слушай, Минька! Идея! – говорю я. – А если нам позвонить к Сергею Николаевичу, может, у него есть знакомые художники?

– А кто это? – уставился на меня Минька.

– Да это же друг отца, я забыл тебе сказать, – объяснил я ему. Мы, как Бобчинский и Добчинский, втолкнулись в телефонную будку.

– Да-а, Минька, худеть тебе надо! – поддел я его.

– И ты, Брут! – обиженно отозвался Минька.

– Да ладно, кушай на здоровье! – подмигнул я ему с улыбкой.

Я набрал номер:

– Алло! Это деканат? А можно Сергея Николаевича?

– Да, я у телефона, – ответил голос в трубке. «Какая удача!» – подумал я.

– Сергей Николаевич, здравствуйте, это опять я, и опять насчёт медальона! – закричал я.

И через пятнадцать минут Сергей Николаевич уже шёл нам навстречу. Приятно иметь дело с человеком, который всё успевает!

– Ну вот что, ребята, и пойдём мы с вами не к художнику, а к искусствоведу! – сказал Сергей Николаевич.

Искусствоведом оказалась такая серьёзная девушка с тугой длинной косой тёмных-претёмных волос, что мы с Минькой вначале испугались её (мне показалось, что даже Сергей Николаевич несколько оробел), но потом узнали, что она тоже училась в нашей школе и тоже у Альбины Игнатьевны! Лена (так звать эту девушку) рассказала нам такую смешную историю, как они однажды с одним мальчишкой, Лёшкой Чепиковым, принесли на урок Альбины Игнатьевны в портфеле котёнка, посадили его в парту, а он к концу урока как давай мяукать! Вот была потеха! Только потом Альбина поскакала на своих каблучищах жаловаться директору...

– Лена сказала, что она сразу поняла: портрет написан талантливым художником, – говорю я Димке, – а мы поняли, что Лена такая... Она бездну нам всяких интересных вещей рассказала – и всё мимоходом! Вот выздоровеешь и сходим! Даже Сергей Николаевич заинтересовался...

– Ну, а с медальоном когда выяснится?! – обрадованно вскочил Димка с подушки.

– Да мы послезавтра обещали зайти! – хором выпалили мы с Минькой.

Представляю, какие мы с Минькой были в этот момент, если Димка от смеха чуть не шлёпнулся с дивана.

Глава 12. Эти общественные нагрузки

На другой день после уроков, только без Миньки, я опять заскочил к нему. Открыл мне сам Димка.

– А ты что, уже ходишь?! – спрашиваю я.

– Да так, как умею, – отозвался он и заковылял на диван. – Ты знаешь, Дим, Смирнова сегодня сказала, что тебя хотят разбирать на совете отряда!

– Ни финты себе! Вот тебе и Таня!

– А причём тут она?! – вступился я за Смирнову. – Это всё Василькова и Свирская! Общественницы активистки! – добавил я, усмехнувшись. – Только бы на собраниях трещать!

– А, пускай разбирают! – махнул рукой Димка.

– А я говорю: как можно разбирать, если Димка болеет?! А они: «Ну и что?»

– Во дают! – фыркнул Димка, укладываясь на диван.

– А Василькова тоже хороша, тебя же в шкафу сама захлопнула, а теперь разбирать решила! Альбина-то нажаловалась Марье Алексеевне, что ты в шкаф залез.

– А откуда она узнала, что это я в шкаф залез? – удивился Димка.

– Как откуда! Сказали же, что отсутствуют в классе Воробейчиков и ты. Эта каланча Воробейчиков и не войдёт в шкаф, значит, остаёшься ты!

– Да нет, – говорит Димка, – они не только из-за шкафа!

– Ну да! Ещё за то, что не ведём с тобой никакой общественной работы!

– Так и тебя хотят разбирать?

– Ну да! Но ты знаешь, хоть они и говорят, что мы с тобой никаких нагрузок не несём, а сами же девчонки все эти нагрузки расхватали!

– Да и все почти нагрузки – для птички! Не знаешь, что ли! – завозмущался Димка. – Чтобы только на этих скучных собраниях подводить итоги!

– Вот именно! – говорю я. – А помнишь, во втором классе мы собирали консервные банки, лазили по всяким мусоркам, и наша звёздочка была всегда впереди всех!

– Ещё бы, конечно помню! – воскликнул Димка и даже заулыбался, словно припомнив очень приятное. – И никто не заставлял нас собирать эти банки!

– Ну ладно, Коська, так ты завтра идёшь с Колобком насчёт медальона?!

– Ну да! – обрадованно отозвался я, сразу же плюнув на все эти неприятности.

Глава 13. Непредвиденные обстоятельства, или опять – Смирнова!

На большой перемене все понеслись в буфет. Я тоже страшно проголодался и припустил чуть ли не впереди всех!

Очередь в буфете была ещё как маленький хвостик, я быстро подскочил к ней, но с разгону не успел остановиться, и все ребята в очереди чуть не попадали на пол. Булочки, пирожки и бутерброды так и просились сами в рот, поэтому, когда очередь дошла до меня, я как закричу: «Булочку и компот!»

Потом мы с Минькой стояли с компотом и булками, и я тихо-тихо, чтобы никто не слышал, рассказал ему о загадочном совпадении букв на кортике и на медальоне. Но можно было и не опасаться: рядом с нами толклись только пятиклашки. (Хоть Чкипа и посмеялся надо мной, но всё же эта мысль не оставляла меня.)

И тут совершенно неожиданно откуда-то выскочил Лёнька Байбаков. Он заломил руку одному пятиклашке и, пробивая себе путь пинками, запихнул свою обкусанную булку другому пятиклашке, нахохлившемуся коротышке, прямо в компот! У пятиклашки слёзы из глаз так и брызнули, а Лёнька хохочет...

Я оглянулся на мальчишку с заплаканными глазами и, в один прыжок подскочив к Лёньке, схватил его за край новенького пиджака. Байбаков дал дёру, и только пуговица осталась у меня в кулаке! Меня так и подмывало дать ему по шее! Минька даже погнался за Байбаковым, но налетел на Василькову и разлил ей на форму компот.

– Ничего, я ему ещё покажу! – погрозил я кулаком в сторону удравшего Байбакова.

Я обернулся: Колобок что-то объяснял Васильковой и Свирской. Я махнул рукой и вышел из буфета, и тут кто-то как шваркнет меня по затылку! Я оглянулся: белобрысый толстяк с Байбаковым хохочут во всё горло.

«Наверно, Лёнькин телохранитель», – мелькнуло у меня в голове.

– Коваль, после уроков поговорим? – с ехидной ухмылкой спрашивает Байбаков.

Меня всего так и затрясло.

– Ах так! – не удержался я и со всего маху как залеплю ему по уху!

Но тут Лёнькин толстяк наскочил на меня сзади и, подминая под себя, повалился со мной на пол, сильно-сильно выворачивая мне руку за спину.

Байбаков склонился надо мной и, жарко дыша мне в лицо, повторил:

– После уроков поговорим! Понял?!.. Отпусти его, Петух!

Я вскочил, оттирая затёкшую руку, а Лёнька с телохранителем и след простыл!

Я пожалел, что не сумел ему ещё раз двинуть как следует!

– Ну ничего, поговорим! – прошептал я, прикусив губу.

Я никому не сказал об этом и с нетерпением ждал конца уроков. Теперь мне уже хотелось по-настоящему «поговорить» с Байбаковым. И тут я вспомнил о медальоне: ведь мы же должны были с Минькой пойти к искусствоведу! Я оторвал половинку промокашки и, написав на ней: «Минька, если я не смогу, сходи сегодня без меня к искусствоведу», послал её Колобку. И сразу же получил от него записку: «Что значит “если”? Мы же договорились!»

«Потом скажу. Подожди немножко меня около школы», – накатал я ответ.

Не успели ребята выскочить из класса после уроков, как появился Байбаков со своей компашкой.

– Петух! Ну-ка закрой дверь! – скомандовал Лёнька. Петух мигом исполнил его приказание, сунув ножку стула в дверную ручку. И тут я понял, как надо действовать!

– Петух, – говорю я, – слушай дальше внимательно, что тебе прикажет Байбаков! Ну что же ты, Петух? Слушай, слушай! Тебе же нравится: «Петух, сделай то, Петух, сделай это!..»

– Ну ты, молчи! – рванул меня за воротник толстяк, – а то и правда схлопочешь!

– Ха! Ишь ты, как аккуратно завязал галстучек! – потянул Байбаков за один конец мой пионерский галстук.

Я разозлился и со всей силы ударил его по руке, освобождая галстук.

– Гай, сейчас мы его испытаем! – побледнел Байбаков, его кошачьи глаза так и сверкнули на меня.

«Что он задумал?!» – не мог я понять.

Байбаков, Гайденко и ещё один, с колючей головой, похожей на кактус, из их шайки, потащили меня к окну и сильно-сильно прижали мне руку к батарее. Батарея была такой горячей, что у меня от боли аж зазвенело в висках, а под лопатками похолодело, но я крепко сжал зубы, чтобы не закричать!

– Аа-ай! – завопил мальчишка с кактусовой головой, обжёгшись и выдергивая свою руку из-под рук Байбакова и Гайденко.

И тут в дверь громко забарабанили. Байбаков испуганно оглянулся:

– Ладно, отпустите его! – пролепетал он.

– Тьфу, дур-рак! – плюнул я в лицо Байбакову и, вырвавшись, кинулся к двери.

Петух выдёргивал ножку стула из дверной ручки. Я с треском распахнул дверь и чуть не столкнулся со Смирновой.

– Что здесь происходит?! – удивилась она, заглядывая в класс.

– Ничего! Просто мы поговорили! – едва переводя дыхание, отозвался я.

– Костя, подожди! – закричала она. – Сейчас я только возьму дневник!.. Костя!

Больше я уже ничего не слышал, выскочил на улицу, но Миньки уже не было. Я сразу же хотел пойти в музей, но тут увидел Смирнову.

– Костя! Ты же забыл! – протянула она мне мой портфель.

– Надо же, я и правда про него забыл! – смутился я.

– Из–за чего они тебя? – спросила Таня.

– Что из-за чего?

– Ну, били!

– Они меня вовсе и не били! – обиделся я.

– А кто же тогда кричал?!

– А, это тот, ты заметила, такой, с кактусовой головой, наверно, обжёгся!

– Как обжёгся? Где? Ничего не понимаю!

– И правильно! Так ему и надо! – засмеялся я, по привычке перекинув портфель в другую руку, и чуть не заорал от боли! Только теперь я увидел у себя на ладони пузырь!

– Костя! – испуганно вскрикнула Таня. – Что они с тобой делали? Пытали?!

Последние слова она произнесла с таким негодованием, что я вдруг повернулся и поцеловал её в щеку.

Я почувствовал, что уши мои горят, как на огне. Я зажмурился. Мне показалось, что Смирнова мне сейчас залепит по щеке (я читал о таких случаях в книжке), но Таня уже держала двумя ладонями мою пятерню с пузырём посередине и дула на неё.

– Зачем ты, не надо! – прошептал я.

– Зайди к нам, я смажу гусиным жиром и перевяжу, – тихо сказала она, но я только растерянно улыбался.

В этот день я, конечно же, ни в какой музей не пошёл и вернулся домой уже вечером. Я потихоньку прокрался в свою комнату и сел за учебники.

– Костя! – услышал я мамин голос из кухни. – Ты где это бродишь? Тебе здесь уже звонили.

– Кто звонил?! – вскочил я.

– Не знаю, какой-то Миша.

– Минька! – обрадовался я и начал натягивать на себя куртку.

– Ты куда?! – мама уже стояла в дверях с кухонным полотенцем. – А это что такое? Что у тебя с рукой?!

– А, ерунда!

– Никуда не пойдёшь! Хватит! Один Епиходов уже лежит в гипсе!

– Ну почему Епиходов?! – вскипел я. – И что значит Епиходов?

– Епиходов и есть! – усмехнулась мама. – Тридцать три несчастья, так назвал своего героя Антон Павлович Чехов!

– Ну мама! Мне нужно к Миньке!

– Позвони по телефону! Телефон – великое средство общения!

– Но у него нет телефона! – в отчаяньи воскликнул я.

– А откуда же он звонил?

– Не знаю, может, из автомата? – развёл я руки.

– Всё! Никаких походов в ночное время. Живо раздевайся! Ну что за наказание с вами! – вдруг запричитала мама. – Хоть бы в кружок какой-нибудь записались, а то только слоны слонять по улицам! А грязной посуды на кухне целые Гималаи-Кордильеры, некому вымыть! Всё я должна! Одному, видишь ли, изобретать надо, а другому – только бы гасать по улице!

«Ну вот, опять! – тяжело вздохнул я про себя, – а я-то думал, что она меня хоть немножко понимает!..»

Глава 14. Минькино открытие

– Костя! – радостно закричал Колобок, увидев меня около школы. – Ты знаешь, вчера... А чтой-то у тебя с рукой? Пузырь какой-то!

– А, чепуха! – отозвался я. – Долго рассказывать. Ну что выяснилось с художником?!

– С художником-то ничего, а вот с медальоном выяснилось!

– Что?!

Минька быстро достал из кармана медальон и, открыв его, ловко иголкой от ФэМэШатовского значка вынул из створки портрет. Под портретом я увидел сложенный вчетверо маленький клочок пожелтевшей бумаги. Он развернул его, и мне сразу же бросились в глаза параллельные линии в виде буквы Т и в середине кружок. От неожиданности увиденного у меня пробежал холодок по спине.

– Ты понял? – спрашивает Минька загадочно.

– Нет! – отозвался я, недоумевая.

– Это же...

Но не успел я дослушать Миньку, как на углу школы, точно из-под земли выросли две знакомые фигуры.

«Опять?! – подумал я. – Значит, на том не кончилось!» Колобок о чём-то разгорячённо ещё говорил, но я его уже не слушал.

– Минька, ты иди, я догоню тебя!

– А? – уставился он на меня.

– Ты иди, я догоню тебя, – мрачно повторил я.

Было понятно, что сейчас они драться не собираются. «Наверно, Байбаков подослал!» – догадался я.

– Слышь, Коська, – неуверенно начал Гайденко, – ты не подумай чего... ну, в общем, я тогда... ну я тогда думал, драка будет настоящая!

Я посмотрел на впервые виноватое лицо Гайденко, и мне вдруг стало даже смешно, а Гай обрадовался, поняв, что я его простил.

– Знаешь, ты парень – во! – и он показал это большим пальцем.

– Если нужно, ты только свистни, мы с Петухом кому хочешь накостыляем! Хочешь, Байбакову?!

– Ага! – с готовностью поддакнул толстяк.

– Слушай, Петух! – спросил я. – А ты кто?

– Как кто?

– Ну, Петька или Петухов?

– А! Да нет! – округлив физиономию, добродушно захихикал Петух. – Это ещё в первом классе я лучше всех умел кричать петухом! А так Аксёнов я! Женька меня зовут!

– Не будем никому костылять! – с размаху хлопнул я Женьку по плечу. – Мир во всём мире!

Хорошо, что вовремя завизжал звонок, а то бы точно Гайденко с Петухом от радости затормошили меня до полусмерти!

Мы с Гайденко, запыхавшись, забежали в класс, и я сразу же Миньке накатал записку:

«На перемене заскочим под лестницу, хочу понять, что за рисунок в медальоне!»

«В медальоне – план!» – написал Минька.

Я как на иголках ждал звонка. Но урок тянулся страшно медленно. Вообще, уроки истории почему-то всегда очень долго тянутся.

Наконец, королю Карлу отрубили голову, и весёлым смехом залился звонок. Мы бросились с Минькой под лестницу, и я с нетерпением выхватил у него медальон.

– Где твой значок?! – спрашиваю я.

Минька отцепил значок и передал мне. Я иголкой от значка быстро вынул портрет и опять увидел тот же клочок пожелтевшей бумаги, сложенный вчетверо; я развернул его и уже внимательнее рассмотрел рисунок. Около кругляшка в перекрестье линий проступали буквы Б и П.

«Что бы это значило?» – подумал я.

– Слушай, Коська! А ты знаешь, кого я увидел там с Леной?! – говорит вдруг Минька.

– Кого?

– Сергея Николаевича!

– Ну правильно, он же тоже выяснить хочет!

– Да нет, они, кажется, уже всё «выяснили»! У него в руках были такие цветы, а у неё были такие глаза!..

– Да ты что?! Так он?!.

Глава 15. И опять общественные нагрузки!

– Сегодня мы разбираем Диму Пучкина за его из ряда вон выходящее поведение! – как речёвку, выпалила Светка Свирская.– Встань, Пучкин!

Димка встаёт и недоуменно оглядывается по сторонам. Смирнова смотрит на него плачущими глазами. А Василькова от радости потирает руки.

– Объясни, почему ты вместо того, чтобы заниматься общественными нагрузками, залез в шкаф? – тараторит Светка.

– Я не залезал! – кипятится Димка. – Это Василькова залезла и приклеила себе усы!

– А где ж ты тогда взял медальон?

– Мы с Костей Ковалёвым ловили рыбу, и я случайно поймал его на удочку!

– На удочку? И тебе не стыдно врать?! – и тут у Светки неожиданно голос меняется на голос Альбины Игнатьевны. – Тихо!!! Что за шум?! Вот с хэппенд? Что случилось?! Марья Алексеевна, ну что все стучат ногами!

Минька хватает с учительского стола колокольчик и дребезжит им в самое моё ухо. Я вздрагиваю и открываю глаза. Будильник так и выходит из себя!

– Тьфу ты! Что за... – бормочу я сквозь сон и, уткнувшись носом в подушку, опять засыпаю, но родители то и дело тормошат меня за плечо.

Глава 16. И как можно быстрей!

– Коська, заходите! – обрадовался Димка, увидев нас с Минькой в дверях. – Что-нибудь выяснилось?

– Ещё бы! – подмигнул Минька.

И Минька ещё раз продемонстрировал, уже при Димке, как он ловко вынимает иголкой от значка портрет из створки медальона.

– Р-раз! А теперь смотри! – говорит Минька и, как фокусник, достаёт из медальона клочок пожелтевшей бумаги и быстро разворачивает перед Димкиным носом рисунок.

– Вот почему там была ломаная стрелка на крышке! – вдруг догадался я.

– Что это?! – спрашивает Димка, смотря на рисунок. – Неужели план?!

– Вот именно, план! – отозвался Минька. – И ещё какой!

– А какой?! – спрашиваю я.

– Какой, какой!.. Важный!!! – тут же нашёлся Минька.

– А теперь слушайте меня! – говорит Минька. – Вы где нашли медальон?

– На речке! – выпалили мы с Димкой.

– Вот именно! Это план реки! Параллельные линии – это же перекрестье Омки и Иртыша.

– А кругляшок – клад! Ура!!! – ошалев от радости, завопил Димка и чуть не полетел с дивана. – Клад!!! Я же говорил, что мы найдём клад!

– Погоди! – остановил его Минька, поправляя по привычке очки на носу.

– Во-первых, мы ещё не нашли, а во-вторых, что это за буквы Б.П. и что это за клад?

– И потом, как его достать? – почесал я в затылке. – Ведь он же под водой!

– Вот именно! – подтвердил Минька. Димка растерянно хлопал глазами.

– Я считаю, что этот план надо показать кому-нибудь! – сказал Минька. – Сами же мы ничего не сделаем!

– Это правильно! – согласился я. – И как можно быстрей!

Мы с Минькой решили первым делом показать план Александру Михайловичу.

– Пусть он посоветует, – говорит Минька, – куда нам обращаться. – И мы опять пошли в архив.

– Ну и как с медальоном, показали специалисту? – спросил немножко обиженно Александр Михайлович.

– Показали! – изрёк Минька. – Но вот что мы обнаружили ещё! И Минька всё сразу выложил!

– Послушайте, а ведь как раз то, что по всем приметам совпадает! – воскликнул Александр Михайлович, как будто догадавшись о чём-то.

Мы с Минькой переглянулись, ничего не понимая.

– Какие приметы?

– И вы ничего не знаете? – удивился Александр Михайлович. – Вы, наверное, газет не читаете! Хотя в вашем возрасте я их тоже не читал.

И тут же он достал из стола газету, в которой быстро синим карандашом обвёл какую-то заметку! Мы с Минькой с жадностью проглотили её глазами. В ней говорилось о том, что в устье реки Оми во время работ по углублению дна землечерпалка подцепила орудийный снаряд японского производства, а через два дня было обнаружено ещё два таких же японских снаряда.

Александр Михайлович внимательно посмотрел на план в медальоне:

– Именно в этом месте и надо искать, где ваш «кругляшок»!

– Так этот план, выходит, связан со снарядами?! – спросил я, всё ещё недоумевая.

– Я думаю, что да! – отозвался Александр Михайлович. – Б.П. – это боеприпасы!..

Глава 17. Скорей включай телевизор!

– Димка! Скорей включай телевизор! – обрадованно закричал я, ворвавшись с Колобком к нему в комнату. – Сейчас будут показывать, как разминируют баржу со снарядами!

Димка, уронив с дивана книжку и подушку, наперегонки поскакал на одной ноге в другую комнату. Мы с Минькой ринулись за ним.

– Димка! – кричу я. – А девчонки не заходили?

– Заходили! – кричит Димка. – Вон яблок и винограда принесли. Ещё с ними были Воробейчик и Гайденко.

– И Гайденко?! А он тебе «наконечник» от стрелы не показывал? – захохотал я.

– Показывал! Сплющенный гвоздь! Говорит, нашли с Петухом! – и Димка чуть не шлёпнулся от хохота.

Он нажал кнопку телевизора, и через секунду вспыхнул экран. Мы сразу же увидели то место, где впадает Омка в Иртыш. Оно было огорожено и осушено. Затем показали уже ближе, как сапёры осторожно разминируют баржу со снарядами.

– Представляете, что было бы, если бы всё это рвануло! – говорю я.

И я представил себе, что могло бы случиться, если бы не нашли с нашей помощью затопленную баржу со снарядами. Землечерпалка задевает ковшом за снаряд, он детонирует. Следом за ним вмиг взрывается и весь остальной арсенал. Пролёт моста через Омку, как в замедленной киносъёмке, вместе с проезжающими машинами, взмывает в воздух, разлетается на куски, и они падают в воду, вздымая фонтаны брызг. И вдруг глазам предстают опоры моста, на месте пролёта зияет пустота!

Но всего этого не произошло, благодаря нашей находке!..

А голос диктора рассказывал, как сложно и опасно ведутся работы по разминированию этих снарядов.

– Неожиданные обстоятельства, – сказал диктор, – помогли быстро обнаружить затонувшую баржу колчаковцев с опаснейшим грузом.

– Димка! Это же про нас, про наш медальон! – воскликнул я, в порыве восторга крепко обнимая своих друзей Димку и Миньку.

– Тихо, Коська! – зажал мне рот Димка. Диктор говорил о найденном плане.

– Так а медальон-то что? Непонятно! – удивлялся Димка. – Толком ничего не сказали!

А диктор ещё говорил, говорил, говорил...

– У них слишком мало времени! – оправдывал я телевизионщиков. – А вот о медальоне Александр Михайлович сказал так: он принадлежал скорее всего какому-то колчаковскому офицеру, который знал об этой барже со снарядами и, сделав план её местонахождения в медальоне, хотел этот план, по-видимому, секретным образом кому-то передать!

– Нет, об этом мы можем только догадываться! – начал мне возражать Минька.

– А я считаю, что это так и было! – настаивал я на своём.

Но Минька ни в какую не соглашался.

Я оглянулся на Димку. А он, думая о чём-то своем, уже смотрел счастливыми глазами на улицу. А за окном над светлым предзимним городом уже вовсю кружились, вдруг неожиданно застывая в полёте, как лёгкие птицы, зовущие в даль, первые крупные хлопья снега...

 

 

 

Copyright © 2004 - 2014 golosasibiri.ru
Коллектив авторов.
Все права на материалы данного сайта принадлежат авторам. При перепечатке ссылка на авторов обязательна.