Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск девятый
Роман с продолжением
Талант – как породистый конь, необходимо научиться управлять им, а если дергать повода во все стороны, конь превратится в клячу...
Максим Горький
Николай и Светлана Пономаревы
ГОРОД БЕЗ ВОЙНЫ
19
Как ни странно, сны Сашке снились самые мирные: сначала про
то, как они с Кешей и Катей купаются в озере, а вода такая тёплая, что даже не
хочется выбираться на берег, и Катька очень красивая в пёстром купальнике, а
Кеша не болтает непрерывно, потом как они с Ильёй едут через степь на
чистеньком рейсовом автобусе. «В другой город, – говорил Илья. – Там хорошо,
там все мои родственники живут». Город тоже начал сниться: высокие белоснежные
дома со сверкающими на летнем солнце стёклами, смешные малолитражные машины на
улицах, ребятишки-велосипедисты. И они с Ильёй выглядели как приличные
подростки: в чистых голубых рубашках от гимназической формы, улыбающиеся.
«Сейчас пойдём ко мне в гости пить чай, – позвал Сашку Илья. – Я живу вон в той
двенадцатиэтажке на пятом этаже. Видишь, мои окна»… Тут Сашка почувствовал, что
кто-то трогает его за плечо. Он обернулся и увидел стоящего сзади следователя
Конторы. «Ты – предатель и мерзавец!!!» – сказал он и ударил Сашку в живот.
Сашка проснулся и резко встал. Рядом сидел Женька Коньков и, отчаянно ругаясь,
тормошил его:
–
Вставай, падла! Твоя очередь дежурить. Олег сказал.
Позёвывая,
Женька убрался в свою палатку, а Сашка, бросив под себя рюкзак, пристроился
вместе с автоматом недалеко от балки. Была безветренная погода, правда, со
вчерашнего дня натянуло туч, поэтому звёзд и луны видно не было. Рядом с
палатками стоял броневичок из вчерашних, разведывательных. Их единственная
подмога. Сидеть было даже приятно. Сашка очень любил степь: воздух был здесь
особенным. Он был свободным, его могло нести куда угодно, хоть на край света, а
в городе, будучи раз задутым в подвал, он навсегда оставался там, портился,
становился ядовитым. Сашка даже немного завидовал диким пустынникам – людям,
далёким от мерзких развалин, кладбищ, магазинов. Вот бы уйти к пустынникам и
кочевать по бескрайним просторам. Обходить города за сто вёрст. Сидеть вечером
возле своего шатра и смотреть на звёзды…
– Сидишь? – окликнули его.
Сашка схватил автомат:
– Кто?
– Свои. От кондора хожу, посты
проверяю, как вы, сволочи, тут врага караулите. Фигово! Те лохи у кустов
дрыхнут, ты вот тут уши развесил, ни хрена не видишь, – посланец кондора,
ругаясь, пошёл дальше.
Не успел он отойти далеко,
броневик вдруг ожил и, тарахтя мотором, покатил в степь. Через несколько минут
оттуда, куда он уехал, донеслись выстрелы, потом грохот танковых орудий,
взрывы, потом пулемёт затих. Из темноты доносился теперь только гул танковых
моторов. Сашка всё понял и бросился к палатке.
– Вставайте, быстро!!! –
крикнул он и уже бежал к палатке Олега. Вскоре вся группа уже лежала близ края
балки.
И тут показались вражеские танки и бронетранспортёры. Танков было
всего два, но они были очень хорошие: поджарые, с длинными пушками. Ехали они
быстро, как будто на марше. На полном ходу один из танков снёс палатку, где
недавно спали Кеша и Хнык. Рядом с балкой остановился бронетранспортёр, и из
него стали вылезать вражеские солдаты. Сашка опустился на колено и дал очередь,
затем отпрыгнул в сторону и, добежав до чахлого кустика, залёг за ним. Из бронетранспортёра
стали стрелять по тому месту, откуда Сашка только что стрелял. Он дал ещё
очередь и снова перебрался на другое место. Перестрелка разгоралась, стреляли
уже со всех сторон. Пули свистели рядом с Сашкой. Несколько тёмных силуэтов
бежало в его сторону из темноты. Сашка дал ещё одну очередь. Тридцать патронов
кончились. Сашка попытался заменить рожок, но он всё отчаянно не лез. Тут рядом
грохнуло, в Сашку полетели комья снега и земли. Грохнуло ещё и ещё раз. Он
попытался ползти, но перед ним поднялись снежные фонтанчики. «По мне из
пулемёта» – и тут Сашка увидел странную картину: рядом с ним сидел Витька,
держа в руках автомат, и целился в люк бронетранспортёра. Бронетранспортёр,
взревев мотором, двинулся в сторону Сашки и Шиза. Сашка из последних сил
подпрыгнул и бросился бежать в сторону. Он прыгал по снегу, пока не столкнулся
с кем-то в темноте. И тут Сашкины пальцы всё сделали за него. Тёмную фигуру
переломило очередью и откинуло назад. Сашку кто-то схватил за ногу и он,
кувыркаясь, покатился на дно балки.
Очутившись на дне, он вдруг
почувствовал, что спасён. Он лежал – перестрелка затихала, шум танков
становился тише. Сашка полез наверх и вдруг споткнулся об какое-то тело. Он
потрогал – это был Хнык, который дрожал и всхлипывал. Оставив его, Сашка полез
дальше. В сумерках первое, что он увидел, был Кеша. Тот сидел и мрачно курил.
Несколько тёмных пятен лежали на снегу. У одного из лежащих были удивительно
знакомые ватные штаны. Бронетранспортёр стоял на краю балки с развороченной
пулемётной башней. Рядом с ним сидел совершенно живой Шиз и раскачивался вперёд
и назад. Из балки вылез Женька Коньков.
– Ну, ты дурак, – сказал он
удивительно скрипучим голосом. – Ты тут под пулями как кролик метался. Я
гранату кинул и в балку. Хорошо, что всё нормально.
Из темноты выбежали несколько
парней в форме штурмовиков – они были в крови, за спинами болтались автоматы.
Вылез трясущийся Хнык. Он громко икал.
– Олег… Меня в балку откинул… А
сам… – слёзы текли по щекам Хныка.
Сашка пошёл к Кеше.
– Дай закурить.
Кеша машинально сунул руку в
карман и достал мятую папироску.
– Я всегда, когда трупы вижу,
курю. Тогда не так тошнит, – сказал он, давая Сашке прикурить.
Пробежавшие штурмовики
возвращались, таща парня с пробитыми ногами, в котором Сашка узнал проверявшего
его на часах. «Мужики, больно, мужики» – стонал тот и пытался вырваться.
«Терпи, Гера, терпи» – сквозь зубы цедил один из них.
Начинало светать.
Бронетранспортёр с развороченной башней стоял как исполинский мёртвый зверь
бегемот, про которых писали в научных книгах, и которых уже нет на Земле.
Вокруг него лежало несколько молодых парней из Бельска, и один пожилой,
наверное, их начальник. Чуть дальше дымили ещё два бронетранспортёра, видимо, в
них попали из гранатомёта.
– Вон тех ты сразу срезал, –
показал на мертвецов подошедший Женька. – Они сразу попали. Потом уже мы с
Кешей стали стрелять. Потом я кинул гранату, и башню с пулемётом разнесло. Тут
ты бежишь, кричишь чего-то, я тебя цап за ногу… Они там в башне ни хрена не
видели, палят наугад. А Витька, он чокнутый, он вообще очередями не стреляет,
он сразу. Но меткий, зараза. Это он водилу уложил?
Сашка кивнул.
– А я уже в транспорт их
слазил, – продолжал Женька. – Там только стрелок из башни, без руки, и водила
их. Ничего полезного нет. Я посмотрел. Пойду тут посмотрю.
«Кеша молчит, а Женька,
наоборот, рот заткнуть не может. Как после боя люди меняются, – думал Сашка,
вертя в руках дымящую папиросу. – Олега жалко, он справедливый был». Сашка
посмотрел в ту сторону, где лежал Олег. Теперь уже он отчётливо был виден.
Рядом Женька обшаривал карманы мёртвого бойца из Бельска. Сашка отвернулся и
подумал, что он мог бы лежать где-нибудь рядом с Олегом, но ему повезло, очень
повезло.
Кеша поднялся с земли.
– Пойду, – сказал он, – тошнит
меня что-то.
Сашка сидел на снегу. Странно,
бой длился несколько минут, а он так чудовищно устал. Штаны промокли от мокрого
снега, становилось холодно. Где-то рядом плакал Хнык. Женька, ругаясь, ворошил
трупы. «Лучше всех Витьке: убил человека, теперь сидит себе и ему плевать, на
себя, на других, – решил Сашка. – Хуже Олегу, а впрочем…»
– Коньков, ты что делаешь? –
Сашка встряхнулся, сообразив, что Женька выворачивает карманы кому-то из
убитых. – Как ты можешь?
– Сиди, урод, – огрызнулся
Коньков. – У них курево и монеты бывают.
– Ну ты и падальщик!
– Не гавкай, не напугаешь!
Сашка вздохнул, обжёгся о свою
папиросу, и с удивлением подумал, что первый раз в жизни курит и ему не плохо.
Женька обыскивает трупы, а он не может встать и дать ему в морду. Что-то
произошло… Подошёл Шиз, посмотрел на Сашку, сел рядом:
– Что, дух, тяжело тебе?
– Нет, – ответил Сашка
равнодушно, – мне никак.
– Это хорошо, твоя душа
закрылась от мира и может самосовершенствоваться. Мир не должен мешать нам. Всё
внешнее – ничто.
– Ты классно стреляешь.
Шиз пожал плечами:
– Не это главное в жизни.
– Витька, – Сашка выбросил
окурок, – объясни мне, что случилось? Жили парни, может, также, как мы, в
развалинах каких-нибудь, мечтали о чём-то, думали, а потом их послали на войну,
и мы перестреляли их из автоматов. Зачем? Кому это всё нужно? Я когда
маленький был, над каждой букашкой ревел, если задавят, а теперь при мне
человек на куски разлетается, а мне всё равно. Это ведь ненормально, да?
Витька опять пожал плечами:
– Реши, важно ли что-то в мире
для тебя, и ты узнаешь, важно ли для тебя то, что происходит сейчас.
Сашка молчал. Ему не очень были
понятны Шизовы слова, не очень понятно своё странное равнодушие. Неужели Шиз
прав? Неужели для него это всё ничего не значит и теперь ему будет всё равно:
живой перед ним человек или мёртвый. Вон Витьке точно всё равно.
Подошёл Коньков, потряс горстью
мелочи:
– Что, брезгливые мои? Западло
трупаков щупать? Ну и ходите без денег.
Сашка отвернулся от него и
почему-то подумал о Кате. Как там она?
– Слушай, Шиз, а если бы у тебя
была девушка, и её бы убили, ты бы тоже наплевал? – спросил неожиданно.
Витька быстро посмотрел на него
и вдруг встал и пошёл прочь.
– Ну ты и скот! – сказал
Коньков. – Ты его что, специально вывести решил?
Сашка смотрел вслед Шизу и
ничего не понимал.
– У него невесту хипаны убили,
давно ещё. Поэтому он их и убивает со злости, а других просто так. А ты чё, не
знал?
– Откуда? Я думал, он так
просто тронутый.
– Почему он тронулся, сказать
трудно, но мы с ним в одном квартале жили – девчонка у него классная была, а потом
связалась с этими хиппи, на дозу подсела, ну и замочили за что-то. Я раньше его
в группу пришёл, ещё при том командоре, – Женька закурил. – Зря ты, Санёк,
подбирать ломаешься, у бельских курево куда лучше, около Бельска табак растят,
а мы тут такой парашей дымим!
Сашка смотрел в ту сторону,
куда ушёл Воронцов и думал, что даже у непробиваемого Шиза есть слабое место.
Потому, что он живой, не может живой человек ничего не чувствовать, даже если
он совсем ненормальный…
Вернулся Кеша, начал снова
устанавливать палатку, ему помогал замурзанный, красный от слёз Хнык.
– Наверное, дальше будем здесь
держаться, – сказал Кеша, увидев Сашку. – Вдруг опять бельские попрут или за
мертвяками своими придут, кто их знает, некоторые подбирают.
– А мы? – спросил Сашка.
– Как кондор решит, но Олега,
конечно, надо увезти. Скоро грузовик будет, ребята по рации связывались.
Раненых возьмут, и мёртвых, если место будет.
Сашка взялся помогать с
палаткой, та была теперь грязная, мятая и ставить её было неприятно.
– Как представлю, если бы мы с
Костей там остались, так выворачивает, – признался Кеша тихо. – Не, Сань,
получу боевые и домой, к бате.
– Как же ты раньше воевал?
– В такую переделку мы первый
раз попадаем. В мае отрыли окопы, где-то южнее, отсиделись в них. Женька с Лёвой
ещё к блядям бегали приезжим. Один раз ночью постреляли, а потом нас погрузили
и увезли, а войнушка затихла. Интересно, сколько нам заплатят?
Вскоре появился Эдик Кролик, за
ним понуро шёл Тим Чернов и ещё несколько ребят.
– Чего, пьиятеи, тьюпы не убияите?
– поинтересовался он.
– Куда их убирать? – спросил
Сашка.
– В кучу, конечно. А за бьёник
спасибо, моядцы, не ястеяись, – сказал Кролик и ушёл.
Остался Горилла Тим и один
парень из их группы.
– А Волка накрыло, – сказал
Тим, почёсывая свою грязную руку. – И всех его парней тоже к чёрту накрыло.
Тим смачно плюнул, порылся в
карманах и достал оттуда кусок хлеба, обдув с него табак, откусил и мрачно
посмотрел на лежавшие трупы.
– И вам тут досталось. Ещё
повезло, что гонят всяких лохов, хороших солдат мало, хорошие все в нашем Южном
Форпосте сидят, а на вылазки кого попало шлют. Я их голыми руками бы всех
переломал, но мы немного в стороне были.
– А что с Волком? –
поинтересовался Хнык.
– Что, что, долбанули из танка
по кустарнику, где у них палатки были, и кранты всем, – равнодушно сообщил
Горилла. – Только мяса ошмётки.
Горилла с таким же мрачным
видом, жуя хлеб, посмотрел на Сашку, и того передёрнуло – настолько дикий и
неприятный был взгляд.
– Ну ладно, там у кондора
пленных собирают. Пойдём, Силос, посмотрим, – сказал Тим и они с парнем пошли
дальше.
– Пойдём, посмотрим… – заворчал
Кеша, когда Тим отошёл подальше. – Считай, что у кондора пленных нет, этот
обязательно паре-тройке головы свернёт. Ему к моему бате на ферму, баранов бы
кулаками убивал.
Тем временем вернулся Витька, и
они с Женькой аккуратно положили Олега недалеко от своей палатки, которая
уцелела. Сашка и Хнык пошли проститься.
– Его на военном кладбище
похоронят. Всё-таки он почти командор наш был, – сказал Женька. – А остальных
закопают где-нибудь в общей яме.
Подъехал грузовик, обтянутый
алой материей. Оттуда высыпали с десяток ребятишек в красных комбинезончиках и
принялись стягивать с мертвецов одежду.
– Вон видишь, – показал на
падальщиков Женька, – если бы я не вывернул у них карманы, этим зачморышам бы
досталось. Одно слово, падальщики. Они одежду выстирают, а потом продают.
Хорошо, мы успели Олега сюда принести, а то бы его, пожалуй, тоже бы раздели.
Вон, суки, как шуруют.
– Очередью бы их, – сказал
Сашка и удивился своей злости. Это всё выглядело отвратительно. Впрочем, вся
эта война стала вдруг отвратительна.
Вслед за падальщиками приехала
трофейная команда, которая подцепила бронетранспортёр к вездеходу и потянула в
ремонтные мастерские. Потом пришли за Олегом. Сашка проводил его взглядом,
полез в карман, ничего там не нашёл, но понял, что сейчас очень хочет курить.
Хотел попросить у Женьки, но тут из-за грузовика вышел Пёс. Он выглядел как
обычно, только очки треснули, а чёрная телогрейка запачкалась кровью.
– Максим! – испуганно сказал
Хнык. – Вас же…
– Ребята, – тихо сказал Пёс,
подходя, и Сашка увидел, что тот бледен как полотно, – надо идти бельских
грузить. Тех, которых обобрали.
– Я не могу! – всхлипнул вдруг
Кеша и скрылся за палаткой.
– Тошнотик хренов, – Женька
встал. – Ерхов, пошли. Кто-то должен…
Сашка поднялся и медленно пошёл
за Псом и Женькой. За ними – Хнык и Витька. Хнык с Псом залезли в кузов, Шиз
устроился на снегу, подогнув под себя ноги, а Сашка с Женькой стали таскать
трупы к грузовику. Трупы были тяжёлые, окоченевшие, некоторые совсем голые,
некоторые в одежде. На многих остались куртки – они были прострелены и прилипли
кровавой корочкой к телу. Сашка и Женька тащили их по мокрому снегу, грязи, и
Сашка понимал, почему стошнило Кешу, но сам сейчас ничего не чувствовал. Потом
они с трудом покидали тяжёлые трупы в кузов и сели возле грузовика.
– Из них удобрений наделают, –
сообщил Хнык.
– Дурак ты, – сказал Коньков.
«Не всё ли равно, – думал
Сашка. – Куда человека денут после смерти». Женька достал из-за пазухи помятую
синюю фляжку, отхлебнул, молча протянул Сашке. Глотнулось с трудом, но ни
слабости, ни опьянения Сашка не почувствовал.
– А мне спирта? – заныл Хнык.
– Рылом не вышел, – Коньков,
демонстративно спрятал фляжку.
«А я вышел», – подумал Сашка.
Как во сне взял из рук Женьки сигарету, прикурил. Из грузовика раздались
какие-то странные звуки. Сашка поднялся и увидел плачущего Пса. Тот сидел среди
трупов, вертя в руках треснувшие очки и, кажется, сдерживался, чтобы не завыть
в голос.
– Максим, не плачь, – сказал
Хнык и посмотрел на Сашку. – Шиз говорил, что всю его группу на куски порвало,
а он в это время за водой ходил. Тут в балке натаяло, вот он и пошёл. Он потом
своих только по частям видел. Я бы испугался, если бы вы – по частям. Это очень
страшно бы было.
– Заткнись, придурок,
накаркаешь! – рявкнул Женька.
Пёс вылез из грузовика, постоял
рядом, шатаясь, потом повалился в талый снег и закричал. Сашка смотрел на него,
не зная, что теперь делать.
– Ничего, – мрачно сказал
Коньков. – Так часто бывает, ты не смотри, на, лучше ещё выпей.
Сашка опять взял фляжку и опять
не ощутил никакого действия. Пёс замолк, но не вставал.
– Бляди, – выругался Женька, –
как деньги за боёвки брать – все первые, а трупаки стаскивать – их тошнит. Ты,
Сань, отпинай Янсена, чё он всё на тебя перекладывает!
Отпинай Янсена… Сашка
усмехнулся. Все ему предлагают кого-то пинать, а оно надо? Кеша не виноват, что
ему плохо. Когда Сашке было плохо, он помог – вон к Катьке приволок. И Сашка
бить его никогда не будет.
Женька подошёл к Псу, почти
насильно влил ему в рот спирт. Пёс закашлялся и стал подниматься. А Женька
потряс пустой фляжкой и сказал Сашке:
– Ну мы с тобой и насосались,
развезёт теперь!
Сашка поднялся и пошёл к Псу. К
его удивлению, путь оказался не таким простым, каким представлялся в начале.
Ноги почему-то плохо слушались хозяина, и его заносило в стороны. «Вероятно, я
уже совсем пьяный» – решил он. Подойдя к Псу, Сашка крепко обнял его.
– Не плачь, Максимка, все люди
умирают. И мы с тобой тоже загнёмся, может, завтра, может, через месяц. У тебя
мама есть?
Пёс покивал.
– Во-о-от, – продолжал Сашка. –
Есть. А у меня нету. У меня вообще никого на хрен нету. А всё из-за нашей
гадской жизни.
Сашка впервые очень громко
заматерился и продолжил:
– Дай я тебя обниму, Пёсонька,
дай. Ты тоже откинешься. Точно я тебе говорю. Мы здесь все, как крысы. Так что
забудь о Волке и других пацанах. Лучше пойдём Шизу бить морду. Он сидит,
молчит, думает всякую дрянь. Про нас.
Сашка шагнул вперёд, но, не
удержавшись, упал лицом в грязь. Он попытался подняться, но сообразил, что на
четвереньках теперь передвигаться будет сподручнее, и пополз. Он полз, кажется,
очень долго, пока не упёрся лбом обо что-то. Подняв голову, увидел Женьку
Конькова.
– А я ещё спиртяги раздобыл, –
идиотски улыбаясь, сообщил тот и протянул флягу.
Дальше мир полетел кувырком.
Сашка целовался с Женькой, пытался обнять Кешу, наливал выпивку Хныку, плакал,
падал возле палатки. Возле него ходили незнакомые люди, которые смеялись и
что-то говорили. «Почему этот тьюпак не убьяи?» – слышался голос Кролика. «Это
наш друган» – отвечал ему Женька. «Кеша-а-а» – кричал Сашка, «Кеша-а-а» –
вторил ему Хнык, казалось, что Сашка кричит недостаточно громко и он кричал ещё
громче. Потом мир погрузился в темноту и посветлел, когда Сашка почувствовал, что
его тащат. Он приоткрыл глаз – это были Кеша с Псом.
– Мы куда? – спросил он.
– Меняем дислокацию, – мрачно
ответил Пёс.
– Ништяк, – пробурчал Сашка и
мир снова погас.
20
Он обнаружил себя уже в кузове
грузовика. Грузовик отчаянно трясся, дребезжал плохо закреплёнными бортами и
натужно ревел мотором. «По грязи едем» – догадался Сашка и стал осторожно
оглядываться: рядом, конечно, сидел Кеша, дальше, привалившись к Кешиному
плечу, спал Хнык, сидели ещё несколько не очень знакомых пацанов, напротив полулежали
Пёс с Женькой. У самого края, свесив ноги за борт, расположился Шиз. Женька
курил.
– Алкоголик, – сказал Кеша,
увидев, что Сашка проснулся, – настоящая замена Лёвке.
– Не, – протянул Коньков. – Он
нормальный пацан, не то, что ты, отрыжка!
Сашка покрутил головой – та
раскалывалась, во рту горело.
– Кеша, я пить хочу!
Женька опять достал фляжку:
– На, от сердца отрываю.
– Не надо, – слабо отказался
Сашка.
– Да пей, урод, там вода талая!
Спирт вы у меня весь выцедили, я его не произвожу!
Сашка хлебнул противной воды с
привкусом степных трав и опять повалился на пол:
– Хорошо!
– Это тебе, друг, сейчас
хорошо, – мрачно сказал Пёс. – А в талой воде, между прочим, амёбы
дизентерийные бывают, наглотаешься и сдохнешь засранцем.
– А ему всё равно, как дохнуть,
– усмехнулся Коньков. – Он у нас уже созрел, вон как Шиз.
– Не созрел он, – подал голос
Витька. – Он ищет успокоение в веществах, туманящих разум, а успокоение – в
чистоте этого разума.
Парни заржали, а Сашка всё не
мог понять, о нём ли идёт речь. Наконец, грузовик остановился. Первым из кузова
выпрыгнул Шиз, присвистнул, озираясь.
– Вылазь, пьянчуга, – Кеша
стряхнул с себя Сашкину голову и дал пинка Хныку, – и ты вали, разлёгся тут,
как на лежанке!
Ребята полезли наружу. Место,
на которое привезли группу, было очень похоже на то, из которого их увезли: та
же степь без конца и края, только посреди степи стояла крепость из
железобетонных блоков какого-то разобранного городского дома. Здесь были окопы
с блиндажами и ежи с колючей проволокой. У каждого входа лежали мешки с песком.
Рядом с крепостью виднелся колодец и несколько чахлых акаций. Чуть в стороне
стояла слегка покосившаяся наблюдательная вышка.
– Вот в таком месте мы прошлый
раз воевали, – сообщил Кеша. – Тут есть, где спрятаться, это тебе не два куста на
ровном месте.
Сашка огляделся и пошёл к
колодцу.
– Не пей сразу, – предупредил
Пёс. – Набери вот в мою каску и присмотрись: если это место бельские занимали,
там вполне трупак может болтаться, ну или кровяки много, знаешь, они такие
штучки любят.
Сашка посмотрел на колодец,
протянутую Псом каску, и пить ему расхотелось.
– Ладно, кончай базар, –
распорядился Женька, – заселяемся.
Парни из других групп уже
таскали снаряжение в крепость. Сашка подумал, что их тут двадцать человек, да
стены неплохие, так что, вероятно, можно будет отбиться без потерь, и полез
осматривать окопы.
– Он здесь жить собирается, –
хохотнул ему вслед Кеша.
«Собираюсь, – подумал Сашка. –
Не подыхать же мне собираться. Хотя это у нас запросто. Что за война такая,
схватят тебя за шкварку, привезут в степь, под чужие танки, если уцелел – опять
схватят и на новое место. Чую я, что нами в штабе какие-то дыры затыкают, с
кадетами бы так не обращались»… Окопы оказались довольно приличными: немного
размокшими, с грязью на дне, но глубокими. Сашка прошёлся по одному из них до
блиндажа, залез в блиндаж, посмотрел через щель на степь и окончательно
успокоился. В крепости уже горел костёр, парни расположились кто где. Сашкина
бригада поставила две палатки снаружи у самой стены, другие – подальше, и
теперь пацаны ели консервы.
Через узкое отверстие в панели,
служившее не то окошком, не то бойницей, Сашка посмотрел, как уезжают привёзшие
их грузовики, и сел к огню.
– Братва, а кто теперь за
Волкова будет? – спросил Женька. – Вы хоть с кондором связывались?
– Связывались, – спокойно
ответил невысокий крепкий парнишка, везде таскавший с собой мини-радиостанцию,
за что все его называли Радист. – Он говорит, выбирайте пока самого разумного.
А потом помех в эфире много, не насвязываешься.
– Ну, выбирать по правилам надо
одного из командоров, – сказал Женька, – только нашего не считайте.
Командоров кроме Витьки было
трое – все взрослые парни. Сашка никого из них толком не знал, и ему было всё
равно, кто займёт место Волка. Лишь бы не пинал без причины. Ребята спорили,
размахивали руками, а двое чуть даже не подрались, но, в конце концов, выбрали
Уксуса.
– Хана, – сказал Кеша, когда
споры закончились. – Этот убьёт и имени не спросит. Второй Горилла Тим.
Сашка пожал плечами и залез в
палатку. Снаружи было слышно, как Уксус назначает порядок караулов…
Они промаялись на позициях два
дня, а боёв даже не было слышно. На следующий день на грязном джипе приехал от
кондора Эдик Кролик с бумагами и ещё одним парнем. Когда бумаги были подписаны,
гонцы на радостях напились, и лежали в одном из блиндажей. Сашка с Кешей с утра
до вечера играли в карты на сигареты, Пёс читал тощую книжонку, где не хватало
уже половины страниц, Шиз лежал на мешках с песком и часами таращился в небо, а
на Хныка напала тоска: он ныл, как ему не хватает Олега, ревел, размазывая по
лицу слёзы и грязь, и так всех достал, что получил от Женьки по шее.
Вечером второго дня до ребят
стали доноситься далёкие раскаты.
– Танки стреляют, точно вам
говорю, – клялся Кеша.
Караулы на ночь были удвоены, и
Сашка опять оказался в окопе. Рядом в блиндаже сидел Пашка Радист и непрерывно
пытался выйти на связь с кондором.
– Ни хрена никто не слышит, –
жаловался Пашка. – Техника – дерьмо, помехи одни, или это нас бельские глушат.
– Южный Форпост штурмуют, –
сказал сидящий рядом с Радистом Уксус.
– Грузовики! – крикнул с вышки
наблюдатель.
– Кого везут? – спросил Уксус.
– Навейное, бейские наступают!
– выполз из своего блиндажа Кролик. – А что в эфие?
– Глухо.
– Бельские! – закричал
наблюдатель совсем громко. Парни похватали оружие и рассыпались по окопам.
– Ну вот, опять, – бормотал
Кеша рядом с Сашкой. – Начинается!
– А они что, – удивленно
спросил Сашка, – на грузовиках прут? Мы же их порвём!
– Точно, – Уксус заматерился и
сам полез на вышку. – Какие бельские! Ты, сучок слепой!
Наблюдатель оправдывался,
пытался спрятаться от разозлённого Уксуса.
– Говнодавы! Салага знает, что
грузовики в атаку не ходят, пообосрались тут! – Уксус пнул наблюдателя и
спустился вниз. – Это наши отступают, уроды!
Грузовики приближались, Сашка
насчитал их шесть штук.
– Яненых везут, – предположил
протрезвевший от страха Кролик. – Ийи пьенных с юга.
Парни подождали, пока грузовики
подъедут совсем близко, и вышли из укрытия. Уксус и командоры говорили с
шоферами, а Кролик бегал от одной машины к другой и что-то озабоченно
высматривал.
– Ну, пацаны, – протянул
Женька, вернувшись к группе, – дела на юге туго идут. Эти борта мёртвых везут,
а вон в крайних двух – раненые. Сейчас грузовики дальше поедут. Ну, блин, там
заварушка.
Грузовики, дымя и урча, поехали
дальше, а парни потянулись в палатки. Все, кроме дежурной группы.
Утром те же грузовики
вернулись, на этот раз они везли подкрепление и провиант. Кролик деловито
экспроприировал из запасов несколько ящиков дополнительной тушёнки отряду и
небольшую канистру медицинского спирта – для себя и напарника. До вечера всё
было тихо. Витька сидел на корточках у погасшего костра и шептал что-то себе
под нос. Сашка пытался прислушаться, но ничего не понял. Хозяйственный
Кеша приволок откуда-то несколько коротких досок и, прежде чем отправить их на
отопление, выдирал оттуда ржавые гвоздики. Хнык весь день пролежал в палатке и
выбирался только постонать о своих больных ногах. Сашка смотрел в бойницу и
думал о степи, о Краеве, о Кате. Когда начало садиться солнце, все парни
собрались по бригадам на ужин. Витькиной группе повезло больше других: они
сегодня не были в карауле и могли спокойно поесть внутри крепости. Сашка развёл
костёр, лениво хлопнул по шее Хныка, который тут же попытался от этого костра
прикурить, и присел на ящик у стены. Ящиков в крепости было довольно много: в
деревянных и картонных подвозили продукты, в алюминиевых – боеприпасы и
лекарства. Ящики из-под продуктов тут же шли на отопление. Сашка сонно глядел
на то, как Кеша ставит банки с тушёнкой к огню, подбрасывает топлива, и думал,
что сейчас здесь не так уж плохо. Сухо, тепло и тихо. Чего ещё надо человеку?
Потом Сашка повнимательней посмотрел на скрючившегося в уголке Хныка, Женьку,
который методично чистил свой автомат, на Кешу с Максом, тесно сидящих у
костра, и понял, что пытается угадать, кто же вернётся живым с этой боёвки.
– Согрелось, – сказал Пёс, –
где только командора носит?
– Он на закат чего-то ноет, –
сообщил Кеша, зачерпывая ложкой тушёнку. – Давайте, что ли, его пайку сожрём,
чтобы ушами не хлопал.
– Ну-ну, – усмехнулся Пёс, –
значит, призываешь нас употребить за Шиза его долю этой серой пищи. Мне, может,
и своя уже не доставляет радости.
– Отдай мне, раз такой
разборчивый! Сашка, чего он выпендривается?
Сашка пожал плечами и тоже
подсел к огню. Парни замолчали и принялись за тушёнку. Подошёл Хнык:
– Я тоже чего-нибудь ещё бы
съел. Картоху вот хочется.
– Да, если бы кто-нибудь
угостил меня картофелиной, я б ему сейчас десять марок подарил, – со вздохом
произнёс Кеша.
– Это очень не рациональное
желание, никоим образом не соответствующее действительности, – сказал ему на
это Пёс.
– А мне по фиг, понял, – Кеша
бросил банку с тушёнкой и несильно стукнул Пса в грудь.
– Ты чего? – удивился тот.
– Чего? – закричал Кеша. –
Чего? Я давно тебя спросить, суку, хотел: где ты был на самом деле, когда
Серёгу Волкова из танка убивали?
Пёс резко побледнел, поднялся и
с такой силой толкнул Кешу, что тот, не удержавшись, отлетел в дальний угол.
– Пацаны! – Сашка встал, чтобы
растащить Кешу и Пса. – Не надо!
Он даже не заметил Хныка,
несущегося на Пса с доской. Доска со всего размаха въехала Максиму в живот, и
тот упал на пол. Кеша подбежал и принялся пинать его. Хнык тоже. Женька, лениво
наблюдавший за схваткой, вытащил из-под себя алюминиевый ящик и, размахнувшись,
бросил его в сторону дерущихся. «Убьют» – с ужасом подумал Сашка, метнулся к
автомату и, сорвав его с предохранителя, дал очередь вверх.
– Прекратите!!! – закричал он.
То ли крик подействовал, то ли
автомат привёл парней в чувство, но схватка тотчас же прекратилась. Ревел Хнык
в углу, матерился Кеша. Женька Коньков деловито открывал свою банку с тушёнкой.
Сашка подошёл к Псу и помог ему встать.
– Сильно тебе досталось?
– Эквивалентно интеллекту, –
прошептал Максим, не решаясь разогнуться. – Мне всегда достаётся.
Вбежали парни из других групп.
Пришёл Уксус.
– Что случилось? – спросил он у
Женьки.
– Пёс с автоматом баловался –
он выстрелил, – жуя, ответил Коньков.
– Пёс – это ваш очкан? –
уточнил Уксус.
– Ну, Псина, кранты, – ядовито
прошептал Хнык. – Сейчас тебя, суку, замочат!
– Это я стрелял, – сказал
Сашка.
– Зачем? – Уксус пристально
посмотрел на Сашку. В его взгляде было что-то от Гориллы Тима.
– Случайно, – внутри у Сашки
похолодело.
– Дай автомат, – спокойно
сказал Уксус.
Сашка осторожно протянул ему
«Калашников» под испуганным Кешиным взглядом.
– Отойдите все.
«Убьёт» – безнадёжно подумал
Сашка. Как будто в подтверждение этого Уксус отбросил автомат в сторону и
достал из-за пояса пистолет. «Всё, – решил Сашка, – конец».
– Уксус, не надо! – пробормотал
Кеша.
Сашка видел, как Уксус медленно
поднимает ствол на уровень его лица, и думал о том, что у него за поясом тоже
есть пистолет, но доставать его уже поздно.
– Ну что, псих сраный,
повоевать захотелось? – холодное дуло упёрлось Сашке в лоб. – Патроны у тебя
лишние? Ну тогда и у меня найдётся.
Сашка поразился, какая вокруг
тишина. Только Женька продолжал звякать ложкой, как ни в чём не бывало. Как
будто то, что сейчас при нём застрелят человека, не могло испортить ему
аппетит. Сашке казалось, что тишина длится очень долго. Так долго, что он устал
стоять. Захотелось закричать: «Стреляй, не мучай!»
– Выстрелить, что ли? – Уксус
обращался к Псу, стоявшему рядом. – Как думаешь, выблядок?
– Не надо, – ответил Пёс.
– Не надо, – сказал Кеша.
Женька молчал, Хнык продолжал
всхлипывать. Сашка стоял, не дыша, и хотел только одного – чтобы всё это скорее
кончилось. Как это кончится, было уже неважно.
– Ладно, – Уксус так же
медленно начал опускать руку с пистолетом. – Прощаю последний раз.
Сашка облегченно выдохнул
воздух и тут же получил пистолетом по лицу. Из носа закапала кровь.
– Это тебе вместо пули, –
сказал Уксус и вышел.
Сашка мешком свалился на пол,
закрыл лицо руками, потекли слёзы.
– Чё ты сунулся, урод? –
спросил Женька. – Этот очкарик сам нарвался – не хрен от своих бегать, ну и
попинали бы его, труса и предателя.
«Предателя, – подумал Сашка. –
Вот и меня в Корпусе посчитали предателем. Я знаю, что это такое». Сашка
посмотрел на Женьку ненавидящим взглядом, встал, сел в угол. Кеша и Пёс подошли
одновременно.
– Он бы не выстрелил, – сказал
Кеша. – Он против тебя ничего не имеет.
– Саша, не плачь, – Пёс
поправил очки. – Тебе не надо было меня защищать. В этой среде если раз
прискреблись – пиши пропало.
– Вы чокнулись! – заорал Сашка.
– Ты озверел, Кеша! Мы же не люди!
– Не люди, не люди, –
успокаивал его Пёс. – Люди все в городе остались. А мы так – военный
контингент.
– Почему всё так! – орал Сашка,
словно желая высказать всё, что накопилось за те несколько дней, что он воевал.
– Почему про хорошую жизнь пишут только в книжках! Почему все мы такие сволочи!
– Успокойся, Саша, успокойся, –
Пёс схватил Сашку за плечи и хорошенько тряхнул. – Написать книжку про хорошую
жизнь проще, чем её построить. Такая книга называется утопия. То есть фигня,
которой никогда не будет. Мы, во всяком случае, не доживём. А если ты сейчас не
замолчишь, то вернётся Уксус. Я его видеть не хочу, да и ты, наверное, тоже.
Сашка отстранил Пса, подошёл к
ящику и сел. Кеша заботливо подал ему недоеденную банку тушёнки.
– Будешь курить, Сашка? – как
ни в чём не бывало поинтересовался Женька, выбросив свою пустую жестянку и
вынимая кисет. – Табак ещё трофейный, со жмуров.
Сашка кивнул, был угощён
самокруткой, которую тут же раскурил. «Всё как и раньше, – успокаивал он себя.
– Всё как и раньше». Не успокаивало. Тревога, обида не исчезала, всё явственней
и явственней возвращались эпизоды, происходившие с ним ранее. И пистолетное
дуло в лицо, и ощущение готовности самому убивать. Убивать таких, как Уксус.
Убивать этих нелюдей с нечеловеческими бесстрастными глазами. Тех, из-за кого,
возможно, никогда не будет в их городе хорошей жизни. Пёс не прав. Город с
белыми домами возможен. Надо только победить бельских и начать строить белые
дома. Только Уксусу, Горилле, Силосу там будет не место…
Сашка сидел с потухшим уже
окурком и равнодушно смотрел, как расходятся парни по палаткам. Он остался
один, если не считать Шиза, который зашёл в блиндаж, открыл банку и принялся
есть. Взгляд его был пуст, словно командора не было здесь, а только его оболочка.
Сашка, стараясь не глядеть на Шиза, отправился в палатку. Лёг, долго вертелся и
не мог заснуть, потом очень захотелось на свежий воздух.
– Может, мне с тобой пойти? –
спросил Кеша.
– Отстань, – рявкнул на него
Сашка.
Всё. Больше так жить было
нельзя. Нельзя жить с желанием убивать. Он уже желает чужой смерти. Он уже
готов радоваться хотя бы гибели Уксуса. Он уже представляет, с каким бы
удовольствием увидел бы того, распростёртого на земле, с дыркой во лбу и
остекленевшим взглядом. Сашка подумал, что сходит с ума. Или уже сошёл. Он
посветил спичкой у календарика. Сегодня было 8 ноября. Недолго он пробыл в
группе. Сашка поднёс спичку к календарю и тот нехотя загорелся. Вот и всё,
завтра уже не будет. Завтра не будет Александра Ерхова. То есть, его уже нет.
Нет давно, ещё с прихода в бригаду. А тот, кто живёт в его теле теперь, жизни
не достоин. «Я уже умер, – подумал Сашка, – поэтому умереть ещё раз мне будет
не страшно»… На улице, как всегда, было сыро и холодно. Сашка осторожно обошёл
крепость, наблюдательную вышку, отошёл на сотню шагов в степь, аккуратно
вытащил из-за пояса браунинг… Так просто: надо приставить дуло к виску, нажать
на курок и больше ничего не случится. Из-за рваного края тучи выглянула луна,
осветила степь неясным светом. Сашка смотрел на лужи, остатки не стаявшего
снега, на их крепость так, как будто видел всё это в последний раз и хотел
запомнить, потом поднял руку, приставил пистолет к виску. Рука была холодная и
какая-то непослушная. «Надо нажать на курок, – медленно подумал Сашка. Пальцы
не слушались. – Я совсем не боюсь… Или боюсь? Неужели я хочу жить? Такой
жизнью?» Луна опять скрылась, а Сашка всё стоял. «А больно ли это? – мелькнула
мысль. – Вдруг я промахнусь?» Секунды шли. Палец, лежащий на курке, задрожал.
Сашка хорошо чувствовал это. Он весь стал этим пальцем. Дрожь разливалась от
пальца по всему телу, и вот уже озноб достиг головы. Воздух вокруг наполнился
каким-то шуршанием, шёпотом, неясными голосами. Как будто кто-то хотел
отговорить его от задуманного, как будто кому-то он был ещё дорог и нужен…
Могло ли это быть правдой? Нет. Он один, совсем один в этом городе. Без семьи,
без настоящих друзей, без будущего… Так что и сомневаться нечего… Дрожь
усиливалась… Сашка напрягся, выгоняя её из тела. На счёт три… Раз… Два… Три…
Ничего не произошло. Он стоял и
дрожал. Потом резко опустил руку, уронил браунинг в грязь и пошёл к крепости…
Когда рассвело, Сашка всё ещё
сидел около мешков с песком и совсем ни о чём не думал. Мимо него проходили
дежурные, один раз прошёл сам Уксус, но Сашка не шевелился. Наконец, подошёл
Витька Шиз, сел рядом, протянул браунинг. Сашка взял ствол холодной рукой,
повертел в руках.
– Ты слабый, – сказал Шиз. – Я
видел тебя вчера, я ждал твоих действий, но тебе ещё рано. Ты не выполнил
своего предназначения здесь.
– Пошёл ты, чокнутый! – Сашка
замахнулся на Шиза, но Витька равнодушно перехватил его руку и продолжил:
– Настоящая смерть должна быть
мучительной. Ты хотел сделать всё просто, но нет, дух, ты так легко не
освободишься.
– Уйди! – Сашка вывернулся из
рук командора и сильно пнул того под коленку. Шиз охнул и крепко схватил Сашку
за плечи. «Какой он сильный» – еле успел подумать Сашка. Шиз повалил его на
землю, прижал своим весом и продолжал говорить:
– Нет, дух! Ты будешь умирать
долго и проклянёшь день, когда родился.
– Мама! – закричал Сашка с
ужасом и потерял сознание.
Продолжение следует...