Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск девятый
Изящная словесность
Оригинальный писатель – не тот, который никому не подражает, а тот, которому никто не может подражать.
Франсуа Рене де Шатобриан
Евгений Асташкин
ВРЕМЕНЩИК МАШДВОРА
Борис Браун шёл на свой машдвор, как обычно, окраиной села мимо разрушенной скотной базы, от которой остался один фундамент, песчано желтеющий среди пружинящего под ногами перегноя. Машдвор находился у самого основания высокой пологой сопки, защищающей совхоз от ветров. Пятый месяц Борис заведовал этим машдвором, где раньше слесарил на неизменные семьдесят рублей. Правда, ещё он вместе с женой, а когда и с матерью, подрабатывал в клубе – крутил фильмы. Мать или жена продавали билеты, сидели на контроле, а также помогали перематывать бобины фильмокопий на начало и склеивать плёнку, если требовалось. Хоть и не полагалось киномеханику иметь в кассирах родственников, но установка была на хорошем счету, план постоянно перевыполнялся, вот и закрывали на это глаза. Да и с людьми в хозяйстве вечная проблема.
Никто не сомневался в порядочности
семьи Браунов, осевших в этих тургайских степях ещё в начале войны, когда
массово выселяли немцев Поволжья. В совете по кино долго вспоминали занятный
случай, когда мать Бориса, не на шутку перепуганная, привезла сдавать месячную
выручку и чуть не плача обратилась к бухгалтерше: «У меня тут не сходится с
билетами, не знаю, что и делать?..» Бухгалтерша подсчитала остаток билетов и
выручку, оказалось лишних тридцать два рубля. «Вы, наверное, не успевали всех
обилечивать, вот и остались лишние билеты на такую сумму». «Ой, правда, иногда
на индийские фильмы столько собирается народа, что не успеваешь отрывать
билеты…» Матери Бориса посоветовали просто уничтожить лишние билеты, а потом
удивлялись, что она не догадалась положить неучтённые деньги себе в карман.
Честность на грани курьёза.
Путь на машдвор пролегал мимо
строящейся новой конторы. Возле двухэтажной коробки высились горы песка, стояли
деревянные козлы. Рабочие успели побелить лишь половину здания. Вместо крыльца
к наружной двери были приставлены две широкие доски, сбитые поперёк брусками. В
конторе полностью отдели только кабинет
директора с прихожей, где находилась секретарша.
Проходя мимо конторы, Борис увидел
загребающего ногами по сбитым доскам косолапого Сергея Даудова, своего
одноклассника.
– Что ты забыл в конторе? – праздно поинтересовался издали Борис.
Даудов оглянулся у самой двери:
– Надо узнать, кем сегодня буду
работать…
Борис невольно усмехнулся: Даудов до
него заведовал машдвором и за это время волею директора успел побыть помощником
управляющего фермой, диспетчером и шофёром бензовоза. А сейчас с утра идёт
уточнить свою должность, не то пойдёшь готовить в рейс бензовоз, а там уже
другой шофёр орудует…
«Может, скоро и мне директор даст
понять, что я засиделся на одном месте, – самоиронично подумал Борис. – Тем
более, что я так и не решился принять машдвор по акту…»
Директор совхоза, вероятно, считал
панацеей от всех бед постоянную перестановку кадров. Людей он передвигал,
словно фишки в настольной игре, но трудности не шли на убыль. Директор «методом
тыка» искал такую кадровую комбинацию, чтобы хозяйственный механизм потихоньку
вертелся сам собой, избавляя его от ежесекундных докучливых забот. Но механизм
этот постоянно давал сбои, и тогда директор опять задумывался: «А, может,
поставить сюда этого, а туда того?..»
Не думал, не гадал Борис, что станет
заведовать машдвором. До этого он был лишь на мелких должностях. Раз вызвал его
директор ещё в старый кабинет и, словно ища союзника, сказал:
– Что-то совсем не хочет работать
Даудов, то одно у него не ладится, то другое. Ничего не может сам решить. Не
буду же я сам за него работать. Впрягайся! Ну и что из того, что тебе всего
двадцать шесть лет? Человек должен расти. А Даудова я переведу помощником
управляющего фермой, там у него родители работают, и там его чаще видишь, чем
на машдворе. Наверное, потихоньку таскает домой силос…
Борис почти миновал контору, когда
увидел, что из неё вышел директор вместе с Даудовым. Даудов направился в
сторону гаража, а директор завернул за угол конторы. «Надо бы потолковать с
директором», – подумал Борис, вспомнив, что вчера на машдвор приезжал из
«Сельхозтехники» самосвал, нагруженный сеялкой. Директор, как назло, отправил
куда-то единственный в совхозе подъёмный кран, поэтому сеялку выгрузить не
смогли. Водитель «Сельхозтехники», вложив всю душу в замысловатое ругательство,
уехал, сказав, что завтра вернётся. Заходить лишний раз в контору Борис
избегал, так как директор тут же стал бы его уламывать подписать акт приёмки
машдвора. Борис не решался вешать на себя миллионные суммы, зная, что и прежние
заведующие поступали аналогично.
Борис настиг директора у тыльной стены
конторы. Директор, даже не оглянувшись по сторонам, прислонился к шершавой стене
и стал справлять малую нужду – туалет тоже ещё был не готов.
– Казбек Сабитович, – начал
нерешительно Борис. – Вчера не смогли выгрузить сеялку, а сегодня её опять
должны привезти. Без подъёмного крана не обойтись, а Фролова до сих пор нет в
совхозе. Я вчера к нему ходил, жена сказала, что он уехал в «Ковыльный».
Директор даже не отмахнулся от Бориса,
как от назойливой мухи. Он просто облегчённо выпятил губы на пористом лице,
шумно выдохнув, и молча направился назад в свой кабинет. Борис растерянно потоптался
на месте, созерцая влажный вензель, оставленный директором на стене, и снова
двинулся к виднеющейся за пустырём железной арке машдвора. Едва миновал будку,
служившую проходной, как заметил, что у полуразобранного «москвича-фургона»
хозяйничает Серебряков, шустрый малый, водитель автолавки «Совхозрабкоопа». Он
вынимал лобовое стекло.
– Ставь на место! – напустился на
Серебрякова Борис, досадуя, что тот даже не пытается «закамуфлироваться»,
действует среди бела дня.
– Ты чего? – удивился Серебряков, и
непонятно было, то ли он действительно не видит в своих действиях ничего
предосудительного, то ли придуривается.
– Чего слышал!
– Да он и так весь разобранный. Жалко,
что ли?..
– Если каждый будет снимать всё, что
ему вздумается…
– Да я на свадьбе стекло разбил, – стал
пояснять Серебряков. – Возил на своём «Москвиче» жениха с невестой в берёзовую
рощу, как полагается, а навстречу из-под колеса «КамАЗа» вылетела щебёнка и
прямо мне в стекло. Оно сразу вдребезги. Чуть не слетели с грейдера…
– Ладно бы на государственную машину, а
то на личную, – протянул Борис, не сдаваясь. Он досадовал, что все привыкли
видеть его безответным, даже в кинозал иные шебутные пацанята проскакивали без
билета, зная, что их всё равно не выгонят.
– Слушай, я тебе пузырь поставлю, чего
ломаешься!..
– Да не нужен он мне, сам знаешь, что я
не пью! – отрезал Борис.
Серебряков чертыхнулся и оставил стекло
в покое, огрызнувшись напоследок:
– Всё равно кто-нибудь снимет!..
Борис прошёл в глубь машдвора. Он уже
чувствовал себя хозяином этой вотчины под открытым небом. Территория была дай
бог: на добрый километр выстроились в три ряда комбайны, сеялки, трактора. По
правую руку, ближе к сопке, стояла разукомплектованная техника. Всё это было
охвачено слабой проволочной оградой, через которую легко можно было перелезть.
В центре машдвора стоял вагончик, где
был «кабинет» Бориса. Собственно, в вагончике стоял лишь стол с парой
табуретов. Остальное пространство занимали разные запчасти, висевшие по стенам.
Когда Борис готовил списанную технику к сдаче на металлолом, то снимал с неё
неповреждённые узлы, которые могли ещё пригодиться.
Борис порылся в кармане спецовки в
поисках ключа, чтобы отпереть вагончик. И тут услышал по его душу призывный
сигнал вчерашнего самосвала из «Сельхозтехники». Пришлось возвращаться.
У арки действительно стоял давешний
самосвал. Водитель нетерпеливо махнул рукой на запертые ворота:
– Открывай!
– Подожди, – конфузливо ответил Борис,
– крана ещё нет…
– Слушай, мне некогда ерундой
заниматься. Сейчас свалю сеялку на землю…
– Нет! – замахал руками Борис. – Был бы
снег, а так она разобьётся…
– Всё, сбрасываю!..
– Стой! Я тогда не подпишу накладную.
– Издеваешься, что ли?..
– Я тут не при чём. Сейчас сбегаю в
контору, пусть директор сам выгружает…
Борис, бросив всё, побежал в контору.
Директора на месте не оказалось. Секретарша, свежеиспечённая выпускница школы,
собрала бантиком накрашенные губки:
– Он мне не докладывает…
Борис в испарине вышел на улицу, не
зная, что предпринять. Ему было болезненно неловко перед незнакомым водителем,
который во второй раз не может избавиться от своего груза. «Ждать директора или
нет?» – размышлял он, неосмысленно уставившись в жидкий парк, разбитый перед
конторой. По парку между почти безлистных топольков, тонких, как указка,
бродили пацаны, переворачивая куски разбросанного повсюду перегноя, который
перекочевал сюда с заброшенной скотобазы во время субботника. На днях прошёл
дождь, и парк неожиданно превратился в грибник. Почти под каждым деревцем
подростки находили шампиньоны. Сетки в их руках раздувались на глазах.
«Можно было бы и мне пособирать грибов,
– сожалительно подумал Борис, – да ждут…»
Вдруг Бориса осенило: директор, должно
быть, опять на бахчах. Надо сгонять туда на мотоцикле.
Директор частенько наведывался на
арбузное поле, отданное в аренду одному заезжему корейцу. Кореец на лето
приезжал сюда с семьёй и творил чудеса на этом ранее пустовавшем поле. Под
плёнкой на этой скудной земле он умудрялся выращивать приличные арбузы, как на
юге.
Борис поспешил домой. В гараже у него
стояло три мотоцикла. Оба двухколёсных были сломаны, а третий, с люлькой, ему
недавно подарил тесть. Водительских прав у Бориса никогда не было, да он и не
стремился ими обзавестись. В совхозе любительские права не нужны, здесь нет
гаишников. Катайся, сколько хочешь, по полям и берёзовым рощицам. В райцентр на
мотоцикле Борис старался не ездить, а если и случалось неотложное дело,
оставлял мотоцикл во дворе у знакомого, который жил на окраине города.
Борис влетел на вершину сопки, откуда
открывался вид на родное село, на петляющий по степи Ишим, и помчался вниз по
грунтовой дороге, что шла параллельно реке. От перепада высоты дух захватывало.
Борис любил в выходные попетлять по степям, останавливаясь иной раз у старых
заброшенных захоронений кочевников. Могилки представляли собой глинобитные
мазанки без крыши или просто груды камней.
Арбузное поле было глубоко опахано
вокруг отвальным плугом, чтобы машины не смогли разъезжать, где не положено.
Лишь в одном месте был оборудован проезд. Борис заглушил мотор у деревянного
навеса, где обитал кореец с семьёй и где у него был склад. Едва Борис слез с
сиденья, как кореец, не поздоровавшись, подскочил к нему и схватился за руль:
– Дай-ка я сгоняю! Совсем оборзели,
воруют прямо днём…
Кореец развернул мотоцикл, лягнул пару
раз рукоятку кикстартера и попылил вдаль. Борис проследил его путь и увидел в
дальнем конце бахчи военную машину с кунгом. По полю вдали хозяйски ходил
человек в защитной форме, волоча за собой мешок с арбузами. Кореец перехватил
вора, издали доносилась брань с акцентом. Хозяин бахчи махнул военному в
сторону навеса, и тот понёс мешок, куда было велено. Вскоре кореец снова
затормозил в метре от Бориса. Через некоторое время, тяжело дыша, сюда доплёлся
и военный. Это был молодой длинноногий лейтенантик.
– Высыпай арбузы вон туда! –
скомандовал кореец, указав на общую кучу полосатых зелёных мячиков под навесом.
– Кто тебе разрешил хозяйничать здесь?
– Мы хотели купить арбузы, – невинно
заморгал выцветшими ресницами лейтенантик. – Мы же не воровали…
– А почему у меня не спросили
разрешения? Думали, здесь никого нет, все уехали в заготконтору. А я всегда
оставляю здесь кого-нибудь за сторожа или сам остаюсь…
– Мы хотели набрать мешок и потом
взвесить его, – лейтенантик посмотрел на тяжёлые магазинные весы, что стояли на
земле близ навеса. Видимо, эта спасительная мысль пришла ему в голову только
что.
– Знаю я вашего брата, потом бы
погрузили мешок в машину и удрали. Вываливай арбузы, чего ждёшь?
– Ну, дайте хоть один арбузик! –
унижался служивый. Борис с неприязнью посмотрел на него: небось, перед местными
девчатами строит из себя пижона, знает, что они падки на звёздочки. Посмотрели
бы они сейчас на него. Раз уж попался, молчал бы. Так нет, клянчит арбузик,
канает под мальчика…
– Ты их выращивал? – ноздри у корейца
свирепо раздулись. – Знаешь, сколько надо поползать по земле на жаре, чтобы
вырастить арбуз? Я уже забыл, когда спал ночью – совхозные пацаны приезжают на
велосипедах, едва успеваю их шугать. Не столько своруют, сколько натопчут. Как
твоя фамилия? Всё равно узнаю, не поленюсь съездить к командиру гарнизона, это
мой знакомый. И никуда ты не спрячешься…
Лейтенант продолжал упорно и выжидающе
стоять, похожий на нашкодившего мальчишку. Тогда кореец гадливо рявкнул:
– Давай вали отсюда!..
И повернулся к Борису: не зря же он
сюда приехал и терпеливо ждёт конца экзекуции. Когда офицера след простыл,
кореец, ещё не придя в себя, пробурчал:
– И так хватает дармоедов, едва успеваю
принимать. Вон сейчас на берегу Ишима целая делегация прохлаждается. Пьют водку
с арбузами. И ты принимал бы на моём месте, куда денешься…
– Казбек Сабитович тоже там? – спросил
Борис, всматриваясь в едва угадываемый отсюда берег реки, где стояло несколько
легковушек, которые он не сразу заметил.
– Там, конечно…
– Не могу выбить кран, второй раз
привозят сеялку, и не можем выгрузить, – пожаловался Борис, чувствуя, что не
решится нарушить покой пирующих в разгар рабочего дня.
– Я слышал, брат директора в
«Ковыльном» строит себе коттедж, наверное, кран там, – подсказал кореец,
многозначительно сощурившись.
– Ясно! – засобирался Борис в путь. –
Продайте мне один арбуз, детям отвезу.
Кореец положил в его люльку пару
крупных арбузов.
– Сколько? – Борис полез в нагрудный
карман за деньгами.
– Езжай! А то назад заберу! – внезапно
вспылил кореец и прошёл под навес, где была устроена кухонька.
Подъезжая к машдвору, Борис увидел, что
водитель самосвала нервно прохаживается перед своей машиной взад-вперёд, пиная
сапогами попадающиеся на пути консервные банки. Что ему теперь говорить?
– Не нашёл директора, – Борис снял шлем
и положил его на люльку.
– Выходит, мне второй раз возвращаться
ни с чем? – набычился водитель, наступая на Бориса, словно хотел кинуться в
драку. – А ты здесь для чего? Я ещё не видел таких пентюхов! Я напишу в газету
про здешние порядки!..
Водитель плюнул в сердцах, хлопнул
дверцей самосвала и рванул на всех газах в сторону грейдера.
«Всё, больше терпеть нельзя! – подумал
Борис, мучимый стыдом за свою беспомощность. – Подам заявление, попугаю
директора, раз он не хочет даже слушать меня…»
Борис подъехал к конторе. У секретарши
он попросил лист бумаги и авторучку. Написав заявление с просьбой уволить его
«по собственному желанию», он оставил лист у секретарши:
– На, передай директору, когда он
появится…
В душе Борису было жаль своей новой должности,
он уже почувствовал вкус к работе, не то, что раньше, когда он числился
слесарем. Тогда он не особенно утруждал себя работой. Иной раз, показавшись на
машдворе, он спустя пару часов украдкой окраиной села пробирался к себе домой.
Если кто-нибудь попадался по пути, он, как бы оправдываясь, пояснял: «Как мне
платят, так я и работаю…» А теперь он стал наводить на машдворе какой-никакой
порядок: не давал растаскивать технику, залатал бреши в проволочном
заграждении, очистил территорию от мусора. Вот только боялся подписать акт
приёмки машдвора, – вдруг директор навешает на него начётов, от такого всего
можно ожидать…
* * *
На другой день с утра Борис зашёл в
контору и спросил у секретарши:
– Ну как, передала заявление?..
– Да, – невозмутимо ответила вчерашняя
школьница. – Директор уже подписал его.
Оторвала взгляд от своей машинки и
словно сжалилась над застывшим в растерянности посетителем:
– Кажется, хотят поставить вас
завклубом…