Литературно-художественный альманах

Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.


 

 Выпуск восьмой

 Изящная словесность

Слова изнашиваются ещё до того, как произносятся.

Би Дорси Орли

Мирослава Метляева, Роман Аронов

«ПРИВЕТ, МИССИС ВАТСОН!»

Что скрывается за фасадом гражданских судебных процессов? В этом пытаются разобраться журналистка и юрист – связующее звено историй, представленных в предлагаемом читателю фрагменте почти документальной повести Мирославы Метляевой и Романа Аронова «Привет, миссис Ватсон!»

Вместо пролога

Елена Васильевна с трудом заставила себя взглянуть на часы.

– Ого! – вскочила она. – Так и есть – проспала. Полдевятого!

А на девять у неё назначена встреча с одним из внештатников. Обещал принести что-то особенное. На фоне парадных описаний очередных тусовок, ритуальных празднеств и клановых презентаций этот автор приносил материалы, связанные всё-таки с житейскими ситуациями, заставлявшие дрогнуть сердца читателей и в какой-то степени повышавшие тираж газеты.

С полузакрытыми глазами она ринулась в ванную. Спешно привела себя в порядок. Вызвала такси. Шепнула ещё спавшей старенькой матери – «Пока. Я позвоню» – и умчалась в редакцию.

Она успела в самый раз. Пробежав глазами несколько страничек, корректно отреагировав на дежурный комплимент и распрощавшись с внештатником, она остановила свой взгляд на стопке бумаг к следующему номеру. Затем взглянула на серое, во всю стену окно. За стеклом чихало и сопливило гриппозное весеннее утро с шумом шин и резкими выкриками рабочих на издательском дворе, занятых погрузкой-разгрузкой бумажно-печатной продукции.

Хроническая усталость давала о себе знать. Новые, уже становившиеся старыми, времена заставляли экономить на всем. Газета, которую она выпускала, держалась на спонсорах, богатеньких «буратинах», из которых она с трудом выколачивала деньги на каждый номер. Кроме понта – как же, держатели СМИ! – им хотелось ещё и прибыли. А тут хотя бы по нулям выйти. Так что была Елена Васильевна Топорова, как она говаривала, и швец и жнец, и на дуде игрец, то бишь не только редактором, но и фотокором, и просто кором, и ответственным секретарём и мало ли ещё кем.

– Рубрику, что ли, новую завести? – вздохнула она. Была у неё идея, но вот только что из этого получится?

Вчера Елена Васильевна заглянула в одну из контор, которых в их здании развелось немерено. Газеты и журналы появлялись и лопались, как мыльные пузыри, опустевшие кабинеты занимали переводческие фирмы, нотариальные конторы, компьютерные компании. На двери, которую она открыла, тускло мерцала добротная металлическая пластинка с надписью «Юридические услуги. Судебный поверенный Александр Семёнович Рывкин». Александр Семёнович, восточного типа человек лет тридцати, выглядевший просто Сашей, – протянул ей руку. – Добрый день. Что привело вас к нам? – спросил он с интонацией семейного врача.

Дело, по которому она решила обратиться, давно её беспокоило. Надо было разобраться в бумагах по приватизации квартиры. Но всё руки не доходили. А вот теперь она решилась, наконец-то, проконсультироваться. Дело оказалось не таким уж простым. Александр Семёнович разъяснил ей, что на всё уйдет достаточно много времени, и взялся помочь.

– Александр Семенович, – неожиданно отвлёкшись от темы, спросила Топорова, – вот у вас на дверной табличке написано «судебный поверенный». Знаете, девятнадцатым веком повеяло… Что-то мне не встречалось в нынешние времена такое словосочетание. А слово-то какое – «поверенный»…

– Ничего не вижу странного, – почти обиделся Рывкин. – И слово нормальное, ассоциируется с таким замечательным – «поверить».

– Я ничего против не имею. Просто мне оно показалось уж очень архаичным. И что оно вообще значит?

– Попытаюсь объяснить. Судебный поверенный – это, как правило, профессиональный юрист, который представляет интересы юридических и физических лиц в судебных инстанциях на основании выданной ему этими лицами доверенности.

– А чем он отличается от адвоката? – не унималась Елена Васильевна.

– Адвокат тоже в своём роде поверенный, только его полномочия пошире: он имеет монополию на уголовные дела, – как школьнице объяснил Саша.

– Мне и в голову не приходило, что у нас существует институт судебных поверенных…

– Могу ещё дополнить, что и в советские времена это понятие существовало. А сейчас в республике две трети гражданских дел в судах ведут судебные поверенные, а не адвокаты, – менторским тоном завершил свою маленькую лекцию Рывкин.

Уже вечером Елена Васильевна подумала, а что если этот симпатичный молодой юрист согласится вести полосу в её газете по всяким житейским вопросам, требующим юридического разъяснения. Вот она, к примеру, тоже не догадывалась о многом в занимающем её деле, и, как оказалось, крючков в нём не счесть, а выпутываться надо.

На следующий день она всё ещё колебалась, стоит ли беспокоить человека, но потом, решительно отодвинув стопку бумаг, набрала номер «Юридических услуг».

– Заходите, – раздался в трубке знакомый голос.

Она поднялась на четвёртый этаж. Александр Семёнович сразу же предупредил её, что времени у него в обрез и он спешит на судебное заседание.

– Александр Семёнович…

– Можете называть меня Саша, – перебил её молодой человек.

– Мне как-то неловко, – усмехнулась Елена Васильевна, – а впрочем, почему нет: мой сын, наверняка, вашего возраста.

– Вот и хорошо, – любезно отреагировал юрист. – Так с чем вы ко мне сегодня? Бумаги необходимые принесли?

– Конечно. Вот они. Но кроме этого у меня к вам просьба…

И Елена Васильевна, набравшись духу, выпалила:

– Ведите у меня юридическую рубрику. И мне хорошо, и вам реклама.

Александр Семёнович даже рассмеялся:

– Ну и ну! Скажу честно, не ожидал. Дайте подумать. Я вам позвоню.

– Саша, только не раздумывайте долго. У меня номер горит, – буквально взмолилась Елена Васильевна.

– Ничего не могу обещать, но к вечеру позвоню, – любезно усмехнулся Александр Семёнович.

Часам к семи он позвонил.

– У меня завтра есть свободное время с часу до трёх. Вас устраивает?

– Нет слов! Значит, вы согласны?

– Попробуем.

С лёгким ли паром, господа?

Маршрутка была забита до отказа. Но деваться было некуда (день был расписан до минуты). Елена Васильевна втиснулась в эту консервную банку с вязкой тишиной и тяжёлым воздухом. Неожиданно водитель врубил динамик: «А я люблю военных, высоких, здоровенных», – просекла общественное молчание разухабистая песня.

Суровые лица в маршрутке не дрогнули. Время от времени в салоне наблюдалось некоторое перемещение: из него, как из тюбика зубной пасты, выдавливалась порция пассажиров и тут же восстанавливалась новыми. Елена Васильевна выскочила на остановку раньше, чтобы отдышаться.

Надо было встретиться с новым верстальщиком. От прежнего пришлось отказаться: время от времени то ли от перегрузок – а работал он в трёх местах плюс ещё подработки всякие – то ли от неустойчивости нервной системы случались с ним сбои. Он, взрослый семейный человек, садился перед компьютером и ни с того, ни с сего вдруг исходил молчаливыми мужскими слезами. Это значило, что номер висит на волоске. А газета была вроде журнала, довольно объёмная, но выходила раз в месяц, и срывать её выпуск – не шло ни в какие ворота: постоянные читатели не потерпели бы, не говоря уже об учредителях, да и с новой рубрикой тираж пошёл вверх. В общем, сказала ему Елена Васильевна «отдохни ты немного, Петенька», он согласно кивнул головой, и расставание состоялось.

С новым верстальщиком, интеллигентным Митей, познакомила её приятельница. Митя понравился хотя бы уже тем, что глаза у него были весёлые и депрессиям он явно не подвергался.

Поднявшись на второй этаж, Елена Васильевна увидела, что её уже ждут. Это был Рывкин.

– Сегодня ну никак не могу уделить вам время. Разберитесь сами. Если подойдёт, – берите, – Александр Семёнович протянул ей увесистый пакет и, помахав рукой, скрылся в глубине коридора.

Потом заглянул Митя. Разъяснив, чего она от него ждёт, Елена Васильевна передала ему несколько полос для вёрстки. «Будет сделано», – отрапортовал Митя, – и Елена Васильевна осталась наедине с собой и своими планами на день. Значит, так, – отдам в набор материалы, сбегаю в библиотеку на презентацию очередного гения, перекушу, и посмотрим, что там в папке. Елена Васильевна поймала себя на мысли, что здорово подсела на судебные казусы. Она сопереживала, нервничала, негодовала, когда входила в суть разбираемых дел, каждый раз представляла себя на месте простаков, попавшихся на удочку какого-нибудь мошенника, и точно так же, каждый раз, понимала, что недалеко ушла от тех легковерных, с судьбами которых она по воле случая столкнулась. Уже во второй половине дня она открыла папку.

* * *

Кто не помнит, как с конца 80-х – начала 90-х годов уже прошлого века только-только набирало силы местное предпринимательство. Многие руководствовались прежними сказками советских времён о хаотичном, неплановом капиталистическом хозяйствовании, и уж сколько народу ухнулось крепко оземь, руководствуясь ими, и не перечесть.

Но были и те, кто всё-таки что-то соображал: взявшись за дело, и о планах не забыли, и расчётами не погнушались. Братья Теренте, Василе и Фёдор, действуя по большей части интуитивно и, как и многие, не имея особых знаний о предпринимательстве, культуре и этике бизнеса, будучи типичными представителями первичного накопления капитала, всё же отличались от многих представителей «новых» хотя бы тем, что обзавелись штатным юристом и, в принципе, стали сторонниками юридически защищённого бизнеса. В сфере розничной торговли табачными изделиями братья заняли свою нишу, где чувствовали себя безопасно, так как закон они уважали и к действиям «по понятиям» относились с предубеждением.

Им и в голову не приходило, что у них могут возникнуть проблемы. Достаток, свой круг общения, свои развлечения, свои традиции создавали атмосферу избранности, исключительности. А конкурентная борьба за место под солнцем как бы вносила пряный оттенок в их образ жизни.

Братья Теренте были молоды, но уже обзавелись семьями. Семья, бизнес – всё отнимало довольно много времени, душевных и физических сил.

В общем, при всей своей репутации порядочных семьянинов, братья любили всё-таки оторваться «на стороне», расслабиться, чтобы отряхнуться от всего и повеселиться на всю катушку. И образовался у них свой небольшой кружок, объединённый некоей традицией, устоявшейся за 11 лет совместного приятельства и общих интересов.

Место, время, состав участников ставшего привычным ритуала были неизменными. А традиция была такова: перед каждым новым годом братья Теренте и три их однокашника по школе отправлялись в сауну (то бишь в баню) попариться и, скажем откровенно, не только… Не знаем, навеяна ли была эта традиция рязановским фильмом или нет, однако то, что стала она неотъемлемой частью их жизни – это факт.

Сауна была из дорогих, отделана по всем финским стандартам: хозяин строил её явно с расчётом на новых VIP-персон. Стоимость услуг была почасовая – по 20 евро с носа, а выпивку можно было принести с собой.

В этот день, когда фортуна повернулась не тем боком к одному из участников традиционной помывки, все они явились в сауну несколько навеселе. Встретил их банщик Петру, мужчина лет сорока, работающий в этой системе не первый год и хорошо усвоивший повадки клиентуры, в том числе «братьев Теренте и Ко». Следует отметить, что чем больше успех сопутствовал Василе и Фёдору, тем прижимистей они становились: цену каждой копейке они хорошо знали, и поэтому, если уж платили за развлечения, то отрывались по полной программе и выжимали за свои кровные всё, что возможно.

Банщик почтительно провёл гостей куда надо, обеспечив их всеми аксессуарами банного действа, и услужливо напомнил, что если возникнет какая нужда в нём, то следует нажать на кнопку вызова, и он немедля появится на месте.

Что сказать, пили братья с компанией, не щадя живота своего, и за друзей, и за врагов. По традиции, каждый из пяти присутствующих, по часовой стрелке, должен был произнести тост, и по этой самой часовой стрелке тосты произносились уже несчётное количество раз. Внезапно выпивка прекратилась. Кончилось горючее. А душа и мотор сердца требовали своего.

Так и не нащупав кнопку вызова, старший из братьев, Фёдор, вызвал банщика Петру по мобильному телефону, дал ему пятнадцать минут на поход в магазин за спиртным, и вся компания гуртом завалилась в парную.

Услужливый Петру принёс, что от него требовалось, и всё закрутилось по новой. Где-то через час закончилась закусь. Понятное дело, Петру был тут как тут. Закуска – колбаса, огурчики – появились, как по волшебству, минута в минуту, что и следовало из приказа развлекавшихся клиентов. Присутствовавшие были в восторге от услужливости банщика.

Но всё когда-нибудь кончается, и подошла пора расчёта. Когда Петру принёс счёт, старший брат, хотя и был крепко навеселе, с присущей ему дотошностью отсчитал положенную сумму и потребовал кассовый чек за услуги сауны. На лице банщика отразилось разочарование, но он безропотно выдал чек, затем вызвал такси, посадил господ в машины, поздравив их с наступающим Новым годом, и помахал на прощание ручкой.

Когда старший брат, Фёдор, явился домой, его благоверная, ни о чём не спрашивая, так как уже привыкла к традиционным новогодним аттракционам супруга, стала снимать с бесчувственного муженька пальто, и обнаружила, что под ним только… исподнее.

И вот тут необходимо отметить одно очень важное обстоятельство. За год до посещения сауны Фёдор с супругой был по делам бизнеса в Швейцарии. А поездка эта совпала с его днём рождения. Жена, желая сделать мужу приятное, подарила ему швейцарские часы фирмы Tissot («Тиссо») за полторы тысячи евро и шикарный костюм за 350 евро.

И вот теперь перед изумлённой женщиной, еле держась на ногах, стояла её дражайшая половина без штанов, то есть без костюма, и без часов. Супруга не могла уснуть до утра, и как только рассвело, она растормошила муженька и задала ему соответствующие вопросы. Фёдор помнил только то, что был в сауне, а также текст пяти тостов. Остальное провалилось в пустоту. Мгновенно протрезвев, он стал обзванивать бессменных участников банной традиции. Начал с брата Васи. Но у Васи никто не брал трубку, а «мобильный» был отключён.

Федя нутром понимал уважительную причину молчания, но дело не требовало отлагательств, и он на такси рванул к брату. После долгих звонков и стука в дверь ногами послышались нетвёрдые шаги и бормотание «кого это чёрт принёс в такую рань». Едва Василе открыл дверь, Фёдор с порога вместо приветствия спросил: «Где мой костюм и часы? Ты не в курсе?»

И Василе, без тени сомнения, произнес: «Как где? Ты же сам вчера снял часы с руки, и указал на костюм, который был на вешалке, банщику Петру, и сказал ему, что “это всё твоё в подарок от меня вместо чаевых по случаю Нового года”. Петру был вне себя от счастья – ещё бы, такая щедрость!».

Фёдор ничего не помнил, но твёрдо знал, что дарить ничего не собирался. Неужто по пьяни сердце дрогнуло? Он был в шоке – отдать подарок супруги какому-то банщику!

Тут же набрав телефон банщика, он не без смятения спросил:

– У тебя мои часы и костюм?

На что банщик дал утвердительный ответ:

– Да, у меня.

– Я сейчас приеду забрать свои вещи! – крикнул в трубку Фёдор, но Петру ответил:

– Как забрать? Я тебе не отдам ничего, да и костюм мне впору.

Началась перебранка по телефону. Но банщик упорно отказывался вернуть вещи, считая их честно заработанными своим трудом, тем более, что в тот день он не получил от Фёдора никаких «чаевых».

Хозяин сауны на все жалобы отмахнулся от братьев, не желая вмешиваться:

– Это ваши разборки, оставьте меня в покое.

Отрезвление было суровым. Будучи формалистом и буквоедом в бизнесе, Фёдор с тех же позиций попытался подойти к нестандартной житейской ситуации. Но он чувствовал себя совершенно беспомощным. В отчаянии он обратился к адвокату. Адвокат, не долго раздумывая, подал иск на Петру. И дальше пошла такая ерунда, что Фёдор решил найти другого человека.

Рывкин ознакомился с иском, который был выдвинут прежним адвокатом. А тот обратился в судебную инстанцию с требованиями:

 

– обязать Петру Донича вернуть Теренте Фёдору его имущество в виде костюма и часов, общей стоимостью в 1850 евро (прилагались чеки из магазинов);

– обязать Петру Донича выплатить в пользу Теренте Федора сумму в 5000 леев в качестве возмещения морального вреда;

– компенсировать за счёт ответчика расходы по уплате госпошлины и расходы, связанные с оказанием юридических услуг.

 

Банщик был настолько уверен в своей правоте, что даже не нанял адвоката.

Александр Рывкин, ознакомившись со сложившейся ситуацией, решил вначале встретиться с банщиком. Петру оказался исполнительным трудягой с обострённым чувством собственного достоинства, явно ущемлённым претензиями Фёдора на принадлежащие уже ему, Петру, и только ему, часы и костюм. Он считал себя абсолютно правым: «Я, как папа Карло, распинался перед ними в тот день, делал всё, о чём только они меня ни просили, можно сказать, всю смену на них пахал, рассчитывая на чаевые. Кому сейчас деньги не нужны?! А они – всё по счёту, копейка в копейку, ничем меня не отблагодарили за старание. Я вам скажу, что это очень задело меня в глубине души. Я ничего не сказал. Но клиент, как видно, заметил, что я разочарован, и подарил мне при свидетелях часы и костюм. И, конечно, я ему благодарен».

Поверенный Фёдора Теренте попытался разъяснить банщику, что с юридической точки зрения этот вопрос не так прост, как ему кажется. «Вы своими действиями причинили имущественный ущерб Фёдору, незаконно присвоив себе его дорогостоящие вещи, тем более подарки жены. Кроме того, ваши услуги были полностью оплачены, что подтверждается кассовым чеком».

– Я не согласен с вами. Пусть дело решает суд, – был неумолимый ответ банщика.

Рывкин в своём выступлении в судебных прениях особо коснулся такой деликатной темы, как «чаевые» в деньгах и натуре. В соответствии с гражданским законодательством республики, отношения между Теренте и Доничем не могут квалифицироваться как отношения дарителя и одаряемого, ведь по договору дарения даритель безвозмездно (!) передаёт в собственность одаряемого своё имущество, а Донич твердил, что часы и костюм получил за дополнительные услуги. Таким образом, утверждение Донича, что Теренте подарил, а он принял дар, является незаконным и необоснованным.

Более того, Гражданский Кодекс страны указывает, что все сделки, независимо от их вида, заключённые между гражданами на сумму свыше одной тысячи леев, обязательно должны быть совершены в письменной форме.

А если стороны не соблюли письменной формы, то они не вправе требовать привлечения в подтверждение спорной сделки свидетелей. Поэтому утверждения младшего брата и остальных участников «банной церемонии» не могут быть приняты судом во внимание. И вообще, отношения между истцом и ответчиком квалифицируются как возмездное оказание услуг. И по этому договору Теренте Фёдор полностью оплатил их, получив кассовый чек.

Что касается «чаевых», законодательство Молдовы вообще не знает такого понятия. На практике «чаевые» означают выплату за предоставленные услуги определённой суммы сверх установленной в счёте к оплате за особое внимание к клиенту. Платить или не платить «чаевые» – дело клиента, и это вопрос не к праву, а к морали – заслужил или нет обслуживающий персонал дополнительной оплаты, то есть «чаевых». Поэтому требования Донича Петру получить «чаевые» либо в деньгах, либо в натуре с точки зрения действующего законодательства Республики Молдова являются недопустимыми и незаконными. Более того, Донич выполнял свою работу по индивидуальному трудовому договору согласно должностной инструкции, и эта работа была оплачена предприятием как зарплата.

И ещё, когда истец передал часы и костюм банщику, то он передал их на хранение предприятию с правом требования их возврата, так как по закону администрация и персонал бани обязаны заботиться о сохранности вещей клиента. Но поведение Донича ну никак не демонстрировало заботу о собственности клиента, а напротив, – речь идёт о незаконном присвоении вещей.

Следует подчеркнуть, что законом устанавливается презумпция добросовестности в делах, то есть исполнение обязанностей должно соответствовать основам правопорядка и нравственности. Но разве поведение Донича демонстрирует эти качества?

Дописав очерк до этого места, Елена Васильевна оторвалась от стола. На улице было уже темно.

– Ну, что это ты так поздно, – с укоризной встретила её мать.

– Мам, ну ты же знаешь, если у меня завал, лучше не спрашивать.

– Ладно, ладно, – примирительно замахала руками старушка.

Наскоро перекусив, Елена позвонила Рывкину:

– Саша, тут у меня возник вопрос, а можно ли передать в счёт уплаты «чаевых» костюм, часы, свои драгоценности?

Усмехнувшись, Саша ответил:

– А всё, что прямо не запрещено, то разрешено. Однако, – продолжил он, – о чём я и сказал в суде, исходя из обстоятельств дела, нахождение истца в состоянии опьянения в момент совершения им необдуманного поступка, с учётом отсутствия соглашения между сторонами об отчуждении вещей, часы и костюм не могли быть приняты банщиком как «чаевые» за оказанные дополнительные услуги.

– Хорошо, – продолжала Елена Васильевна, – а как удалось подтвердить моральный вред?

– Это было довольно затруднительно, – последовал ответ. – Что правда, то правда, Фёдор действительно потерял душевное равновесие, что отразилось и на делах, и на семейной жизни. Обстоятельства дела привели его к медику-психиатру, о чём суду было представлено заключение последнего, и Фёдору пришлось потратиться на восстановление психического здоровья. А закон о защите прав потребителя от 13 марта 2003 года предусматривает возмещение морального ущерба независимо от выплаты материального вреда.

На этом телефонный разговор закончился.

Утром, просматривая имеющиеся по делу бумаги, Елена была буквально изумлена. Оказывается, в ходе суда выяснилось, что банщик из чувства мести и озлоблённости продал часы и костюм, так что вернуть их практически стало невозможным.

Тогда Рывкин изменил свои требования, заменив требование о возврате вещей в натуре на требование о взыскании с Донича стоимости несохранившихся в натуре вещей.

Ответчик Донич по-прежнему упорствовал в отрицании своей вины.

Елена, отписывая материал, вдруг задумалась. Странная мысль, неожиданно промелькнувшая в голове, заставила бросить всё и позвонить Рывкину:

– Тебе не кажется, что в этом деле что-то не так и немножко перевёрнуто с ног на голову?

– У меня тоже какое-то непонятное ощущение, будто я иду на поводу… Только не могу понять, у кого…

– А до меня, кажется, дошло, у кого!

– Уж не у предыдущего ли коллеги?

– Вот именно… Чутьё тебя не обманывает. Мне легче, так как я не настолько в материалах дела и могу смотреть на всё как бы со стороны. Так вот сейчас, отписывая материал, я обратила на одну, с моей точки зрения, важную деталь: а куда девался хозяин сауны? Какова его роль во всём этом деле?

Последовало долгое молчание. Затем Рывкин произнёс, чуть ли не по слогам:

– Вы мне подали идею! Собственно, она лежит на поверхности. Хозяину сауны невероятно повезло, что иск подали на его работника, тем самым уведя его самого от ответственности. Не будем вдаваться сейчас в подробности, почему это произошло. Надо срочно всё повернуть другой стороной. Я подготовлю уточнённый иск, где привлеку к суду только хозяина.

С этого момента дело приобрело совсем другой оборот. Если бы всё осталось по-прежнему, то судебный исполнитель ходил бы за банщиком до скончания века за возмещением стоимости вещей Фёдора.

Для хозяина сауны уточнённый иск был вроде взрыва бомбы. А ведь по сути дела отвечать за действия своего подчинённого на рабочем месте должен был он, работодатель. И теперь проблемы, которые он считал не своими, стали его собственными, и по закону получалось так, что именно он должен был возместить причинённый Фёдору ущерб, как материальный, так и моральный.

Суд полностью признал вину хозяина сауны, ибо все претензии, предъявленные до этого к его работнику, всецело относились к нему. И теперь владельцу сауны, и только ему предстояло выяснять свои отношения с Петру, чтобы хоть как-то компенсировать свои немалые убытки из-за этого, как ему казалось, глупейшего дела.

Но Фёдора Теренте уже ничто не волновало: разве может что-либо сравниться со всепоглощающим чувством счастья от полученной сатисфакции!

После звонка Рывкина об исходе дела, Елена предложила:

– Саша, есть чуток времени пофилософствовать?

– Через час освобожусь.

– Знаешь, – сидя в кафешке напротив здания Дома печати, обратилась к Рывкину Елена Васильевна, – вот у меня совершенно не вызывает сочувствия ни один из участников конфликта. Посмотри, как бесцеремонно обращались клиенты с банщиком. Завелись большие деньги – значит, наплевать на всех и море по колено? Никакой этики, никакого уважения к человеку!

Александр Семёнович усмехнулся:

– О чём вы говорите! Им же казалось, что, заплатив за всё, они покупают и душу человека. Одним словом, осчастливленный робот им обязан всем.

– Вот чем наши «новые» отличаются от западных, можешь ответить? – Елена повернула лицо к Саше.

– Могу. У них целые направления в науке о бизнесе посвящены умению общения с подчинёнными и наоборот. А у нас? – я не говорю о студентах вузов, а о тех, с первичным накоплением капитала… Их разве загонишь на какую-нибудь лекцию об этике бизнеса?

– А сам Петру? Ведь у него ничего, кроме зависти и социальной озлоблённости нет и не было. Честно говоря, я его в какой-то степени даже понимаю. Но должны же быть всё-таки у человека какие-то представления о совести!

– Совесть… Нравственные понятия…, – грустно усмехнулся Рывкин. – А вы обратили внимание на брата Фёдора – Василе и оставшихся в тени дружков? С какой охотой они свидетельствовали против своего! Как хорошо помнили его действия! Значит, не настолько были пьяны! Ведь могли остановить его, могли… Ан нет. Зато сколько тихого злорадства выявили, когда на их глазах их собрат и собутыльник совершал глупость.

– А сам хозяин сауны? Ведь он имел все шансы улизнуть от ответственности, – откликнулась Елена.

После некоторого молчания они, не сговариваясь, встали из-за столика и направились к выходу.

– Главное, – сказал на прощание Рывкин, – что каждый, всё-таки, получил своё.