Литературно-художественный альманах

Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.


 

 Выпуск седьмой

 Роман Светланы Василенко - в Польше

Автор пишет только половину книги: другую половину пишет читатель.

Джозеф Конрад

ОТКЛИКИ ПОЛЬСКИХ ЛИТЕРАТОРОВ НА РОМАН СВЕТЛАНЫ ВАСИЛЕНКО «ДУРОЧКА»

 Ярослав Чехович[1]

На скрипучих качелях взлетает и опускается Надька. Стоят шестидесятые годы двадцатого века, захолустная российская деревня, брат Надежды разглядывает свою умственно отсталую сестру. Так начинается волнующая повесть Светланы Василенко, стилизованная на манер старорусской притчи, в которой как в аллегорическом зеркале отражается Россия с её болячками, абсурдами, угнетённой жизнью, отмеченной тавром страданий и несправедливостей. Я написал, что так начинается повесть. Но она так же и заканчивается, как бы в самом своём начале, а прожитое время драматически свивается в адский круг, в котором Надька являет собой спасающую мир святую.

Быстрое течение реки Ахтуба уносит плот с колыбелью, в которую родители уложили своё несмышлёное дитя, которого они, возможно, стыдятся. Девочка доплывает до берега некоего села, откуда потом попадает в детдом, которым правит жёсткая и преданная коммунистическому режиму заведующая. Проникнутый жестокостью мир нежеланных детей и мрачный призрак НКВД, который контролирует каждый их шаг и каждую мысль, доводит до того, что «дурочка» сбегает оттуда и принимается бродить по деревням и соседним степям. Её реальные скитания превращаются как бы в символический путь сквозь историю России. Ребёнок окружён людьми, которые обездоливают других, но прежде всего губят самих себя, собственной жестокостью и неумением принимать во внимание окружающих. Смерть и стремление выжить неустанно сопутствуют друг другу в течение всего сложного пути умственно ущербной девочки.

«Дурочка» не привязывается ни к кому – ни во время пребывания в детдоме, ни впоследствии, в пути. Она постоянно убегает от людей, встречая каждый раз новые гнусности, притом что сама она является как бы вместилищем добра, сила которого проявляется необычным образом после встречи ребёнка с Богоматерью. Для неё единственным способом проявления своих надежд и чувств является песня. С помощью песни она объединяет окружающих, песня действует сильнее, чем любые высказанные другими слова. Её молчание – способ выразить внутреннее сопротивление грубости окружающего мира, которое во время скитания «дурочки» находит правдивое отражение в исторических привязках к прошлому российского народа.

Почему «дурочка» превращается в олицетворение добра? Когда тётка Харита везёт её в детдом, она произносит знаменательные слова: «Бог избрал святую глупость, чтобы устыдить мудрых». Эсхатологический смысл этой притчевой повести подчёркивает, как сильно в течение многих лет России не хватало присутствия Бога. Того Бога, которого россияне чувствовали бы сердцем, и которому могли бы довериться. И потому начинают верить «дурочке». Агрессивный энкавэдист пытается выказать ребёнку свой человеческий облик. Супруги, свозившие на погост тела умерших от эпидемии, пытаются стать для девочки семьёй, хотя их домом является степь, а крышей – небо… Но «дурочка» сама не хочет никому принадлежать и ни от кого зависеть. Постоянно в движении, в паническом страхе и с трепещущем сердечком, полным тепла и добра, которое никто не хочет оценить, Надька (Ханна) продолжает свои скитания. Скитания, которые вернут её туда, откуда её изгнали. И с её возвращением мятущееся течение времени возвращается к своим истокам, а «дурочка» спасает людей от ядерного взрыва.

Аллегоричность этой книги очевидна. Повествование также проникнуто и мифами. Слог как бы предлагает читателю некую игру. А всё вместе глубоко его волнует. России нужна такая книга. Польскому читателю «Дурочка» высветляет переменчивость и относительность некоторых понятий и чувств, которые в наиболее стабильной иерархии живут в сердце и мыслях той, которую все считают дурочкой…

Марта Дворак[2]

«Дурочка» – как бы законченный киносценарий фильма (автор повести и есть киносценарист) – кинофильма аллегорического, сходного с преданием. Покоряющий по форме, ужасающий по содержанию. В общих чертах – идиллический, и зловещий в подробностях.

Героиня этой небольшой повести – святая и целительница, деревенская «дурочка», которая попадает в детдом. Своего дома она лишилась ещё младенцем, уплыв в корзинке, спущенной родителями по реке. Выросла в деревне, у набожной тётки Хариты. Из детского дома, где потом оказалась, она сбежала. Во время долгих скитаний по степи, она узнаёт людей, добрых и злых, и, наконец, возвращается в родные места и спасает мир от атомного взрыва.

Идилличность этой современной аллегории передаёт обрисованную в сказочном колорите хмурую советскую действительность. Надька родилась в Капустином Яре, в военном посёлке среди степи, построенном около ракетного полигона. Тётка Харита должна отдать девочку в детский дом, потому что в раскулаченной советской властью деревне царит голод. Кошмарный детский дом, где дети тоже голодают, возглавляет садистка и ярая коммунистка Тракторина Петровна.

Овеянная сказочной аурой, история странствий одинокой девочки по степи – это одиссея, рассказ о чудесах, содеянных святой «дурочкой». Святая – напуганное и беззащитное дитя, которое ожидают встречи с красным террором, его палачами и жертвами. В степях гарцуют совершенно реальные разбойники, девочку пытается «приручить» энкавэдист, который в частной жизни – «порядочный человек». Но вот встречается в степи и гротесковая, как бы из иного мира, и уж точно не вписывающаяся и не подчиняющаяся системе семейная пара, блуждающая по степи на верблюде…

Ибо степь в «Дурочке» – колдовское место. Кружат по ней, заклятием превращённые в русалок, дочери хана Золотой Орды, искателей ожидают зарытые в кургане сокровища, преследуемого странника спасают от гонителей кусты терновника. Здесь неустанно воюющие коммунисты, во имя служения идее, убивают «попа» у Крещенской проруби… хотя их отцы и матери пытаются священнослужителя защитить.

В кружении этой обманчивой нереальности, где так явно отражается безнаказанный абсурд истории Советского Союза, немая девочка кажется единственным существом, которое стремится к какой-то цели и не поддаётся общему безумию. Даже когда на Капустин Яр должна обрушиться атомная бомба. Ибо и тогда тоже Надька знает, как спасти мир…

«Дурочка» это захватывающая, хоть и короткая повесть. Прочно выстроенная, выразительно, образно. Это мнимая сказка, которая, однако, никак сказкой не является (потому что нельзя не представить на месте «дурочки» десятки детей, которые попали в такие приюты, как тот, где царит Тракторина Петровна) и позволяет увидеть человека в нечеловеческих условиях. Что и помогает по достоинству оценить дар повествования писательницы Светланы Василенко.

Пётр Гуневич[3]

Описание целого круга людских свидетельств через судьбу ребёнка считается в литературе одним из наиболее впечатляющих, но и наиболее сложных литературных жанров. Возможно, эта работа так удалась Светлане Василенко оттого, что своей героиней она сделала как бы обобщённое дитя – «ничью», больную и немую деревенскую «дурочку», которая хотя и не умеет говорить, но воспринимает всё – добро и зло – вдвойне остро.

    Польский читатель до сих пор имел лишь ограниченную возможность встретиться с творчеством Светланы Василенко. Рождённая в 1956 году, в местечке Капустин Яр (где размещался советский полигон для запуска ракет дальнего действия, в 120 км от тогдашнего Сталинграда), автор многих повестей, рассказов и киносценариев, приоткрыла в «Дурочке» забытый мир первозданной человеческой непорочности, изничтоженный историей и людьми.

С точки зрения фабулы, «Дурочка» это метафорическое сказание, но одновременно и горькое повествование о деревенской девочке, прозванной «дурочкой», которая появляется «ниоткуда» и уходит «в никуда», повсюду оставляя за собой знамения и чудеса, изменяющие судьбы людей, равно и деяния всего мира. «Дурочка» живёт в семье советского офицера, а на дворе – начало 60-х годов 20 века и мир – на пороге ядерной войны. Её ещё недолгая жизнь это беспрестанное блуждание то через советский детдом, жестокость которого – квинтэссенция зверства системы в целом, то астраханские степи, рыбацкие селения, деревенские базары.

Судьба несёт «дурочку» по свету, полному сельских легенд и преданий, свидетельств зла и доброты, с немым изумлением наблюдает она за деяниями НКВД, живёт среди пионеров с обязательными красными галстуками, познаёт таинства природы и религии, православные обряды. Проникнутое безмолвным терпением, странствие Надьки как бы вписано в некий высший план Господа Бога. Её жизнь – замкнутый круг – некогда найденная на реке как Моисей, она возвращается в ту же деревню, чтобы предотвратить мировую катастрофу. «Дурочка» – немое дитя. Единственный её контакт с внешним миром – это песня. Трудно уловимая внутренняя доброта, «устроенная» на детский лад, – она и есть то самое евангельское «милосердие действия».

Молчание «дурочки» – порой, это молчание-упрёк, иной раз – «молчание-мольба». Это молчание в повести проникнуто непередаваемой силой, а жесты и взоры говорят об окружающем мире больше, чем тысячи сказанных слов. В этом смысле «Дурочка» являет собой явную аллегорию Ангела, несущего милосердие и спасение. Не случайно же в конце повести она, наподобие святой, возносится на небо.

Огромным достоинством небольшой по объёму повести Светланы Василенко является возможность целого ряда интерпретаций её сверхсмысла. «Дурочку» мы можем читать как хронику трагедийного пути одинокого человека, больно ущемлённого тоталитарной действительностью. В этом смысле повесть Светланы Василенко – это крик осуждения человеческой жестокости и несправедливости, против системы, которая рушит религиозные, нравственные и мировоззренческие основы человеческого общества. Но в более широком смысле – это рассказ о человеческом предназначении, полном терпения и несправедливости, и о вечном блуждании, что заранее вписано в жизненный путь каждого человека.

Захватывающая языковая образность и филигранность языка этой прозы, полная наивных детских наблюдений в столкновении с жестокой действительностью делают «Дурочку» мудрым и вневременным сказанием о силе милосердия, о праве человека на свободу и уважение, об его месте в истории, наконец, – о достоинстве, даже перед лицом смерти. Мир Светланы Василенко это нередко как бы «мир наоборот», мир, где мудрости и достоинству мы научаемся не от сильных мира сего, а от хромых, немых и увечных – «Бог выбрал святое неразумие, чтобы устыдить мудрого» – говорит одна из героинь повести (тётка Харита). В «Дурочке» Светланы Василенко удалось объединить – что нечасто встречается в литературе – отдельную драматичную одиссею девочки с описанием окружающего мира, из коего строится сюрреалистичная действительность.

Если говорить о богатом и отточенном языке, сотканном из пластичных, выразительных слов, то образцом может послужить проза Светланы Василенко. Это один из важных поводов, привлекающих внимание к её творчеству. Василенко с помощью простых, казалось бы, литературных приёмов и наивных образов «поставила диагноз» и описала условия, в которые поставлен человек в кризисные и переломные для данного общества моменты. Она поставила фундаментальный и вневременной вопрос об источниках зла и терпения, и с горьким юмором отказалась на этот вопрос ответить.

Якуб Ковальски[4]

Даже не прибегая к анализу, можно сказать, что эта книга – скорее радиопередача или пересказ, потому что «Дурочка» похожа на притчу или аллегорию, на народный сказ, будто бы переданный устами запыхавшегося ребёнка, а, может, – фантасмагория или мираж.

Словом, это повествование можно слушать два часа подряд – примерно столько длится прочтение «Дурочки».

Маленькая Надька – как бы призрак, а, может быть, – святая, у неё удивительная – как у животных, – острая реакция на любой, самый незначительный импульс, но она не умеет или не хочет говорить, а временами только поёт. Люди – как люди, некоторые считают её «больной на голову», а некоторые – русалкой, или сказочной княжной, но мы видим, как за Надькой постоянно следуют беды, как некая особая метка. История девочки – это описание её блужданий сквозь сердца людей, когда выявляются все нравственные ущербности встреченных по дороге попутчиков, а деревенская «дурочка» – зеркало, отражающее истинный образ их души. Некоторые хотели бы ей помочь, но им не удаётся, другие могут предложить ей только самих себя, потому что ничего другого у них нет, причём, чем более тощ их кошелёк, тем сильнее резонируют их сердца. Большую роль здесь играет религия, но не столь Бог всемогущий или Церковные ритуалы, а Вера, чистая, наивная и сильная. Такая народно-мистическая, что будит в душе тревогу и сжимает сердце. Часть действий условна, поскольку разворачивается в межвременьи, но если читать дословно, то это год 193…, время перемен и крушений на грани между старой богобоязненной Россией и новой – молодой, социалистической, революционной. В эту пору Надька попадает в детдом, которым правит фанатичная коммунистическая садистка. Вообще же история девочки довольно таинственна, как рассказывает женщина, отдающая её в приют. Ещё младенцем Надька якобы приплыла к ней как Моисей, которого в корзинке пустили по реке. Подобные мистические ассоциации никак не соответствуют идеалам социализма. Так Надька сразу же попадает в немилость к своим новым опекунам. События разворачиваются довольно быстро, упомянутый конфликт между религиозной традицией и нравственным переворотом постоянно отражается в повседневных обстоятельствах, перетягивая судьбу маленькой «дурочки» то в одну, то в другую сторону. Девочка убегает из приюта и бродит по степи, где встречает то сочувствующих, то враждебных ей людей. Добрыми оказываются, в основном, люди богобоязненные, хотя и они тоже, чтобы открыть своё сердце, нуждаются порой в жестокой встряске. Аллегорическое путешествие маленькой девочки оборачивается аллегорическим же кругом, который приводит её (и нас) к моменту, когда мир достиг предапокалиптической кромки, к точке предназначения всех нас, и тогда выше всех «главных ролей» оказывается именно роль «дурочки».

Притча Светланы Василенко разворачивается в двух плоскостях. Причём ни одну из них по стилю повествования нельзя считать доминирующей. Всё здесь может быть сказанием, и всё может быть правдой, так что не знаешь, чему верить. А Вера здесь именно первостепенная тема.

Во что верить, как верить, является ли Вера истиной, и есть ли в ней смысл? Судьба девочки превращается здесь в линзу, в которой фокусируется Россия поры ломки, Россия контрастов и непримиримых противоречий, в пору тяжких страданий миллионов людей, символом которых является жизнь маленького мистического существа. Остаётся лишь громко аплодировать госпоже Василенко, ибо «Дурочка» – это истинно прекрасная повесть, трогательная и, несмотря на свою фантастичность, изумительно правдивая.

Матей Дуда[5]

Маленькая Надька – обыкновенная деревенская «дурочка», одарённая необычайным инстинктом выживания и хрустальным голосом, которым она поёт пролетарские и рождественские песни. Это – религиозная (если не святая) социалистка. Звучит неправдоподобно, но это именно те оксимороны, что надёжно скрепляют небольшую повесть Светланы Василенко «Дурочка».

Впечатляюще изображенная история Надьки напоминает образы Никифора. Детскость и простота повествования сплетаются в них с необыкновенной тщательностью передачи деталей, с выразительностью и яркостью контрастных сопоставлений колорита и образов. Описывая странствия святой «Дурочки», Василенко одновременно обращается к народным сказаниям и мифам, к легендам и преданиям о святых. Она сплела воедино истории атаманов и русалок, Моисея и Богоматери. И сотворила параболу, которая не только придала главный смысл отдельному житию героини, но и подчеркнула значение наиболее важным для автора местам. Благодаря этому абсурд реализма, что гнездится в Капустином Яре – военном посёлке, где хранятся российские ракеты, построенном на случай военного столкновения оружия Востока и Запада, – уступил реализму абсурда, в котором добро побеждает зло, и любая дорога, даже если она – побег, всё равно приводит к цели. Таким образом, главная героиня, Надька, совершает побег как бы по кругу. Неудачливая «дурочка», а, может, просто недоразвитая девочка, которой родные стыдятся, оказывается изгнанной, а, верней, «сплавленной» из родительского дома. На малиновой подушечке, в колыбели, установленной на плоту, плывёт она по водам Ахтубы. Но, возможно, что это кулацкое дитя, которое так спасли от произвола властей. Волею судьбы она попадает в разные селения и в руки случайно встреченных людей.

В сжатом, фрагментарном повествовании Василенко мы видим различные эпизоды из странствий героини. Обрисованы персонажи, которые могли быть потенциальными поводырями «дурочки» по жизни, могли бы объяснить ей этот мир, стать её опекунами. Но такая возможность пресечена, уничтожена властями. Возможно, такая перспектива провидчески не сбывается, для того, чтобы главная героиня, «дурочка», сама стала поводырём для неприкаянных, которые являются движущим стержнем всей повести. Её присутствие меняет ход событий, решительно влияет на судьбы других, коим, несмотря на обиды, она всегда отвечает добром.

Трудно не заметить, что наивная история святой «дурочки» как бы дополнительный рассказ, который мы узнаём от её брата, стремящегося обелить и поднять Надьку во мнении окружающих. Он хочет раскрыть более глубокий смысл её жизни, чтобы она не была только жертвой и посмешищем. Даже ценой оскорбления Веры и развенчания чудес, которые трактуются как опиум для народа, даже ценой противопоставления себя властям, опровергая слова коммунистки-заведующей детдома и пионерской дружины, которая в финальных сценах повести открывает факты из жизни Надьки. В версии её брата побег Надьки из детдома, путь через муки и смятения, подаётся как рассказ о прекрасном путешествии, которое кончается возвращением к исходной точке, где происходит чудодейственное зачатие и вознесение на небеса, как искупление, посланное жителям Капустина Яра.

Это дополнительное повествование оказывается двояким. Когда брат Надьки пытается придать смысл житию своей незадачливой сестры, Светлана Василенко одновременно пытается объяснить и атмосферу своего собственного детства с эпоху Сталина и Хрущёва. Она оплетает её древнерусской легендой, библейскими притчами, в том числе об Армагеддоне, который должен воплотиться в виде атомной атаки капиталистического врага.

Повесть написана с целью сплавливания исторических пластов, однако автор зорко всматривается в читателя. Сохраняя дистанцию, даёт всё же волю ироническому чувству юмора, что проявляется то в именах разных героев, например, в случае коммунистки Тракторины Петровны, или в сцене «ветропыльного» зачатия Искупителя. Автор не опускается до прямолинейной иронии над абсурдным реализмом эпохи (вместе с автором мы улавливаем очевидный, глубоко тоталитарный облик коммунизма), который с помощью произвола властей отнял у людей все их святые права. Василенко обрисовала фантасмагорию, где НКВД соседствует с легендой и апокрифом, а читатель пытается угадать, кто есть протагонист, а кто антагонист: коммунист или атаман, русалка или колхозница. «Дурочка» – это впечатляющий палимпсест, который (как отмечает в введении к чтению Адам Поморский) напоминает ироническую инфернальную прозу Конвицкого.

Катажина Рыцанбел[6]

«Дурочка» – первая переведённая полностью книжка Светланы Василенко, российской писательницы, автора повестей и киносценариев, награждённой в своей стране многими премиями, например, Сергея Эйзенштейна и премией Набокова. В прошлом году польский читатель мог познакомиться с её творчеством, когда в книге «Исчезающая Европа», опубликованной в издательстве «Чарне», появилась повесть Василенко «Город за колючей проволокой», где описано угасание «малой родины» автора – Капустина Яра. Теперь это забытый городок, который во время «холодной войны» являлся стратегическим центром – в нём в 1945 году возник жилой посёлок для персонала военного полигона.

Героиня повести Василенко, Ханна-Надька, прозванная «дурочкой», это умственно недоразвитая девочка, которая не умеет говорить, но очаровывает людей своим пением. Мы знакомимся с ней, когда её отдают в детдом под опеку Тракторины Петровны. Это страшный дом, откуда девочка должна бежать, поскольку оказалась свидетельницей, когда повесился Марат – её единственный друг. И вот она бродит по городку, а потом по степи.

Это аллегорическая повесть, переплетённая с мотивами, почерпнутыми из фольклора и легенд, где мистическое время накладывается на время историческое – Кубинский кризис, события 30-х годов прошлого века, и современность, так что эта повесть есть истинное сказание о встрече с Потусторонним.

Небольшая, отнюдь не эпопейных размеров, повесть Светланы Василенко соткана из мифов, легенд российских и татарских, и проникнута религиозными мистериями. Главная героиня, словно Моисей, приплывает к деревне по реке, и словно Одиссей блуждает, в путешествии к дому, но не знает, куда приведёт её Богоматерь, которая ей является. Некоторым образом её дороги похожи на пути Христа в евангельских притчах. Она убегает от НКВД, а Иудой, который отдаст её в руки офицеров, окажется один из рыбаков, который некогда выловил её из реки Ахтубы (попутно узнаём, что Туба – дочь хана Мамая, жившая много веков назад).

Оседлое военное поселение около ракетной базы – это и есть родина автора – в её повести превращается в место, где происходит чудо. А именно – всеми гонимая девочка спасает мир от ядерного взрыва. Всё это рассказано, как бы увиденное глазами другого ребёнка – брата «дурочки», который утверждает, что Надька родила солнце. В дни усиления советско-американской «баталии за Кубу» дети офицеров, обслуживающих полигон, оказались вывезенными в степь – такова была задуманная «пробная» эвакуация Капустина Яра. Ибо в первую очередь ракеты должны были поразить военные объекты стратегического значения. И дети знали, что погибнут во время второй, настоящей, атаки. Надьки не оказалось в списке, потому что школу она не посещала, но несмотря ни на что, эта беременная тринадцатилетняя девочка (изнасилованная пьяными солдатами – или, по версии её брата, в которую он свято верит, – Надьке «ветром надуло») тоже увезена. Эту историю Светлана Василенко описывает в упомянутом выше «Городе за колючей проволокой», только там Надька, которую автор встречает через много лет, не попала в автобус, потому что никто о ней не побеспокоился, не увёл, но через несколько дней она сама нашлась в городе, где спряталась в котловане, оставшемся от строительства. Впечатления, пережитые автором в детстве, стали её тавром – неистребимой памяткой, к которой она возвращается несколько раз.

Автор с необычайной бережностью сплетает различные традиции и архетипы, появляются атаманы, воины, зарытые сокровища, комсомольцы, энкавэдисты. С одной стороны, это полуиллюзорный мир, где сосуществуют явь и сон, миф и реальность, воображение всеми обиженного ребёнка и грубая советская, но и общечеловеческая действительность, всё это – история о страданиях, предназначенных «малым сим». С другой стороны – эта история представляет действительность новой России. Что и является в этой книге самым захватывающим.

Светлана Василенко сотворяет катастрофическое, немного как у Конвицкого, видение мира, осуждённого на забвение. То, что может от него остаться – это легенды, истории, передаваемые друг другу изустно, именно они как бы продлевают жизнь городка, о котором «официально» никому помнить нежелательно.

Автор создала именно подобную легенду – о «дурочке», что спасла мир от атомного взрыва. Каждое общество имеет свои истории, и каждая пора такие истории создаёт. Те, что сотворила женщина, воспитанная на военном полигоне во время апогея «холодной войны», отмечены клеймом катастрофы, что постоянно возвращается к автору как наваждение. Но эти истории пересказаны ею как бы будучи «пропущенными» через призму детского восприятия. И именно потому чрезвычайно выразительно возникает перед нами образ современности – советской, и постперестроечной России.

Станислав Любьенски[7]

«Дурочка», короткая повесть Светланы Василенко – это стилизованная притча о реалиях советской России. Действие разворачивается среди опалённых солнцем астраханских степей в пойме реки Ахтубы, в атомном городке Капустин Яр. Это место рождения автора, там появляется и героиня книжки, на первый взгляд – обыкновенная деревенская «дурочка». Молчащая, замкнутая девчушка одарена необычайной внутренней силой, позволяющей ей исцелять больных. Ханна-Надька, святое дитя, появляется одновременно в двух временных пластах повести – в 30-е годы ХХ века и в пору более близкую, неясно очерченную, – во время «холодной войны» (возможно, близко к 1956 году – год рождения автора). И обе эти действительности – одинаково удручающие.

В «Дурочке» всё зыбко. О чём, собственно, её содержание? То ли это счёт, предъявленный репрессивной советской системе? Несколько мистическая тематика повести Василенко наводит на мысль об аллегорической её основе. Автор описывает жестокий облик советского мира в нескольких ярких ипостасях его проявления. Героиня повести Василенко попадает в детдом, как в кошмар. Правит им тиранически директор Тракторина Петровна, которая говорит о себе: «Меня крестила советская власть… Она назвала меня Тракторина. И никакой я не человек! Я только коммунистка!». И она действительно скорее «Тракторина», а не человек. Её противница в борьбе за детские души – богобоязненная кухарка Харитина Савельевна. Это она противостоит холодной, нечеловеческой коммунистической доктрине, которую исповедует директриса детдома. И выказывает своим подопечным преданность и милосердие, продиктованные искренней Верой, запрещённой советской властью. Тракторина без колебаний выдаёт «тётю Хариту» НКВД, когда та окрестила детей. Но Бог всё видит и за всяческое зло коммунистку постигает суровая кара – смерть. Подозреваемая в убийстве Тракторины, Ханна-Надька вынуждена бежать из детдома.

Крестьяне, раскулаченные насильственно, отлучённые от религии, гибнут от голода. Это, наверное, самые жестокие годы сталинского режима. Не так уж далеко от Капустина Яра, на Украине, советская власть искусственно вызывает «голодомор», истребивший 5 миллионов жертв. Ничуть не преувеличивая, «Дурочку» можно бы назвать «антипропагандистской повестью». Светлана Василенко показывает российскую деревню, которая безнадёжно пытается защититься от коммунистической системы. Так борется совершенно сюрреалистическое семейство алкоголиков, которое блуждает по степи на верблюде. Они убегают от раскулачивания и от принудительного труда в колхозе, проехав через пустыню, добираются аж до Ташкента. Но оказалось, что и там уже искать нечего. Власти вклиниваются во все аспекты их жизни, а они пытаются храбро барахтаться, хотя уже втянуты в вихри истории. Традиционные крестьянские семьи расколоты – большинство молодёжи зомбировано и вступает в комсомол. В повести Василенко неизбежный конфликт между поколениями разворачивается во время православного праздника Крещения. Из деревни к реке движется процессия во главе со священником Василием. Люди пробивают в реке прорубь, сооружают изо льда крест, и некоторые намереваются в прорубь окунуться, как в купель. В этот момент появляются комсомольцы, пытаясь помешать празднику.

Дело доходит до символической «войны» отца и сына, пожилого крестьянина и комсомольца. Извечный конфликт поколений, «приправленный» советской идеологией, достигает небывалой остроты. Под одной крышей вместе сосуществуют люди, совершенно чуждые и враждебные друг другу. Отец, хоть и «проливал кровь за советскую власть», пытается защитить ледовый крест, потому что «против Бога не воевал». Драка отца и сына перерастает в общее побоище между защитниками ледового креста и комсомольцами. Драка напоминает старую русскую традицию «кулачного боя», ритуальные битвы между жителями двух соседствующих деревень. Но тогда всё происходило по правилам и без всякого зла, а сейчас между крестьянами и комсомольцами пролегла глубокая пропасть. Развязка этого пока ещё не жестокого «боя» оказалась страшной и скандальной. Ханна-Надька «слышит гром, будто стучит каменное сердце». Это конный отряд НКВД, пытаясь навести порядок, избивает и крестьян, и комсомольцев, а священника кидает в прорубь. Ледовая поверхность реки становится его гробом, увенчанным ледяным крестом. «Дурочка» это также и повесть о ломке всего российского народа. НКВД – «зло с каменным сердцем» противостоит добрым простодушным крестьянам, обречённым в этом столкновении на неизбежное уничтожение.

Очень искусно вплетает в свою повесть Василенко фрагменты российских легенд. Крестьяне уверяют, что «сердце колокола», которым священник созвал верующих на праздник Крещения, отлито из золота, найденного в кургане Стеньки Разина. Другие рассказывают, как хан Мамай скачет по астраханской степи на золотом коне. Но светлота легенд гаснет, затоптанная грубой советской действительностью. Иногда автор прибегает к рифмам, использует тавтологии, постоянные эпитеты – как былинные черты. Ибо «Дурочка» – это как бы старорусское предание в современном пересказе, и как положено в предании, в ней встречаются благостные моменты, но и столь патетические, что напоминают звон бронзового колокола. И всё в повести Светланы Василенко вроде бы мучительная, скорбная фикция, но притом – проникновенно правдивая.

Перевод с польского Лавинии Мятлевой