Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск пятый
Рифмы и ритмы
Самое ценное в жизни и в стихах - то, что сорвалось.
Марина Цветаева
Елена Чач
И ЗВЁЗДЫ ЖАЛИСЬ В ОБЛАКЕ ЛОХМАТОМ…
* * *
Нет, мы не бабочки, и мы не мотыльки,
но мы прибой раскатистый и мерный,
когда у края солнечной реки
июнь рождается из тополиной пены.
Мы тот костёр в заснеженной тайге,
который греет руки и бормочет,
о чём – не разберёшь… Тепло руке.
И главное – чуть-чуть светлее ночью.
И новый день меняет оболочку,
и новый вечер ястребом плывёт…
мы – просто те, кто отыскали точку,
с которой лучше виден небосвод.
* * *
Ты потерпи. Впереди не видать ни зги.
Это такое унылое время года:
длинными спицами вяжут и от тоски
шепчут себе: потерпи, потерпи немного…
Всё ничего… потерпи, потерпи, дружок
…в тёплой ладони – горсточка мёрзлых ягод.
Ветер румянец твой растравил, разжёг…
Ты потерпи… ничего, ничего не надо.
Ты его смерть прочувствовала сполна,
день ото дня всё сгладится, жизни ради…
Только рябина, не видная из окна,
будет болеть в тебе памятью об утрате.
* * *
В траве кузнечики строчат, не умолкая,
но вслушаешься, что – не разберёшь.
Здесь каждый день – как слово из молитвы,
и оттого спокойно и не страшно.
А вся земля пропахла земляникой,
и смерть – всего лишь девочка с лукошком.
* * *
И шли толпой. Их голоса гудели.
Свет фонарей перетекал во тьму.
Не верилось, что кто-то в самом деле
путь через сад указывал к Нему.
Не верилось, что этот провожатый
свою беду доводит до конца.
И звёзды жались в облаке лохматом,
чтобы не видеть хищного лица…
«Учитель!..» И пророчество сомкнулось:
Пилат, Голгофа… Пала темнота.
И в ней земля вдруг глухо содрогнулась –
всей глубиной – под тяжестью Креста.
* * *
За этой Землёю не будет (не надо!)
лубочного рая, лубочного ада:
есть в сердце отрада далёкого сада,
небесного града.
Но, может, неправда и выдумка это,
а есть лишь надежда в стихе у поэта,
где главная тайна не спета,
где ливнями скошено лето.
И я еле слышно по листьям иду
встречать нашу раннюю осень
в земном и доступном саду,
где бьются яблоки оземь.
* * *
Море! Ты всюду
в этом убогом,
пропитанном блеяньем коз
городке.
Море –
в гроздьях тугих виноградин,
в зелени сочной,
в раковине на песке.
Чермное, Чёрное –
в дымчатом тёмном агате,
в гривне луны на волне.
Море,
когда пред тобой
в мокром, просоленном платье –
ты – во мне.
* * *
Место войн, место «тёплой» ссылки
стало местом отдыха – вот
влажный ветер с приморских рынков
адыгейский акцент несёт,
южный зной обжигает кожу
день, другой, ещё много дней…
море пляжи целует… всё же
край «холодной» ссылки родней.
Пусть – снега. Не медвежий угол.
Жизнь вступает в свои права.
И лежат нефтяные трубы
там, где Меньшиков зимовал.
А избушки – всё чаще в сказке…
Но курортный ищу уют
там, где люди у гор Кавказских
минеральную воду пьют.
…эвкалипт, голубая сойка,
клён в лиане, как в бороде, –
о Сибири напомнит только
ковшик месяца на воде.
* * *
И посыпался снег, будто кто небеса разломил, –
задевает лицо, обступает – себя не услышишь.
Это просто метель по-медвежьи облапила мир,
тот, где я не умру – где уйду я по снегу – всё выше.
Что останется здесь? – Здесь пребудут земные слова.
Так в засохшем листке остаются и осень, и жалость.
Вы простите меня, если в чём-то была неправа,
ведь важнее прощенья для нас ничего не осталось…
А пока помолчим. Пусть снежинки навстречу летят,
пусть клубится зима и рассвет оседает на крыше.
Никого. Ничего. В тишине не узнаешь себя.
И окликнут по имени – не разберёшь, не услышишь...
* * *
Это стало стеченьем, созвучьем,
убыстряющим внутренний ритм…
Не бывает случайностей – случай,
незаметно – тебе: «Говори!..
я впервые так искренне рада
совпаденьям…» – мой голос стихал…
я в тебе узнавала собрата
по чернильной прожилке стиха.
И родство не забуду, не скрою…
Мы не ведаем, что донесём,
если даже молчать нам – строкою,
той, которой ответим за всё.
Коллектив авторов.
Все права на материалы данного сайта принадлежат авторам. При перепечатке ссылка на авторов обязательна.
