Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск второй
Арман д’Орле
«МОРЕ ПО ЛЮДЯМ НЕ ТУЖИТ...»
Главы из будущей книги
Глава первая. МИНА
Теплый ветерок ласково обдувал лицо. Скорее - не ветерок, а так, движение воздуха на скорости 14 узлов, на высоте 18-ти метров от поверхности ночного, безмятежного моря. Луны не было, но звезды рассыпали свой вечный покой по всему небосводу. Мерный, приглушенный четырьмя палубами, гул двигателя сочетался с тихим плеском волн вдоль бортов и, - что странно, - с неповторимым ароматом водной глади. Удивительно, конечно, что шум сочетался с ароматом, но именно такое получалось восприятие.
В штурманской рубке мелодично пропищал приемник спутниковой навигации «Магнавокс». Штурман вошел внутрь ходового или, как его еще называют далекие от моря люди – капитанского мостика и втиснулся в рубку, отделенную светонепроницаемыми шторами. Экран «Магнавокса», похожий на небольшой, всего сантиметров десять в диагонали, телевизор, светился мягким, красновато-оранжевым светом. На нем черными точками выделялись координаты только что произведенной обсервации.[ 1 ]
Штурман нанес полученные данные на путевую карту – отклонение от курса незначительное. Выйдя из рубки, подошел к консоли авторулевого и, покрутив верньер[ 2 ], отметил поправку на три градуса.
До окончания вахты оставалось час с четвертью. Вообще-то время ее с 00.00 до 04.00 у военных называется «собачьим» или просто «собакой», особенно последние два часа – самые спокойные в течение суток. Вахтенный матрос уже ушел на камбуз кухарничать – после «собаки» освободившиеся завтракают в 04.00, они проснутся только к обеду по судовому расписанию – традиция, насчитывающая не одно столетие. Члены экипажа спят, разумеется, кроме механика и моториста, они находятся далеко внизу, в машине. А здесь, на вахте, размышляют, может даже, мечтают, и планируют, не прерывая основной задачи, – то есть наблюдения.
В рулевой зазвонил телефон. Второй механик:
- Привет! Как там температура воздуха? Думаю, до конца вахты не изменится.
- Плюс двадцать семь градусов по Цельсию и вряд ли похолодает!
- Это уж точно! Запиши: вода – двадцать девять. Ну, до встречи!
- Пока!
Океан был чист, на черном экране радиолокатора, настроенного на шкалу 32 мили, под бегущим по кругу лучом не вспыхивала ни одна точка. Штурман переключил радар в режим «подогрев», вышел на крыло[ 3 ] и облокотился на планширь[ 4 ]. Ветерок вновь зашевелил редеющую шевелюру. Горизонта не видать, - так, только угадывается вдали – леденящая душу чернота моря плавно переходит в манящую черноту звездного неба.
Это одиночество в конце ночной вахты всегда щекотало нервы. Когда штурман только начинал работать, ему ночью на мостике иногда мерещились за спиной светящиеся собаки Баскервилей и слышалось позвякивание когтей о палубу. Становилось отчаянно страшно, но усилие воли, которым он побеждал сам себя, доставляло странное, ни с чем несравнимое, наслаждение.
Штурман усмехнулся! С годами фантазии заметно трансформировались. Теперь собаки Баскервилей подходили и, утыкаясь мокрыми и холодными носами в ладонь, выпрашивали угощение, оставляя на руке светящиеся частицы фосфора. И уже не требовалось усилия воли, чтобы «победить себя» – «страхи» исчезали также быстро, как появлялись.
В рубке вновь запищал «Магнавокс». «Что–то часто сегодня!» – штурман вновь подошел к приемнику и взглянул на экран – «Опять обсервация». Он нанес координаты судна на карту – отклонение от линии курса было уже меньше. До конца вахты оставалось сорок минут.
Лязгнув дверью, вошел радист.
- Закрывай быстрей! – квадрат света из коридора «отпечатался» на палубе, и штурман сощурился.
- Новые радиограммы по навигационной обстановке, – радист положил их на карту, освещенную лампой.
- Что-нибудь особое?
- Плавающая мина в проливе Витязь.
- Поди бочку увидели!
- Скорее всего! Но наше дело маленькое – нам передают, мы принимаем!
- Ну, пусть «трояк» [ 5 ] с утра разбирается! Как говаривал капитан Баканович – это его бизнес! Завтракать придешь?
- Обижаешь!
Штурман вышел на мостик, посмотрел вдаль. Включил прибор, - по зеленоватому экрану бегал светлый луч. Переключился на шкалы 8, 16, 32 и 64 мили – все в порядке. На левом крыле вновь огляделся. Радар – радаром, а заменить глаз подготовленного наблюдателя техника не может. В ночном море при чистом горизонте приближающиеся ходовые огни зачастую видны раньше, чем отметка «цель» появляется на радиолокаторе. Особенно если судно небольшое и «сидит» низко. «Главная задача вахтенного помощника – наблюдение!» Это вдалбливали шесть лет, с первого курса, с первой ложки казенного борща, с первого стакана флотского компота!
«Мину они обнаружили! - подумал штурман. – Конечно, у страха глаза велики, но если там действительно она, а не бочка, то ее ничем не обнаружить, радар цель не возьмет, засечь визуально в ночном море – никакой возможности! Налетишь, и будет твоей аварийной партии не учебная тревога! Потом отписывайся - не отписывайся, а виноватого всегда найдут! И пойдешь ты на пару с капитаном с одних казенных харчей на другие!»
Штурман сплюнул за борт и тут же вспомнил расхожую присказку – моряки, де, в море не плюют, потому как это их рабочее место.
«Еще как плюют! - подумал он. – И плюют, и выворачивает их, пока не оморячатся, а иные так никогда и не привыкнут к болтанке. Исторический факт: адмирала Нельсона всю жизнь тошнило!».
Штурман вспомнил свою практику, после первого курса. В Охотском море они попали в шестибалльный шторм. Сегодня-то - так себе, пустяк, средненькое волнение, а тогда, «вытравив» за борт все, что можно, и даже чуть больше, он, завернувшись в бушлат, рухнул на рабочий плотик, с которого на стоянке красили борт, и, превозмогая дурноту, утешался только одной мыслью: «И это пройдет!» Вывел его из болезненного ступора заразительный смех. Открыл глаза (с закрытыми качку переносить легче) - и увидел плотника[ 6 ]. «А трупы выкидывают за борт!» – потешался тот. Ох, как не смешно получилось!
От воспоминаний штурмана отвлек вахтенный матрос.
- Разрешите будить?
- Да, пожалуй пора, уже без двадцати!
Матрос занялся побудкой заступающей смены. Штурман снова вышел на крыло. Передача вахты ответственна и опасна – в рубке двойной комплект людей, причем половина еще не вполне проснулась: на часах – четыре утра. «Сдающим» тоже не до наблюдения – заступающему помощнику надо показать место на карте, передать пожелания, если такие есть, дождаться, пока у него привыкнут к темноте глаза, и он начнет различать предметы снаружи, - притом еще заполнить «ходовые» строки журнала.
Порядок ведения вахтенного журнала, утвержденный свыше, - странный. По правилам, помощник, как только появляется свободное от наблюдения мгновение, фиксирует события – от прокладки[ 7 ] на карте до выброса за борт камбузного мусора. На практике получается иначе – помощник действительно записывает все, что произошло, - но только карандашом, и в так называемый «черновой журнал»! А после, когда уже ясно, что ничего чрезвычайного не случилось, переносит все чернилами в собственно вахтенный журнал, - из него, по инструкции, ничего удалять нельзя. Хотя бывали случаи: во избежание ответственности, чтобы не идти под статью, помощники переписывали весь журнал! Потому что крайний – он всегда крайний! И чем он дальше от родного порта – тем крайнее! Не зря же поговорка: «Моряки - на берегу, в море - плавсостав!» Он и будет всегда виноват. А если окажется, что таковой ни при чем, все равно «моряки» - извернутся и оставят в дураках. Проходили! Все это уже было! Как говорится – «не первый год замужем!».
Штурман, еще раз оглядев горизонт и «ощупав» его при помощи радара, зашел в рубку и записал в журнал: «04.00. 23,4 ?23о13,4'N ?135о16,8'E. ГКК 173о (± 0о), КК 175о (?2о) Вахтенный 2-й помощник: роспись».
Вообще-то этим надлежало заниматься после сдачи вахты, но время в море вне службы на вес золота, тем более в четыре утра, когда в столовой дымится жареная картошка, а каюта манит заслуженным отдыхом.
В проеме двери мелькнула тень – в рулевую вошел вахтенный заступающей смены. Еще один морской обычай – матросы заворачивают на мостик только через крылья, с палубы; внутренний проход – исключительно для капитана и офицеров. И по тому, как это поставлено на корабле, можно судить, уважает экипаж традиции или нет. На судах, где матросам позволено ходить офицерскими путями, другие стороны службы тоже организованы по разгильдяйски. Все неприятности происходят, когда люди, - именно люди! – забывают, что они в море. Штурман вспомнил случай с «Нахимовым». Пример, - конкретнее не бывает!
Лязг двери отвлек штурмана от размышлений о «Нахимове». Старпом, зевая и поеживаясь, спросил:
- Ну и чего у нас здесь?
- Да все по-прежнему, точка на карте, вокруг ни души.
- Указания по утру были?
- Нет! Никто, ничего. Да, радист принес извещение – мина в проливе!
- А мастер[ 8 ] решил Витязем идти?
- Да, будет ему сюрприз!
- Ладно, пойдем на крыло, осмотрюсь пока.
По морским законам, офицеры если и несут вахту, то, как правило, - на левом крыле, а матросы обычно - на правом, что соблюдается редко, а, вернее – совсем не соблюдается. Стоять на вахте скучно, и, находясь на разных сторонах, даже словом не перекинешься!
После крепкого, бодрящего чая, разговор «клеится». Глубоко вдохнув свежий воздух и расправив плечи, старпом потянулся:
- Крас-сота! Что на радаре?
- Пусто., - ответил штурман.
- Ну и ладненько! Сколько там натикало?
- Одна минута пятого.
- Журнал заполнил?
- Заполнил.
- Чего тогда ждешь? Завтрак-то стынет!
- Ветерок хороший! Добрый какой-то! Даже уходить не хочется!
- Давай, давай – иди! От службы отвлекаешь! Да, если там чего оставаться будет, звякни – я своего пошлю за порцией!
- Пайка утренней картошки старпому – святое! Спокойной вахты! – попрощался штурман.
- Спасибо! – старпом облокотился на планширь, подставив лицо ветру и вглядываясь в едва угадываемый в темноте горизонт.
Глава вторая. ВЕЩИЙ СОН
Когда штурман спустился в столовую команды, весь личный состав «собачей» вахты уже приготовился к трапезе. Снедь, по береговым понятиям - скромная, почти спартанская – жареная картошка, хлеб, чай. Однако, по судовым меркам, такой завтрак – роскошь! А если повезет и не все «подмели» с вечера, могло перепасть сливочное масло и печенье – при условии, конечно, что особо голодные члены экипажа не нанесли в камбуз[ 9 ] ночной визит.
- Приятного аппетита! – пожелал штурман.
- Спасибо! – ответили ему вразнобой, утоляя голод. Все довольны: во-первых – вкусно, во-вторых – вахта окончена и, наконец, можно расслабиться.
- Ну, чего новенького наверху? – спросил механик.
- Да все то же, мину, вот, в проливе засекли, а Чиф[ 10 ] говорит, что мастер как раз через Витязь идти собрался.
- Это не шутки! Будет нам как на «Луганске»!
- А что с ним случилось? – поинтересовался моторист.
- Танкер черноморского пароходства «Луганск», - объяснил штурман, - подорвался у берега Никарагуа, там тогда янки революцию душили. Наши обвинили американцев, что это их диверсия; вряд ли партизаны, де, морские мины на вооружении имели. Ну, пробоина в носу – само собой, да боцмана[ 11 ] взрывом подкинуло, он как раз на брашпиле[ 12 ] стоял, якоря к отдаче готовил, приземлился на темечко! Вот когда каска пригодилась! – все рассмеялись. С касками было строго: на палубу без «головного убора» - ни-ни, сразу понижение КТУ[ 13 ] и зачисление в разгильдяи, а там и «визы»[ 14 ] лишиться недолго!
- Ну и что с боцманом-то?
- А что? Были бы мозги – было бы сотрясение! Оклемался!
- А танкер?
- В доке подлатали, мина оказалась противокатерная, так что и пробоина не большая. Зато какой политический резонанс!
- Ну, без этого у нас никуда! – механик доел свою порцию и благодушно откинулся на спинку стула.
- Картошка осталась? – спросил штурман.
- Немного.
- Позвони на мостик, пусть старпом матроса пришлет. Он просил, если что останется, о нем не забыть!
- Будет сделано!
- Ну что? Двигаем «на боковую»?
- Да, пора уж! – все шумно поднялись и, расставив в порядке посуду и мебель, разошлись.
Штурман, поднимаясь к себе, на четвертую палубу надстройки, размышлял о том, что его каюта расположена непривычно: наверху, далеко от столовой и спальных мест других помощников – потому что судно куплено у греков. – «В СССР за грузы отвечает «второй», а у капиталистов старпом. На кораблях, которые по нашим проектам построены, «вторых» размещают внизу: у наружного трапа[ 15 ] слишком много берегового люда, посещающего грузового помощника – стивидоры, супервайзеры[ 16 ], агенты. Вот, чтобы они по всему пароходу не шлялись, грузпому выделяют апартаменты рядом с матросскими».
Мысли штурмана вновь перекочевали к «Луганску» и прочим катастрофам. Еще памятна была история с «Нахимовым». В этой аварии - что-то мистическое! И не в количестве жертв, и не в том, что «Нахимов» – бывший трофейный «Берлин», а что ее просто не могло быть! При ясной видимости, на подходе к порту, когда бдительность вахты и так «на пике», без каких-либо навигационных и погодных помех – столкнуться двум крупным судам, оснащенным самым современным оборудованием, имеющим квалифицированный персонал. Уж не диверсия ли?
Штурман вошел к себе, умылся. Поглядел на отражение в зеркале – усталый взгляд, в глазах угадывается какая-то глубоко запрятанная неудовлетворенность. «Не так живу, видимо!» – с долей иронии подумал он. Быстро разделся, повесив одежду на стул по старой курсантской еще привычке и, блаженствуя, вытянулся на койке. Утомленное тело понемногу расслаблялось, а мозг умиротворенно затуманивался в ожидании сна.
И пока дремота не завладела еще сознанием штурмана, он, - по инерции, видимо, - еще раз мысленно вернулся к «Нахимову».
На мостике балкера[ 17 ] «Петр Васев», наскочившего на «Нахимова», стояли не только несущие вахту третий помощник и матрос, но и капитан судна – перед входом в порт он лично следил по радару за взаимным положением кораблей. Более того, поддерживал связь по УКВ с береговым постом контроля и доложил, что «Нахимова» приметил и дорогу ему уступит. Вахтенный третий помощник почувствовал опасность и поделился с капитаном сомнениями, но тот отрезал - «не суйся под руку»! На «Нахимове» увидели: балкер придерживается прежнего направления, - и дважды меняли курс влево на 5?, - грубейшее нарушение правил: во избежание столкновения надлежало поворачиваться не менее, чем на 30?! И только в непосредственной близости на балкере скомандовали «право на борт», но – поздно: огромной инерция при малом ходе вперед рулю уже неподвластна, разминуться не удалось! Балкер налетел на «Нахимова» почти под прямым углом – 100?, пропорол правый борт бульбом[ 18 ], - чем-то вроде древнего подводного тарана, - продырявил переборку между двумя самыми большими отсеками лайнера, который всего через восемь минут скрылся под водой! Цена беспечности – более четырехсот человеческих жизней. «Награда» – четыре с половиной года лагерей!
А что потом началось в пароходствах! Создавались своеобразные «зондер команды» из капитанов и механиков, наставников, - они внезапно появлялись на стоящих в порту судах и устраивали «экспресс-проверку». Штурман тоже попал под такой экзамен. В себе, в своих знаниях и навыках - был уверен, а вот третьему помощнику повезло тогда только в том, что, в отличие от его коллеги на соседнем по причалу пароходе, у которого вообще отняли рабочий диплом, – остался при документе, от полного провала спасло лишь редкое на флоте оре подобострастие. На реприманды начальства всегда реагировал с легким изгибом спины: «Будет сделано, Иван Иваныч!», или: «Хорошо, Петр Петрович!» Однажды спросили его в шутку: «А просто сказать «хорошо» или «будет сделано», без угодливости, не можешь?» - и как он обиделся!
Вспомнив этот случай, штурман улыбнулся, и, наконец, заснул.
Сон был цветной - из тех, которые с завидным постоянством возникали раз в полгода, с тех пор, как его назначили по окончании училища четвертым помощником капитана: будто бы, управляя пароходом, напрочь разбивает его то о скалы, то о причал, еще хлеще – неумелым маневрирование переворачивает судно кверху килем! Авария всегда заканчивалась пробуждением. И если удавалось вновь заснуть, ему грезилось нечто умиротворяющее, но почему-то не запоминалось.
Штурман спал, а теплоход шел курсом на юго-восток, по спокойному теплому морю, с тихим плеском рассекая волны и оставляя позади зеленоватый фосфоресцирующий след. Горизонт на востоке уже светлел, звезды потускнели, - через считанное время разбуженный по судовому расписанию экипаж начнет новый трудовой день, еще один в череде многих, приближающих конец путешествия…
Глава третья. «НЕ БЕРЕГУТ МОРЯКИ ЧАЕК…»
Штурман открыл глаза на втором телефонном звонке. Аппарат звякнул еще раз и умолк. По особой договоренности, его всегда будили так – три отрывистых сигнала. На часах было без двадцати двенадцать – десять минут на утренние процедуры и десять на прием вахты. Такой обычай – приходить на рабочее место заблаговременно для ознакомления с обстановкой. Но днем в тропиках процедура ускоренная, при ярком солнце и чистом небе ничто не ускользнет от внимания заступающего. Даже если он потратит меньше минуты, чтобы осмотреться. Однако правило есть правило, и без особых причин штурман старался не опаздывать.
Наскоро сполоснул лицо, вычистил зубы и, одевшись, поднялся на мостик. Брился с вечера: во-первых – больше времени, во-вторых – спросонья утром всегда дрожат руки, можно пораниться.
На мостике третий помощник капитана деловито готовился к сдаче. Вахтенный матрос уже вернулся с промеров льял[ 19 ] и заполнял тетрадь, «трояк» лихорадочно вносил записи в судовой журнал.
- Опасный район на карту нанес? – спросил штурман.
- Приблизительно.
- Мина не яхта! Плывет по течению, а не по ветру! Сверься с Лоцией[ 20 ], изучи направление потоков в проливе Витязь, их скорость, – получишь достаточно вероятный прогноз.
- Еще чего! Гадать на кофейной гуще!
- Тебе на ходовом мостике делать нечего! С таким отношением к профессии!
- Вас тут не хватало! И так мастер с утра плешь проел!
- И правильно! Короче, - пока с миной не разберешься, обедать не пойдешь!
- Да ладно! Клянусь, перекушу - и займусь подсчетами. Уже пять минут первого! Я быстро! Через полчаса вернусь, и все будет тип-топ! Ну, правда!
- Ладно, вали – обедай! – штурман вышел на левое крыло и осмотрел горизонт.
Корабль содержали в порядке: сложные устройства должны исправно функционировать, борта и палубы – сиять белизной, выглядеть свежо и нарядно. Поэтому вахтенный матрос днем прямыми своими обязанностями не занимался: его, как и прочих, использовали на палубе, - экипаж удалял ржавчину, красил, мыл, чистил, да мало ли работы, когда на флоте о профессиональных качествах командиров судят по внешнему виду судна не в меньшей степени, чем по результатам ежегодной аттестации!
С левой стороны, впереди по курсу возникло небольшое темное пятнышко. На горизонте появилось судно, идущее навстречу. Штурман вошел в ходовую рубку и, взяв бинокль, вернулся, несколько минут следил за встречным, пока не убедился, что разойдутся они чисто, на безопасной дистанции.
Лязгнула внутренняя дверь и на мостик взошел капитан. Первым делом минуты две пристально глядел на карту. Затем направился в ходовую рубку и, поздоровавшись со штурманом, поинтересовался:
- Кто там у нас, впереди?
- Лайнер, проходит по левому борту.
- Прогноз по мине готов?
- Нет. Третий обещал после обеда все сделать.
- Разгильдяй!
- Молодой, недавно работает.
- То-то и оно, что первый год, а ленится! А дальше что?
- Будем воспитывать. Что нам еще остается?!
- В общем, проследите! Потом доложите. И – в три часа мне позвоните! – с этими словами капитан покинул мостик.
Штурман вновь обратил внимание на приближающееся судно. Прочел название в бинокль: «Артур Гроттер», сухогруз, флаг польский.
«Поляк» прошел по левому борту милях в трех. Впереди показались маленькие тучки и, что примечательно, из каждой шел дождь. «Придется лавировать[ 21 ], чтобы не мешать хозяйственным работам» – подумал штурман и, подойдя к консоли авторулевого, выбрал курс между двумя ближайшими облачками, вернее, между двумя стенами дождя. Тропический ливень в считанные минуты вымочит до нитки все, что под него попадет. Прояви штурман поменьше смекалки, – и на мостик примчится боцман, виртуозно владеющий ненормативной лексикой – он как раз руководит покраской палубы! И лучше не создавать ему помех…
«До трех часов капитана не будет! – удовлетворенно подумал штурман. – Он, по обыкновению, после обеда подремывает. Не спит, а «отдыхает» - записано в «Уставе службы на судах Морского флота Союза ССР».
Раз патрон почивает – вахтенный свободен от дополнительного нервного напряжения. Без руководства как-то спокойнее. Как гласит старый морской закон: «Подальше от начальства – поближе к кухне!» Вот почему штурману еще с курсантской поры, когда он проходил практику, нравилась вахта второго помощника – в это время суток бдительное око шефа дремлет. Ночью босс, как и все нормальные люди – в кровати, днем с 12.00 до 13.00 обедает, с 13.00 до 15.00 – опять «на боковой», а с 15.00 до 16.00 – просыпается. Словом, следить за работой подчиненных некогда, кроме случаев, когда это строго предписывается важными документами - при входе или выходе из портов, плавании в прибрежных водах, в сложных районах мирового океана.
Убедившись, что корабль чисто проходит между двумя полосами тропического ливня, штурман вернулся в рубку и «поколдовал» над картой. Затем взял измерительные приборы и вышел на правое крыло мостика. Определив секстаном[ 22 ] высоту солнца, запустил секундомер и засек время по хронометру. Занес показания в тетрадь, приступил к вычислению местоположения судна. Второй замер - часа через два, чтобы к концу вахты получить наиточнейшие координаты!
С грохотом распахнулась дверь и на мостик влетел встрепанный третий.
- Сейчас все сделаю! – заверил он, на ходу что-то дожевывая.
- Возьми Лоцию, уточни, какова скорость потока в Витязе. Затем нанеси известные координаты мины на карту, от этой точки отложи отрезок, равный ее предполагаемому перемещению по течению ко времени, когда мы появимся в проливе, - это поможет правильно определить границы района, в котором, гипотетически, нас подстерегает опасность. Все понял, или лекцию продолжить?
Третий задумчиво почесал затылок. Взял циркуль и полез за Лоцией. Штурман, усмехнувшись, вышел на крыло. Приближалась стена дождя. Он снова скорректировал курс, чтобы избежать грозы, и посмотрел вниз, на палубу, куда после сытного обеда вяло подтягивались члены команды – их сомнамбулический вид вызвал недовольство боцмана. Через минуту оттуда послышался его пронзительный дискант, – подчиненные нехотя разбрелись по рабочим местам. Кто–то пытался возразить, - речь боцмана зазвучала еще громче. Ясно разобрать можно было только три нецензурных слова в конце каждой фразы.
Боцман – на судовом жаргоне «дракон». Как говорилось в уложении основателя российского флота: «Боцмана командиром считать – в кают-компанию не пускать!»
Несколько историй были особо памятны. Один боцман любил распекать молодежь на повышенных тонах, и выражений – не выбирал. Штурман, - тогда еще матрос, - поначалу выслушивал ругательства молча, но как-то не стерпел, – ответил грубияну в его же манере, с упоминанием мамы и других близких родственников. Глубоко озадаченный неожиданным отпором, невоспитанный задира до конца рейса строптивого подопечного старался не допекать.
Второй случай был комичнее – случилось это в начале преддипломной практики, когда курсанты последнего, выпускного, года организованно прибыли на учебное судно. Непосредственно перед ними отмаялись салажата – первокурсники, моря не нюхавшие и тонкостей общения не постигшие! Так что боцман на них, что называется – отрывался, почему быстро на шестикурсников и не перестроился. И, разумеется, сразу на том ожегся. Не понравилось ему, как кто-то из нового пополнения на корме «неправильно высказался». И имел неосторожность указать нарушителю приличий, что, де, тот на палубе стоять еще не научился, а уже выражается! Восемь крепких парней медленно подошли к внезапно присмиревшему боцману, и задали ему полный каверзного смысла вопрос:
- Ты кто?
- Б-б-боцман, - запинаясь, ответил виновник торжества.
- А-а-а, дракон! – радостно оживились курсанты. – Давай, давай, дракон – служи!
Они похлопали его по плечу, легонько толкнули в спину и вернулись к прерванному разговору. С того самого дня, за все три с половиной месяца практики, никто из курсантов иначе как «драконом» боцмана не величал!
От нахлынувших воспоминаний штурмана отвлекла стайка летучих рыбок, выпорхнувшая из-под корпуса судна. Возможность летать дана им для спасения жизни. Правда, есть риск: уйдешь от плавающих хищников – попадешь в лапы к пернатым! Альбатросы и буревестники зорко высматривают добычу на поверхности моря. Чайки тоже не подарок. Не дай бог попасть в воду в беспомощном состоянии – тут же выклюют глаза! Поэтому не верьте тому, что поет Розенбаум – не берегут моряки чаек, просто внимания на них не обращают!
Справа снова вспорхнули летучие рыбки. Однажды на перегруженном, а потому просевшем в воду очень низко, караване леса, направляющемся во Вьетнам, ночью услышали дробное шлепанье по палубе. Летучая рыбка не заметила в темноте черный корпус судна и заскочила на борт. Матрос сбегал вниз и принес ее еще живую. Чтобы сохранить в целости крылья-плавники, он распял свой трофей на швабре и засушил в стремительном изгибе полета! Вот такая жизнь у летучих рыбок…
В рубке хлопнула дверь и, поддев третьего помощника шуткой, на крыло вышел начальник радиостанции. Для краткости – просто начальник. Бывало, руководство обижалось: «Начальник у тебя на зоне будет!». Но это - морской сленг: как боцман – дракон, старпом – чиф, стармех – дед. Большинство ничего предосудительного в прозвищах не усматривало.
- Ну и как тут у нас, на воздухе? – весело спросил начальник.
- Как всегда – тепло, светло, насекомых нет! – ответил штурман.
- Ничего! Скоро - Новая Гвинея! А там знаешь, какие мухи – цапнет, до Австралии живым не довезем!
- Накаркаешь!
- Не веришь! Вот тебе крест – был такой случай! Даже приказ по пароходству издавали – к джунглям новогвинейским не приближаться! На каком-то пароходе, то ли тревогу шлюпочную справляли, то ли от нечего делать, но вылезли там на берег, троих и покусали! Двоих до Австралии не довезли – с грузом к ногам на дно отправили! Третьего откачали, но он с тех пор в ступоре, как после энцефалита!
- Ну, насчет с грузом и на дно – это ты гонишь!
- Всеми святыми клянусь: что померли – точно!
- Лучше про мину скажи – ничего нового не передавали?
- Нет! Одно только сообщение было. Ладно! Пойду, эфир послушаю. Заболтался с тобой!
- Можно подумать – я тебя держу!
- Не ты, погода тут – шепчет! – начальник удалился в радиорубку.
В дверь на крыло просунулась физиономия третьего:
- Нанес я район. Посмотри свежим глазом.
Штурман убедился, что в ближайшие минут пятнадцать дождя по курсу не намечается, и подошел к карте: весь пролив перекрыт предполагаемым районом нахождения мины. Быстро проверил выкладки третьего: «Что ж, похоже на правду. Нужно мастеру подсказать, что Витязь надо проходить днем. И с усиленной вахтой – чтобы, в случае чего, успеть отвернуть заблаговременно!», а вслух сказал:
- Похвально, похвально! Можешь, когда хочешь!
Торжествующий трояк пулей умчался с мостика.
Конец вахты ничем примечательным отмечен не был. В 15.00 штурман, по договоренности, позвонил капитану, спустя еще тридцать минут матрос перестал отколачивать ржавчину на палубе и, замерив льяла, появился на мостике для формальной передачи смены. Штурман, до сих пор совершая маневры, уклоняясь от дождя, к 16.00 вывел пароход на генеральный курс. К тому времени и ливни, в основном, прекратились.
Теперь – отдых. Можно переодеться и потренироваться в спортзале под верхней палубой - обособленном блоке помещений с сауной и бассейном. Поддерживать тело в хорошей форме удавалось только на длинных переходах между портами, а путь в Австралию - из самых продолжительных. Поупражнявшись на тренажерах и полупив подвешенную к подволоку[ 23 ] кожаную грушу, штурман принял душ и спустился на ужин в кают-компанию.
Глава четвертая. ПЕРЕД ВЗРЫВОМ
Командиры, кроме несущего вахту четвертого помощника, кормить которого положено позже, в 20.00, уже приступили к трапезе. Как обычно, флотский ужин состоял из первого и второго. Компот на судне настолько же несъедобен, насколько был вкусен в училище. Экипажи грузовых кораблей невелики: 25 – 35 человек. В загранплавании общая сумма на харчевание – 2 рубля в сутки, то есть 5 копеек на человека – на эти деньги обеспечить полноценное четырехразовое питание непросто. Повар с артельщиком экономят на всем. Горсть сухофруктов и столовая ложка сахара на тридцатилитровую кастрюлю – получается подкрашенная и подслащенная кипяченая водичка! Пить – нет никакой возможности! Штурман предпочитал холодный несладкий чай.
- Приятного аппетита! Прошу разрешения! - обратился он к капитану по правилам морского этикета. Тот молча кивнул, тщательно пережевывая пищу, и штурман присоединился к начальнику рации и третьяку, с которыми делил стол в кают-компании. Четвертый их сосед, он же и четвертый помощник, как уже было сказано, нес ходовую вахту.
- Приятного аппетита, - еще раз пожелал штурман, наливая себе супа и добавляя в тарелку изрядную порцию молотого перца.
- Угу! – ответил начальник, не открывая рта.
- Как супчик?
- В общем – ничего! – последовал ответ. – Но можно и лучше!
- «Лучше» будем есть дома - у мамы!
- Да чего тут с маминым сравнивать!
- Кто у мамы, а кто и у жены! - вступил в разговор третий.
- Из молодых, да ранний! – пошутил штурман. – Не поспешил ли семейством обзавестись?
- А чего тянуть-то! Раньше сядешь – раньше выйдешь!
- И не боязно – она молодая, а на берегу соблазны!
- А я сразу ребенка заделал, так что ей сейчас не до флирта! На старых моряков посмотри – холостых нет!
- Ну, это не показатель! Счастливо женатых, так чтоб без проблем – единицы! Большинство живут по инерции – дети, налаженный быт, партком опять же! Сам знаешь – шаг влево, шаг вправо – партбилет на стол, и «визы», как своих ушей, не увидишь! А в каботаже[ 24 ], без надежды на загранку – уж лучше в портофлоте мазут по гавани разгонять!
- Партком – это, конечно, серьезно! У нас без его ведома и чихнуть нельзя, сразу объяснительную пиши – зачем чихнул, кто надоумил, в чьем присутствии, какие цели преследовал!
- Да уж! – воскликнул начальник и поинтересовался у штурмана: - А ты чего в КП[ 25 ] не вступаешь? Сам знаешь – без партбилета не видать тебе капитанского звания!
- А я пробовал! Первый раз на четвертом курсе, только мне сразу отказали: «Ты все равно скоро училище закончишь, значит, на нашу партийную организацию работать не будешь, зачем нам такой «временный» коммунист!» Потом я снова попытался, уже в пароходстве. Помполит[ 26 ] сказал: «Погоди несколько месяцев, покажешь себя с положительной стороны, тогда поговорим!» Прихожу через год, а мне объясняют: «У нас партия рабочих и крестьян, а ты – ИТР[ 27 ]! Есть разнарядка – перед XXV съездом в КПСС прежде всего рабочих и крестьян рекомендовать, - усиливать пролетарскую прослойку! Так что из плана по приему мы тебя пока вычеркнули!»
- А дальше что? – спросил начальник.
- А ничего. Я в позу встал: «Раз у вас сплошь рабочие и крестьяне, а я – ИТР, то у меня с вашей партией дороги разные!»
- Так прямо и сказал?!
- Слово в слово!
- А помполит?
- Ну, он начал «пузыри пускать» – как, мол, можно так аполитично вести себя! А я дверью хлопнул и ушел. С тех пор мне с ними и в самом деле не по пути!
- И что, никаких последствий!?
- Как видишь – сижу здесь, суп ем. С той поры уже больше трех лет минуло.
- Сошло с рук Вам - потому что Миша при власти! При Лёне или при Андропове, затаскали бы куда следует!
- При Брежневе вряд ли – мужик сам жил и другим давал!
- Не скажи! При нем чистоту партийного мышления блюли! В наше время нет этого – вот и приходится оправдываться, почему в Рейкьявике соглашение со Штатами[ 28 ] не подписали.
- Зато сейчас в Союзе[ 29 ] о «здоровье нации» пекутся! И вырубка столетиями культивируемых виноградников – под контролем КГБ[ 30 ]!
Штурман вспомнил, как примерно через полгода после лихорадочных антиалкогольных мер, пароход чинили недалеко от Владивостока, в поселке Славянка, построенном вокруг судоремонтного завода. Больше там никаких предприятий не было. Заработок рабочие оставляли в вино-водочных магазинах. Не стало горькой, - не стало и денег на зарплату! И так по всей России! Моряки жаловались: в тропических рейсах им отказали в ранее положенных ежесуточных 200 граммах сухого вина, – а ведь оно требовалось не для удовлетворения «низменных инстинктов», а во избежание обессоливания организма. Разведенный водой алкоголь в разумных количествах хорошо утоляет жажду и задерживает соли, которые в жару, на экваторе, покидают тело вместе с потом. Объявленное вне закона «зелье» заменили томатными соками, или абрикосовыми - с мякотью и сахаром. От них очень хотелось пить, нарушенный обмен веществ приводил к заболеваниям. Ничего не скажешь – хороша же «забота о людях»!
Ужин закончился в молчании.
Штурман поднялся к капитану и предложил миновать Витязь засветло. На мостике они минут двадцать посвятили несложным расчетам и изучению карты. Получалось, что снижение скорости на один узел позволит подойти к входу в пролив к 09.00 утра. Приказали стармеху уменьшить обороты гребного вала.
Солнце висело низко над горизонтом. Посвежело. После многочасового пекла на стальной верхней палубе – в прохладе южного вечера, на корме, любили отдыхать командиры. Штурман получил разрешение покинуть апартаменты капитана, присоединился к компании доктора, начальника рации и электромеханика, и продолжил давешний разговор.
- Антиалкогольный закон не нравится? А сколько от пьянства вреда - представляешь?! – вещал доктор политпросветовским баритоном.
- Пусть так! Но почему у нас все через задний проход делается?! – горячился начальник рации. - Что, двести граммов вина в день были лишние?!
- Конечно, переборщили, но в целом…
- Иди ты в канатный ящик[ 31 ] со своим «в целом»! – вскипел радист.
- Да фигню полную устроили! – вступил в полемику электромеханик.
- Ага, вот еще один собутыльник на подходе! – кивнул доктор в сторону приближающегося штурмана. - Мне-то не знать, что вы спирт разведенный по каждому поводу употребляете!
- Есть грех! – признался штурман. - Врачи тоже не в сухую пробавляются, у тебя спиртик имеется!
- Куда моим запасам до ваших!
Доктор ничуть не преувеличивал: у начальника в «загашнике» хранилось двадцать семь килограмм чистого медицинского, полученного на служебные надобности.
- Ладно, хватит о выпивке, скажите – что будут вечером показывать?
- Я знаю, – ответил доктор. – «Пираты двадцатого века»
- Опять! – простонал начальник. - Сколько можно?!
- А что, - возразил электромеханик, – мне нравится – боевик! Все лучше, чем «Свадьба в малиновке»!
Командиры еще с полчасика поболтали и отправились на вечерний чай.
Штурман в кино не пошел – надоели ему похождения молодца-стармеха. Поднялся на верхний мостик, уперся взглядом в ночное небо. Манила его астральная бездна! Часами можно смотреть на звезды, особенно в море, в тропиках, где они ярче и потому кажутся значительно ближе, чем – дома! Рисунок без труда узнаваемых созвездий пробуждал в нем юношескую любознательность – а что там дальше? Одна галактика, за ней другая, потом еще, еще, а потом в мозгу внезапно возникала неодолимая преграда – мысль уходила в никуда! Не дано нам ощутить, постигнуть до конца бесконечность вселенной! Наверное, сама по себе безмерность космоса неподвластна человеческому разуму!
Остаток вечера штурман провел с электромехаником. «Гоняли» чай, кофе, разговаривали о женщинах и политике. Беседы в море продолжительны, когда надо скоротать время!
Глава пятая. КАТАСТРОФА
День. Пролив Витязь – за кормой. Рабочий день штурмана начинается.
- Разрешите принять вахту? – спросил он у капитана.
- Да! Я на обед. В 13.00 ход добавите до полного и снимите впередсмотрящего. Нечего ему прохлаждаться – пусть идет на палубу к боцману. Опасный район, похоже, миновали. В три часа мне позвоните.
- Хорошо!
Капитан, помполит и начальник шумно покинули мостик. Передавая дежурство, третий, в сердцах, высказался:
- Все мозги мне «засушили» за утро!
- А что?
- Мина эта, будь она не ладна! Матроса - на бак, боцмана –шлюпки к спуску приготовить, ход - средний, меня – вперед смотреть. Только раз в час запускали внутрь на пять минут. Всю вахту на крыле проторчал. А сами тут базар устроили – когда и как корабли взрываются. Их послушать, в море опасность - за каждым поворотом!
- Ничего, не горюй! Не в Заполярье зимой – можно и на свежем воздухе постоять! Как обстановка?
- Оно конечно – не Север! Сейчас тихо – под берегом рыбачки, навстречу какой-то пароход чапает. В остальном – чисто. Ну, спокойной работы! – третий вышел.
- Спасибо! – бросил ему вдогонку штурман и осмотрелся – впереди, слева по курсу, приближался корабль. Судя по радиолокатору, они должны разойтись с дистанцией в полторы мили. Тип судна и его национальную принадлежность определить пока трудно.
Встречный находился еще милях в трех, когда под ним заметили внезапную яркую вспышку. Через мгновение взметнулся столб воды и сизого дыма и донесся глухой удар.
Память штурмана автоматически зафиксировала показание часов, и хотя он никак не мог еще поверить в реальность случившегося, левая его рука машинально перевела телеграф в положение «Стоп», а правая нажала красную кнопку. Последовали семь коротких и один длинный сигнал «колоколов громкого боя». Включив трансляцию, он объявил в микрофон: «Тревога не учебная! Взрыв на встречном судне!», записал время и отсчет лага в черновой журнал и определил место катастрофы по берегу Новой Гвинеи.
На мостик влетел капитан, лихорадочно дожевывая на ходу.
- Что? – впился взглядом в пострадавший пароход.
- Взрыв. Вспышка под корпусом. Похоже, та самая мина.
- Пригласите старпома, четвертого. Хорошо, что сразу «стоп» дали. Нам нельзя к нему приближаться вплотную. По крайней мере, пока не разберемся, что у него на борту!
В рубку вбежал возбужденный начальник рации:
- Сигнал «SOS» в нашем районе!
- Чего кричишь! Вот он – твой СОС! – капитан показал рукой на подорвавшийся теплоход, до которого уже было не больше мили. – Срочно отправьте сообщение в ближайший порт об аварии и немедленно - в пароходство, что приступаем к оказанию помощи!
Начальник кивнул и умчался в радиорубку. На воде у борта терпящего бедствие показались языки пламени, над ними быстро образовались густые черные клубы дыма.
- Мать-перемать! Чего нам не хватало! Нефть! Это танкер!
«Точно! – подумал штурман. - Вокруг потерявшего ход судна разгорается пожар. А шлюпки там хоть и танкерные – закрытые, размещены по старинке, по бортам, ныне повсеместно практикуют иное расположение – в корме на слипе: достаточно дернуть за рычаг – автоматически съезжают в воду, как с горки! Значит, спускать их придется традиционным методом – кто-то должен стоять на палубе и регулировать снижение тормозом – вручную, а затем воспользоваться штормтрапом! В горящем-то море!»
- Третьего на мостик! – рявкнул капитан.
Четвертый помощник вызвал третьего по трансляции. Штурман разглядывал в бинокль надстройку танкера. По ней беспорядочно бегали члены экипажа. Что-то, видно, там не ладилось со спуском шлюпок. И тут он вспомнил, как однажды в японском порту Ономити из любопытства побывал на ремонтирующемся либерийце. Что его тогда поразило - так это «прикипевшие» ржавчиной к палубным гнездам вываливающиеся за борт шлюпбалки: очевидно, команда учебных тревог не проводила и надлежащего ухода за оснасткой не осуществляла. В таких случаях при сильном воспламенении эвакуация плавсостава почти невозможна…
На мостик поднялся третий, доложил о прибытии.
- Пойдете на шлюпке к танкеру, – обратился к нему капитан, - обеспечите спасение людей!
- Почему я?!
- Не понял! Вы что, не согласны?!
- Но там же опасно! Нефть горит! А вдруг грузовые танки рванут?! Считаю – это неоправданный риск! Пожарами занимаются специальные суда-буксиры!
- Они далеко, а мы рядом. Оказать помощь – наш человеческий долг! Вы же моряк, должны понимать!
- У меня жена, ребенок! Кто их будет кормить, если со мной что случится?! К тому же из-за каких-то буржуев!
- Сейчас неважно, кто они, - обыкновенные люди в беде! Мне стыдно за Вас, третий!
- Я пойду, - как командир аварийной партии! – вызвался штурман. – Это как раз для меня. Мы с ребятами наденем асбестовые костюмы, возьмем КИПы[ 32 ], посмотрим на месте, что можно сделать.
- Давайте, ревизор[ 33 ]! Только зря не рискуйте, в пекло не лезьте – зайдите с наветренной стороны! Действуйте! Скажите, чтобы Вас обеспечили переносной связью! – капитан опять поднял к глазам бинокль.
- Готовьте «десант», - подал голос прибежавший на зов начальник. - Рацию прямо к шлюпке принесут.
Штурман кивнул и отдал приказ по внутрисудовой трансляции:
- Подготовить средства для тушения, собраться с инструментом у шлюпки номер два! Механику проверить мотор!
Затем он спустился с мостика на правый борт. Аварийная партия уже собралась, - трое обливались потом в асбестовых костюмах, около шлюпбалки лежали КИПы, моторист пытался запустить двигатель на холостом ходу.
- КИПы оденем на подходе к танкеру, может, они и не понадобятся! Все по местам! Боцман, аккуратненько нас спустишь на воду, не дергая!
Дождавшись, пока в шлюпку заберутся три «аварийщика» и два матроса, чьей обязанностью была отдача кормовых и носовых талей[ 34 ], штурман занял место в рубке управления. Высунувшись в открытый люк, взмахнул рукой:
- Майнай![ 35 ]
Боцман нажал на педаль ленточного тормоза. Шлюпбалка тихо тронулась с места, без рывков вывалилась за борт и после несильного толчка легла на палубные «подушки». Мягко коснувшись воды, лодка плавно закачалась на небольшой прибойной волне.
- Отдать кормовой! – скомандовал штурман.
Матрос на кормовых талях отдал глаголь гак[ 36 ] и освободил корму от связи с судном. Механик запустил двигатель на холостых оборотах. Пространство внутри шлюпки заполнилось смрадным выхлопом сгоревшей солярки, но свежий ветер быстро выдул сизый дым через распахнутые люки.
- Отдать носовой! – рычаг реверса перевели на передний ход и переложили штурвал «лево руля». Медленно отошли от борта парохода и, набирая скорость, направились к горящему танкеру.
* * *
Капитан внимательно наблюдал за аварийным судном. Пожар заметно усилился, все ближе подбираясь к надстройке, почти скрытой в дыму.
- Четвертый! Малый вперед! На руле - лево на борт!
Старший рулевой у штурвала мгновенно отреагировал:
- Есть! – и, дождавшись, когда указатель пера замер в крайнем положении, доложил: - Руль лево на борту!
- Обойдем танкер! – предложил капитан. – Посмотрим, как там обстановка, и нашим возвращаться будет ближе!
- Груз вот-вот рванет! Запросто нас достанет! Лучше держаться подальше! – проныл третий помощник откуда-то из глубины рубки.
- Хватит! Идите отсюда ко всем чертям! А то, не ровен час, наложите в штаны и потравите всех на мостике!
- Куда же его послать? – взыграло в старпоме врожденное чувство юмора.
- Пусть пишет заявление о списании к жене и детям! Не место такой плесени на судне!
Выволокли третьего. Подтащили к внутреннему входу и выставили за дверь. Поддали ногами для ускорения.
- На румбе? – поинтересовался капитан.
- Шестьдесят!
- Держать курс тридцать градусов!
- Есть, курс тридцать градусов!
- Средний вперед! Старпом! Прощупайте расстояние радаром! Надо подойти к танкеру кабельтовых[ 37 ] на пять, не ближе, - капитан не отрывался от бинокля. - Наши уже обходят горящее пятно нефти.
- Восемь кабельтовых!
- Стоп машина! Определить место! Следить за дистанцией!
- Машина стоп! – четвертый помощник выполнил приказ и вопросительно посмотрел на капитана.
Продолжение следует…
Коллектив авторов.
Все права на материалы данного сайта принадлежат авторам. При перепечатке ссылка на авторов обязательна.
