Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск второй
Сергей Папков
КРАСНАЯ СИБИРЬ ГЛАЗАМИ РОССИЙСКОГО ДВОРЯНИНА
В предыдущем выпуске альманаха «Голоса Сибири» мы уже рассказывали о судьбе Дмитрия Орестовича Тизенгаузена - потомка старинного рода Тизенгаузенов, в биографии которого отразилась трагедия российской служилой интеллигенции послереволюционной эпохи. Напоминая читателю о некоторых фактах личной истории этого человека и его семьи, мы надеемся сегодня представить более полный его портрет, благодаря найденным рукописям, в которых Тизенгаузен предстает еще и интересным рассказчиком, занимательным бытописателем различных сторон жизни сибирской провинции. Появление на свет художественных произведений Д.О. Тизенгаузена было связано с рядом обстоятельств, о которых следует сказать отдельно.
* * *
В годы революции и гражданской войны Сибирь оказалась прибежищем для массы людей, по разным причинам вовлеченных в политические события в стране. На ее просторах находили приют многочисленные беженцы, военнопленные мировой войны, переселенцы из центральных губерний страны; через Сибирь шел интенсивный эмиграционный поток россиян в зарубежные страны. Среди людей, оседавших в сибирской провинции, были также сотни граждан, социальный статус которых в условиях большевистского строя определялся понятием «бывшие люди». После революции и разгрома белого движения эти осколки старой России стекались сюда в поисках избавления от грабежей, нищеты и преследований. Они представляли верхние слои распыленного общества, в основном бывших дворян, офицеров, государственных служащих, университетских преподавателей, лиц «свободных профессий» и самой разномастной «аристократии». Как представители «исторической контрреволюции», «бывшие люди» всегда имели серьезные проблемы с властью. Приобретая более или менее «оседлое» положение, они попадали на особый учет в ВЧК-ОГПУ и в повседневной жизни постоянно подвергались профессиональной дискриминации, ограничениям в политических правах, обыскам или арестам. За первые советские годы едва ли не каждый из «бывших» имел за плечами опыт чекистской тюрьмы, слежки, обыска или какой-либо следственной процедуры.
В середине 1920-х годов по воле судьбы значительная группа представителей старой российской интеллигенции, включая также Д.О. Тизенгаузена, оказалась в Новониколаевске (Новосибирске). Несмотря на различие в происхождении, взглядах, квалификации и прочих личных качеств, жизнь и карьера каждого из этих «бывших» приобрела теперь заурядные формы, свойственные большинству провинциальных городских обывателей. К некоторым из них была проявлена благосклонность: советская власть предоставила им возможность служить в государственных учреждениях, полагая, что их образование и профессиональный опыт могут быть полезны для «дела социалистического строительства». Вполне естественно, что через некоторое время эти люди смогли найти друг друга и организовались как местное «общество» с постоянными встречами «узким кругом» и творческим времяпровождением.
«Общество» составилось в основном из бывших дворян, кадровых военных, чиновников и профессоров, служивших на советской службе или имевших частную практику. Регулярные собрания, которые обычно проходили по субботам на квартире врача Натальи Александровны Щукиной, посещали бывший генерал, военный профессор В.Г. Болдырев, барон Д.О.Тизенгаузен, профессор Н.А. Зборовский, бывший сотрудник Приморского (Меркуловского) правительства Н.Б. Колюбакин, профессор Н.Я. Новомбергский, граф (он же учитель иностранных языков) А.Д.Апраксин, князь С.П. Волконский, профессор Христиани, офицер П.В.Бражников и некоторые другие. «Сначала - чай, потом кто-нибудь пел или играл на скрипке или пианино; иногда читали вслух произведения Шишкова», - писал в своих показаниях П.В.Бражников, арестованный ОГПУ.
Некоторые встречи и беседы скрашивались приглашениями заезжих артистов и общим застольем с традиционными для таких случаев разговорами на «политические темы». Еще одним занятием встречавшихся было чтение рассказов постоянного участника «общества», барона Д.О. Тизенгаузена. Именно эти рассказы, попавшие в поле зрения ОГПУ, стали по сути основной причиной для обвинения участников встреч в «антисоветской деятельности».
* * *
Дмитрий Орестович Тизенгаузен – потомственный дворянин, бывший барон и статский советник – несомненно, был яркой одаренной личностью и душой компании интеллигенции. Он получил университетское образование в Петербурге и Париже; прошел специальную военную подготовку в Михайловском артиллерийском училище; владел несколькими иностранными языками. В дореволюционное время занимал ряд весьма ответственных постов в государственном аппарате: с 1910 и до конца 1916 года служил вице-губернатором в Оренбурге и Вятке, а после одного оппозиционного выступления на земском собрании был переведен на пост вице-губернатора в Якутскую область. С падением царизма и приходом советской власти бывший барон лишился всего – сначала титулов и привилегий, а затем собственности и свободы.
Все, что происходило в личной жизни Д.О. Тизенгаузена после большевистского переворота, представляет типичную картину краха российской интеллигенции. В сущности, люди подобные Тизенгаузену, были обречены. Но в то время многие, кто оставался на родине в момент её катастрофы, сохраняли надежду на скорое прекращение хаоса и безумных преследований.
Возвратившись после революции с семьей в родной Петербург (тогда уже Петроград), в котором вместе со старым режимом исчезли даже внешние признаки былого благополучия столицы, Д.О. перешел на положение простого обывателя: перебивался случайными заработками, некоторое время работал в химической лаборатории, занимался воспитанием детей.
В августе 1919 года, в разгар гражданской войны, ему пришлось вновь выехать в Сибирь. Причиной для столь рискованного путешествия в охваченный пожаром регион, как сообщал позднее чекистам арестованный Д.О., стала семейная проблема. Незадолго до свержения власти большевиков в Сибири жена Тизенгаузена выехала в Тобольск, чтобы навестить заболевшую мать. Вскоре однако власть большевиков в Сибири пала. Образовался Восточный фронт, и связь с женой была потеряна. В надежде разыскать пропавшую супругу Д.О. выехал в Тобольск. Прибыв на место, он обнаружил, что жена вместе с другими беженцами отправилась дальше на восток, и Д.О. выехал в Омск.
Таким образом, он оказался в самой гуще происходивших событий. Как бывший государственный сановник, имеющий определенный опыт и авторитет и не замешанный к тому же в связях с большевиками, он стал получать разные предложения от местных «правительств». Осенью 1919 г. Омское правительство назначило его уполномоченным по урегулированию конфликтов между военными властями и населением в район Оренбургской армии. Но в этой должности Д.О. не пробыл и одного дня, так внезапно началось отступление колчаковской армии на восток.
Вместе с частью эвакуированных войск Д.О. попал в Монголию, в зону контроля армии барона Унгерна. У Унгерна тоже оказались свои расчеты. Стремясь привлечь Д.О. к сотрудничеству, он стал предлагать ему должность и финансовую поддержку. В своих показаниях на следствии в ЧК Д.О. писал: «Его симпатии ко мне были вызваны исключительно моей фамилией. Я лично с ним никаких дел не имел и избегал с ним всякого общения, сохраняя все же хорошие отношения, чтобы этим быть полезным гражданам в случае, когда им грозит какая-либо опасность. На все его предложения относительно занятия какого-либо поста у него, на субсидирование меня деньгами я категорически отказывался, находя несоответствующим моим взглядам и достоинству службу у Унгерна».
«Хорошие отношения» Тизенгаузену потребовались для одной своеобразной сделки с белым генералом: Д.О. подготовил и отправил на имя пограничного китайского генерал-губернатора (с которым, вероятно, был лично знаком) «письмо относительно Унгерна». В ответ за эту услугу он рассчитывал добиться спасения нескольких еврейских семей – пленников белого генерала. Соглашение было достигнуто. Как свидетельствует сам Д.О., ему удалось спасти семьи беженцев А. Мариупольского, доктора Гауэра, Барановского, Лаврова, Витте и некоторых других.
16 сентября 1921 г. в Урге Тизенгаузен был арестован чекистами 35-й советской дивизии и доставлен в Иркутск вместе с пятью другими задержанными беженцами. Спустя два с половиной месяца, 9 декабря 1921 г. коллегия губчека под председательством М. Бермана вынесла ему приговор к расстрелу по нескольким пунктам обвинения: «содействие Унгерну в укреплении власти в Монголии, нелегальный переход полосы военных действий в 1919 г. на сторону Колчака, переход при ликвидации Колчака в Китай и Монголию».
Но исполнение приговора получило отсрочку. В конце сентября 1922 г. «дело Тизенгаузена» было передано в Новониколаевский губревтрибунал для дополнительного рассмотрения. Кроме того, активные меры для своего спасения принял и сам Д.О. Из тюрьмы он обратился за поддержкой к нескольким видным коммунистам – бывшим политическим ссыльным, с которыми у него в период пребывания в Якутске сложились вполне доброжелательные отношения. В трибунал вскоре поступило несколько показаний-ходатайств от влиятельных большевиков – Поплавко, Киселева, Ем. Ярославского. Но самым важным и располагающим к обвиняемому было обращение Председателя ЦИК Украины Г. Петровского. Учитывая эти обстоятельства, губернский суд (он заменил упраздненный трибунал) 17 июля 1923 г. принял решение о прекращении преследования.
С декабря 1923 года, после освобождения из заключения, Тизенгаузен поселился в Новониколаевске, где ему было предоставлено место заведующего канцелярией Южно-Алтайского мельничного предприятия, а затем - консультанта по финансово-экономическим вопросам в окрплане.
Постепенно жизнь налаживалась. По долгу службы Дмитрий Орестович довольно часто выезжал в отдаленные районы Сибирского края и как опытный наблюдатель фиксировал многие любопытные явления и факты из жизни «новой Сибири». Имея определенные литературные способности, он записывал свои наблюдения в форме небольших рассказов, а затем прочитывал их своим друзьям по вечерам, в духе той традиции, которая поддерживалась в среде русской интеллигенции. Вскоре, однако, путевые заметки оказались в руках ОГПУ, и барон вместе с его друзьями очутился за решеткой по обвинению в организации «антисоветской группы».
Записки барона Тизенгаузена представляют собой редкую и интересную архивную находку. Они дают богатую информацию для оценки советской действительности 20-х годов в сибирской глубинке. Детальная передача особенностей быта, поведения, языка и настроений крестьян придает запискам Тизенгаузена значение ценного мемуарного источника. Автор улавливает наиболее существенное: сложное и причудливое переплетение советского социального эксперимента с традициями крестьянской жизни. Через отдельные детали, диалоги, замечания и жалобы крестьян ему удается отчетливо отразить одну из самых специфических черт большевистской политики в деревне; а именно то обстоятельство, что нерасчетливое, а чаще всего просто бессмысленное внедрение в крестьянскую среду «коммунистических основ» превращает эти «основы» в карикатуру и полную противоположность замыслу. Крестьянство, показывает Тизенгаузен, не протестует против власти коммунистов, видя ее реальную и грубую силу. Но в основной своей массе оно настроено крайне скептически к «советизации» деревни, с которой ассоциировались многие злоупотребления и ущемление законных прав сельских жителей. Крестьянское недовольство проявлялось на каждом шагу и это не могло не отмечаться непредвзятым наблюдателем, каким предстает автор рассказов. Ясно, что записки такого рода не имели шансов попасть на страницы печати.
Из уцелевших и дошедших до нашего времени «Записок Тизенгаузена» мы публикуем несколько наиболее ярких рассказов, запечатлевших картину быта и нравов сибирской деревни 20-х годов при переходе её от традиционного уклада к советскому устройству. При обработке рукописей автора были учтены и сохранены все стилистические особенности первоисточника; внесены лишь неизбежные редакторские правки с учетом современной орфографии.
Как мы уже рассказывали, после вынесения внесудебного приговора коллегией ОГПУ в октябре 1927 г. к «трем годам ссылки в Сибирь» Дмитрий Орестович попал в Красноярск. Здесь он работал экономистом-плановиком в краевой конторе «Главконсерв», пока не началась очередная «чистка». В июне 1937 года его арестовали в последний раз, а в октябре тройка УНКВД по Красноярскому краю вынесла ему смертный приговор. 26 октября в 24 часа Д.О. Тизенгаузен был расстрелян. В этот же день в Красноярске был казнен и его 35-летний сын Эрнест Дмитриевич Тизенгаузен.