Литературно-художественный альманах

Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.


 

Выпуск первый

Виктор Вайнерман

ПОРТРЕТ НЕИЗВЕСТНОГО,

ИЛИ ОЧЕРК О

НИКОЛАЕ ВАСИЛЬЕВИЧЕ ФЕОКТИСТОВЕ

На многочисленных фотографиях – импозантный мужчина. Пышные усы. Волнистые волосы зачёсаны наверх. Красивые светлые глаза. Взгляд чуть исподлобья. На большинстве снимков добротно и весьма элегантно одет: прекрасно сшитый костюм сидит, как влитой, строгий белый воротничок, со вкусом подобранный галстук… Даже на тех фотографиях, где его одежда не столь изысканна – кепка, простая косоворотка, галифе, - он выглядит как удачливый предприниматель или знаменитый артист. Видно, что человек любил позировать перед камерой. Однако что-то в выражении его лица, во взгляде позволяет думать, что за привлекательной внешностью скрывалась тонкая, обострённо воспринимавшая мир душа, и все эти многочисленные снимки, как писала его современница Марина Цветаева, – обращение к потомкам, «с требованием веры и с просьбой о любви»…

Н.В.Феоктистов

Лицо Николая Васильевича Феоктистова мне знакомо давно. Но только теперь, когда передо мной его личный архив, я чувствую, как тает холод вполне естественного отчуждения от чужой жизни, угасшей в 1950году, и на мёртвом поле, разделяющем нас, появляются первые живые цветы…

«Красивости» - поморщится читатель. Хотя, быть может, именно так начал бы очерк о Николае Феоктистове сам Николай Васильевич Феоктистов. Он тщательно хранил автографы многих своих произведений, с удовольствием заносил их в богато оформленную рукописную книгу, где на кожаной обложке рядом с портретом автора и виньетками вытиснена его фамилия, а между надушенных страниц великолепной бумаги с набивным рисунком до сих пор лежат трогательные засохшие растения… Эффектный материал просит соответствующей стилизации текста. Герой очерка требует, чтобы мы разделили с ним его восхищение собой. Однако жизнь и творческая судьба этого человека не дают поводов для однозначных оценок. Однажды в дерзкой молодости он встал в оппозицию с правительством и церковью. Не успел войти во вкус, как все оппозиционные суждения вдруг стали самыми, что ни на есть государственными и официальными…

Стихи Феоктистова, выразившие настроения определённой части читателей, охотно печатали сибирские газеты. Десятки текстов за его подписью можно прочесть в «Семипалатинском листке», «Прииртышском крае», «Сибирской жизни», «Сибирском дне», «Омском вестнике» и особенно в «Омском телеграфе» (1908-1912 гг.). Первый (и единственный) сборник стихотворений Н. Феоктистова издан в 1913 году омским издательством «Печатное искусство». Он был назван лаконично и просто: «Стихи» Молодой автор отобрал для своей книги произведения, весьма характерные для поэзии декаданса. В поэзии тех лет преобладали упаднические настроения. Жизненный путь лирического героя книги, его прошлое и настоящее освещают «неясного солнца лучи». Его стихи – «песни скорби, песни ночи, песни грустные», адресованы читателю, занимающему, подобно юному герою, своё место «на башне из слоновой кости». Он совершает свой «тернистый, безрадостный путь», усталый, истомлённый в «последней предсмертной борьбе». «Жизнь в железных оковах» держит его, окружающие не понимают, «разбита любовь, как надежды, давно»...

Звуки песен моих непонятны для тех,

Кто не знал исступлённых мучений;

Звуки песен моих только вызовут смех

У того, кто не знал огорчений…

Но прекрасный образ Незнакомки не позволяет поэту погибнуть, ведёт за собой, манит, обещает награду. Читатели легко угадывали аллегорию. Камень, давивший на плечи, лежавший на сердце тяжким гнётом – жизнь в бесправии, под произволом и несправедливостью. Таинственный образ – свобода, великая борьба за равноправие и личное счастье для каждого…

Н.В.Феоктистов - студент

Николай Васильевич Феоктистов родился в 1884 году в городе Змеиногорске Алтайского края в семье почтово-телеграфного служащего. Учился в семипалатинской мужской гимназии, уже из 8-го класса которой был исключён… за организацию забастовки воспитанников гимназии против служителей церкви. В автобиографии Н. Феоктистов подчёркивает, что с ранних лет боролся с церковью. В 1923 году в нескольких номерах семипалатинской газеты «Степная правда» был напечатан стихотворный фельетон Н. Феоктистова «Три «святителя». В нём о деятелях, принесших в Степной край «слово божье» говорится с такой ненавистью и сарказмом, что невольно думаешь: а не был ли автор обижен церковнослужителями? Причем эта обида могла быть нанесена именно в детстве, поскольку оставила яркий и незаживающий след.

В сатирических стихах Феоктистова легко услышать боль за поруганный идеал. Он бичует пьянство, разврат и пристрастие к «золотому тельцу» попов и монахов, но в его фельетоне нет прямых выпадов против религии. Автор не ставил перед собой задачу разубедить верующего. Он лишь стремится при помощи сильнодействующего средства – сатиры – заставить его открыть глаза и уши: увидеть и услышать подлинные лица и голоса тех, кто несёт народу «слово божие».

Свою трудовую жизнь Н. Феоктистов начал в 1906 году с должности корректора и литературного сотрудника газеты «Семипалатинский листок». Первое стихотворение молодого литератора было подписано романтическим и легкочитаемым псевдонимом ФЕВАНИ (справа налево по слогам НИколай ВАсильевич ФЕоктистов). В 1908 году он - «корреспондент-сотрудник газеты «Омский телеграф» и «Сибирская жизнь» из Петербурга». С 1911 – секретарь газеты «Омский телеграф».

«Трудовой список» обходит молчанием интересный эпизод из жизни Николая Феоктистова. На снимке из архива – юноша в наглухо застегнутом мундире. На высоком воротнике и на плечах – красивые вензеля. Поворот головы горделив и энергичен. Молодое лицо привлекает одухотворённостью и выражением непокорности, вызова, сдержанной силы. Этот снимок хорошо прокомментировать цитатой из автобиографии: «В 1909 году поступил на Петербургские курсы имени Каракаша, но окончить их не удалось. В 1910 году пришлось, после выступления на одной студенческой сходке с чтением моей антирелигиозной поэмы «Благовещение», бежать из Петербурга в виду угрожающего мне ареста за богохульство».

Итак, снова Сибирь. Редактор «Омского телеграфа» Иосиф Маркович Познер приглашает его войти в штат газеты. А в 1913 году омское издательство «Печатное искусство» предложило читателям первую книгу Н. Феоктистова, названную лаконично и строго: «Стихи» (замечу, что она осталась единственной поэтической книгой Н.В. Феоктистова). В этом же году молодой писатель становится… секретарём комиссии по постройке Омского водопровода. Одновременно работает в газетах «Утро Сибири», «Омский вестник» и, конечно же, в «Омском телеграфе» и «Сибирской жизни».

Накануне войны 1914 года «в Омске организуется литературный кружок, - вспоминает Н.В. Феоктистов, - принять участие в котором приглашён, между прочим, и я. Организатором этого дела была группа омских литераторов во главе с Александром Ефремовичем Новоселовым, который и передал мне приглашение придти на организационное собрание, которое должно было состояться у одного из участников будущего литературного кружка – Березовского Феоктиста Алексеевича». Этот фрагмент воспоминаний Феоктистова обращает нас к старым фотографиям, известным в нескольких вариантах. Снимки были изготовлены в разное время и, возможно, в разных фотостудиях. Неизменным остаётся лишь состав участников: Артемий Ершов, Александр Новоселов, Антон Сорокин, Михаил Сиязов, Александр Соколов-Митрич, Феоктист Березовский, Николай Феоктистов. Есть снимки, датированные 1912, 1914 годом. Вскоре война разбросала всех в разные стороны…

Из автобиографии можно узнать, что 1917 год застал нашего героя в Омске, где он принимал деятельное участие в революционных событиях февраля и октября, работал в газете «Революционная мысль» - органе Совета Рабочих и солдатских депутатов, был редактором газеты «Вольный казак», которую издавал Совет казачьих депутатов. В 1918 году за агитационную и пропагандистскую деятельность Феоктистов арестован по распоряжению Временного правительства Сибири и за большевистскую направленность газеты «Вольный казак» приговорен к расстрелу. Совершив удачный побег из Омской тюрьмы, Феоктистов скрывается в степях Казахстана, ведёт там большую работу по организации партизанских отрядов для борьбы с бандами казачьего атамана Анненкова.

В мае 1920 года Н.В. Феоктистов вернулся к литературной деятельности.

Феоктистов и Забелин

… Мелькают даты, названия должностей, городов. С 1921 года Феоктистов был ответственным редактором губернских органов печати: «Степная правда» в Семипалатинске, «Красный Урал» в Уральске, «Советская степь» в Кзыл-Орда, «Степная звезда» в Петропавловске. На одном месте более полутора лет не задерживался. Наконец, в июне 1926 Н. Феоктистова «по личной просьбе» откомандировали в Москву, откуда, однако, он был снова послан на работу в Сибирь. В эти годы Феоктистов живёт в Новосибирске, где редактирует радиогазету, работает заместителем заведующего отдела печати Сибкрайкома ВКП(б), руководит ЛИТО, а затем – Сибирским отделом РОСТА. В 1928 году отозван в Москву и назначен заместителем редактора Центральной Рабочей радиогазеты. Был ли Феоктистов просто номенклатурной единицей, передвигаемой «от греха» или его направляли, напротив, туда, где трудно? Какие люди его окружали, и что его с ними связывало?

 

… Когда Галина Николаевна Феоктистова начала показывать фотографии отца, мне трудно было сохранить спокойствие. Одного за другим на старых снимках я узнавал писателей, так хорошо знакомых каждому, кто интересуется историей сибирской литературы. Леонид Мартынов – ещё совсем молодой, одетый в грубый свитер и ботинки с обмотками. Сергей Марков – в мятом костюме, с тросточкой, в шляпе, надетой чуть-чуть набекрень – сама непринуждённая элегантность, которой не добьёшься никакими ухищрениями. Николай Анов – весь напор, энергия, сила. Насмешлив и щеголеват Георгий Гребенщиков. Спокойны и доброжелательны Иван Ерошин и Евгений Забелин…

Феоктистов и Гребенщиков

Впечатление, что все лучшие писатели Сибири съезжались к Феоктистову, чтобы засвидетельствовать ему своё почтение и сфотографироваться на память… В этих снимках – особый смысл. Среди тех, кто рядом с Феоктистовым, нет «случайных» людей. Здесь лишь те, чьи судьбы впоследствии состоялись, чьё дарование не осталось незамеченным. Если вспомнить, что в 20-е годы, когда делались снимки, Н.В. Феоктистов занимает ключевые посты в ряде областных газет, заведует ЛИТО в Новосибирске, работает в отделе печати крайкома партии, то станет понятным, что для всех литераторов – он человек, с которым была связана возможность опубликоваться. А эта возможность давала надежды не только творческие, но и материальные: литераторам порой приходилось сидеть на вынужденной диете. Мимоходом замечу, что именно благодаря Н.В. Феоктистову Павел Васильев и Николай Титов получили деньги для поездки на «золотую разведку». Это была ощутимая материальная и творческая поддержка. Кроме того, отъезда из Новосибирска на время выводил богемствующих поэтов из-под сгущавшихся над их головами туч.

Николай Васильевич Феоктистов оказался умелым организатором, человеком с чутким слухом на талантливый голос. Кроме того, он обладал непобедимым чувством справедливости и желанием до конца бороться за её полное торжество. Именно эти черты многое определили в его жизни и дали возможность для сегодняшнего разговора о нём.

Феоктистов, Мартынов, Марков

О наличии организаторских способностей у Н.В. Феоктистова можно говорить не только гипотетически. Н. Анов в статье «Первый редактор» («Вечерняя Алма-Ата, 1972, 16 декабря), отмечает, что Н.В. Феоктистов «организовал САПП – Семипалатинскую ассоциацию пролетарских писателей», а в городе Петропавловске, где он редактировал губернскую газету, «он быстро объединил пишущую молодежь и выпустил литературный сборник «Звено».

В 1931 году исполнилось 25 лет литературной деятельности Н.В. Феоктистова. Эта скромная дата вызвала неожиданно много откликов. Николая Феоктистова поздравляли Николай Анов и Лев Черноморцев, Сергей Марков и Павел Васильев, Евгений Забелин и Леонид Мартынов, Михаил Алтайский и Иван Ерошин. Каждый из них указывает, где и когда свела его жизнь с Н. Феоктистовым. Перечень редакций мог бы занять страницу: они располагались от Семипалатинска и Новосибирска до Москвы.

Всеволод Иванов, автор «Бронепоезда 14-69», цикла партизанских повестей, романов и путевых очерков, писал в то время Феоктистову: «Я как омич особенно доволен видеть Вас по-прежнему любящим литературу и по-прежнему укрепляющим твердыни нашей печати. Вспоминаю Вашу работу в омском «Вольном казаке» и рад, что Вы, благополучно пройдя тяжелые этапы колчаковщины, принимаете сейчас активное участие в величайшей социалистической стройке».

О таких людях, как Феоктистов, к сожалению, мало пишут. О них мало знают люди, да, положа руку на сердце, сознаемся – не торопятся узнать. Куда интереснее познакомиться с судьбой выдающегося человека, обладающего ярким, блистательным талантом. У такого и судьба крутая, на поворотах искры летят, при ходьбе земля сотрясается – богатырь идёт. Но богатыри признаются богатырями, если рядом с ними люди послабее. Даже в сказке о трёх богатырях – помните – самый сильный лишь Илья Муромец, а остальные богатыри, хоть и сильны, но более берут другим: самый добрый и мудрый – Добрыня Никитич (имя-то какое), самый ловкий и изворотливый – Алеша Попович… И не были бы так известны скандальной славой и талантами ни Сергей Есенин, ни Павел Васильев, если бы вокруг них сплошь были бы Есенины и Васильевы…

Н. Феоктистов вовремя сумел осознать вторичность своей литературной одарённости по отношению к своим организаторским способностям. Думается, что его обращение к переводческой деятельности было связано с неким стремлением к первооткрытию для русскоязычного, как мы сейчас говорим, читателя произведений казахской литературы. Феоктистов увлекает переводческой работой своих друзей. В 1932 году издательство художественной литературы в Москве (ГИХЛ) выпускает сборник «Песни киргиз-казаков». В него вошли фольклорные произведения в переводах и литературной обработке Павла Васильева, Сергея Маркова, Леонида Мартынова. Николай Феоктистов, являясь составителем сборника, включил в него переведенные им с казахского «Сказ о кенисаре», «Черный ветер» и «Крестьянский начальник в ауле». Не зная текстов в подлиннике, не берусь судить о качестве переводов, сделанных Феоктистовым, но чтение заставляет перенестись в степь, услышать цокот копыт, гортанные голоса, звучание национальных инструментов и, что главное, передаёт настроение, которое хотел донести до слушателей старый певец-рассказчик.

Благодаря Феоктистову читающие на русском языке смогли прочесть поэму замечательного казахского поэта Сакена Сейфуллина «Кокче-Тау». Затем поэма была издана отдельной книгой в 1938 году, а вскоре она уже изымалась из библиотек – автора объявили врагом народа.

Не всё было гладко и в судьбе Николая Феоктистова. Дыхание времени обожгло и Феоктистова. Его исключили из партии во время «очистительной» кампании 1930-х годов. Но тогда всё обошлось. А в середине 30-х тучи нависли над старшим сыном Николая Васильевича – Юрием. В архиве Феоктистова – копии его заявлений, посланных в разные инстанции. Битву за сына Н.В. Феоктистову выиграть не удалось. Отсидев пять лет, Юрий Николаевич выходит на свободу перед самым началом войны. Есть снимок, где отец и сын перед новой разлукой. Сыну идти на фронт, отцу отправляться в эвакуацию. Здоровье его подорвано. Кто узнает в этом усталом старике прежнего вальяжного красавца с кокетливо подкрученными усами… В Самарканде, знойном городе Средней Азии проходят нелёгкие для Николая Васильевича годы. Трудно с питанием, одеждой, жильем. Среди документов архива Феоктистова – письма группкома писателей с просьбой выдать Феоктистову и его семье необходимую обувь, продукты, деньги.

Находясь в эвакуации, Н. Феоктистов чувствовал себя во втором эшелоне действующей армии. Здесь не было вооруженного единоборства с врагом, но здесь оружием становилось слово. Со всей страстью поэта Феоктистов включился в эту политическую работу, зная, что на фронте сражается его сын.

«За время своего двухлетнего пребывания в Самарканде писатель Н.В. Феоктистов, несмотря на свой возраст и тяжелые бытовые условия, много и успешно работал, - читаем в характеристике, выданной Феоктистову Оргбюро Самаркандского группкома писателей. – За этот период времени тов. Феоктистов написал до двадцати оборонных стихотворений, десять рассказов, несколько сказок для детей, одну одноактную пьесу и повесть «Степная жакерия» на материале казахского восстания в 1916 году. Со своими активными боевыми и оборонными произведениями тов. Феоктистов выступал по радио в Самарканде и в Ката-Кургане, на литературных вечерах и утренниках на заводах, фабриках, в кооперативных артелях, детдомах, госпиталях и воинских организациях Красной Армии. Особенно интенсивно тов. Феоктистов работал в 1943 году, когда по командировкам Самаркандского обкома КП(б)Уз выезжал с бригадой советских писателей в районы Самаркандской области и провел свыше пятидесяти выступлений в совхозах, МТС и колхозах области в дни уборки хлебов. Всего в активе тов. Феоктистова более 250 литературных выступлений.

Кроме того, тов. Феоктистов активно работал в организации степных газет и выпуску боевых листков на Самаркандской шелкопрядильной фабрике и на Самаркандском хлебозаводе № 2. Некоторое время тов. Феоктистов был членом Бюро Самаркандского группкома писателей, а в августе 1943 года Самаркандским областным отделением Союза советских писателей принят в члены Союза советских писателей». Председатель Бюро группкома советских писателей Самарканда Е. Андреева Секретарь бюро группкома В. Маринюк».

Среди его бумаг – многочисленные справки. Например, о том, что Феоктистов выступал с беседами в детприёмнике НКВД. Не для этих ли обездоленных детей, над судьбами которых надругалось время, Николай Васильевич пишет сказки – их много в его архиве. В них живёт вера в справедливость. Она должна восторжествовать, лишь только будет разгромлен фашизм. Феоктистов читает свои стихи – о Гастелло, о матери, которая ждёт сына с фронта…

В 1944 году Н.В. Феоктистов с семьёй возвращается в Москву. Он работает над своими воспоминаниями, ради которых отложил в сторону все другие дела. Среди отложенных «на потом» рукописей был почти завершённый очерк о Ф.М. Достоевском, его отъезде из Омска и первых годах жизни в Семипалатинске. Очерк этот так никогда и не был напечатан. На сегодняшний день его публикация уже невозможна – реконструируются взаимоотношения, чувства и настроения друзей Достоевского, о которых существует сейчас небольшая, но ёмкая по содержанию научная и популярная литература. Если бы очерк Н.В. Феоктистова появился в те годы – он стал бы первым опытом самостоятельного художественного осмысления сибирского периода жизни Ф.М. Достоевского. О том, что происходило с автором «Бедных людей» в Сибири, Феоктистов задумывался давно. Именно он впервые поведал читателям трогательную историю романа рядового солдата Достоевского и милой семипалатинской калашницы Лизаньки.

В 1908-1909 годах, вернувшись после недолгого учения в столице в Сибирь, он часто бывал в Семипалатинске в доме Никитиных. Здесь он случайно узнал, что «Елизавета Михайловна Неворотова, добродушная, молчаливая и, кажется, набожная старая дева», которой в то время было 70-72 года, была знакома с Достоевским и, более того, «с любовью и светлой памятью о нём» хранила «объёмистую пачку его писем». Феоктистов выяснил, что Достоевский познакомился с «Лизанькой» Неворотовой в 1854году. Тогда она была красивой молодой девушкой, на плечах которой лежала забота о младших сестрах. Лизанька зарабатывала себе на жизнь тем, что на семипалатинском базаре продавала хлеб с лотка. Достоевский стал её постоянным покупателем. Постепенно между ними, как пишет Феоктистов, установились отношения, перешедшие «скоро в тесную дружбу, скрепленную чувством, быть может, ещё более сильной сердечной привязанности».

Елизавета Михайловна говорила Феоктистову, что Достоевский любил её. «Не следует забывать, - подчеркивает он, - что в эти годы Достоевский был исключительно беден и трагически одинок, и нет ничего удивительного, что его потянуло к этой, полюбившей и, может быть, приласкавшей его красивой девушке». Вскоре Достоевский познакомился с М.Д. Исаевой, и встречи с Лизанькой прекратились. Однако «милая Лизанька» на всю жизнь осталась верна своему чувству к Достоевскому и не вышла замуж. До самой смерти сберегла она письма, говорившие об отношении к ней Федора Михайловича. Неворотова завещала письма Ф.М. Достоевского Феоктистову. Но в годы гражданской войны они погибли. Феоктистову очень хочется отыскать эти уникальные документы. Воспоминание о том, как бережно хранила Елизавета Михайловна «серую стопку исписанной бумаги», перевязанную «отцветшей от времени голубой ленточкой», о «небольшом кованом ларце», в котором она прятала своё сокровище, не забывается. Вновь и вновь бывая в Семипалатинске, он ищет следы семьи Никитиных и пытается узнать о судьбе родственников Елизаветы Михайловны. В его архиве есть дневниковая запись: «Я посетил Семипалатинск в конце мая 1929 года. Продолжая мои поиски писем Ф.М. Достоевского, зашел к Н.М. Губенко, который был женат на племяннице Е.М. Неворотовой Зое Степановне Лутохиной (бывшей Никитиной). Здесь я надеялся найти какие-нибудь следы писем и достать фотографическую карточку Е.М. Неворотовой». Запись обрывается. Судя по тому, что в архиве нет ни фотокарточки, ни дополнительных сведений о знакомой Достоевского и их переписке, можно сделать вывод, что визит Феоктистова в дом Никитиных на этот раз был безуспешным. Но подлинный смысл записи – вовсе не в констатации факта, указанного в тексте. Дело в том, что З.С. Губенко-Лутохина-Никитина писала Феоктистову – в его архиве есть письмо от неё. Она подтверждала, что переписка Неворотовой и Достоевского погибла. Кроме того, по-своему рассказывала о содержании писем Достоевского и, следовательно, взаимоотношениях Достоевского и Неворотовой. Отчего же Феоктистов вновь словно не замечает существования этого письма? Подчеркиваю – вновь – потому что история взаимоотношений Достоевского и Неворотовой была поведана Феоктистову дважды. Но он, рассказывая читателям о знакомстве упомянутых людей, строит свой рассказ на версии, изложенной в письме от другой племянницы Неворотовой – Нины Готфридовны Никитиной. В её изложении отношения Достоевского и Неворотовой были лишены острых углов и укладывались в рамки обычной провинциальной амурной истории.

Умение выделить главную задачу публикации, отбрасывая второстепенные моменты – свойство Феоктистова – автора статьи о пропавших письмах. Так, в авторской позиции явно чувствуется конъюнктура. Но автор идёт на это ради того, чтобы была заявлена тема. Это для него важнее. Действительно – он не позволяет себе даже досады в адрес нерадивых сыщиков, уничтоживших письма Достоевского. Вместо этого нам преподносится сладкая история с завершением её «в дебрях» таинственной организации под названием «Губтрамот». А ведь напрашивается-таки дерзкая мысль: если бы вовремя попытаться рассказать историю с письмами согласно З.С. Губенко – могло ведь оказаться, что переписка Достоевского и Неворотовой жива, не уничтожена, может быть найдена… Правда, могло статься, что автору статьи головы не сносить, но об этом думается во вторую очередь…

От досады на Феоктистова один шаг до активного поиска… Право, не следовало бы так подробно останавливаться на этой статье, если бы в ней не отразился характер автора… Он был человеком, наделённым разнообразными способностями: поэт, журналист, хороший организатор, редактор – вот работа, которую он выполнял всю свою жизнь. Ему не были свойственны ни зазнайство, ни высокомерие, он не искал высоких постов. Принципиальный человек, он был добродушным, остроумным собеседником, хорошим товарищем для молодых и старых. Друзья любили его, и, шутя, подтрунивали над его склонностью к романтике, над его поведением в быту и мелкими привычками. Увы, после смерти Феоктистова кое-кому из них не хватило чувства такта…

Николай Иванович Анов две работы построил на воспоминаниях о Феоктистове. Если одна из них – статья «Первый редактор» - содержит много неизвестных биографических фактов, тёплых слов о Феоктистова, то в своём романе «Пропавший брат» Николай Анов создал некий карикатурный шарж на Феоктистова. Нетрудно догадаться, кто выведен в образе писателя Мирона Мироновича Феокритова. «Невысокого роста, слегка полноват, носил зачесанные назад русые волосы. Серые, обшитые кожей галифе, френч, блестящие коричневые краги, белая полотняная фуражка, закрученные усы, кожаная полевая сумка, висевшая на узком ремешке через плечо, придавали ему полуспортсменский, полувоенный вид. И только полотняный зонтик под мышкой делал его похожим на художника». Н. Анов откровенно высеивает как внешность Феоктистова, так и его увлечение судьбой Достоевского, его Феокритов тоже пишет о Достоевском. В Семипалатинске у него есть знакомая, хранившая «семьдесят лет письма Федора Михайловича, о существовании которых не знал ни один человек в мире». Н. Анов прошёлся и по стилю статьи Феоктистова о пропавших письмах, в которой автор, стремясь донести до читателя свою горечь (он держал в руках драгоценные письма – и вот они пропали), рассказывает, чтобы хоть как-то компенсировать утрату, где и как они хранились, как выглядели. «Письма хранились, - пишет он, - в секретной шкатулке великоустюжской работы», «с морозом по жести». В шкатулке – «23 секрета, и хранится она в большом сундуке». Фантазию Анова ничто не сдерживает – и вот Феокритова арестовывают при попытке захватить письма Достоевского… В образе писателя М. Феокритова Н. Анов высмеял излишнюю чувствительность и восприимчивость некоторых людей – черты, особенно заметные в эпоху, когда тон задают люди жёсткие, яростные, бескомпромиссные. К последним Анов, несомненно, относил себя, а к «гнилой интеллигенции» - Феокритова и его прототипа, своего «старого друга» Николая Васильевича Феоктистова. «Сердце, - сказал Феокритов, опуская веки и приложив руки к груди. Тут все посмотрели на Мирона Мироновича, на его портфель, в котором, казалось, было спрятано ведро, на великолепные краги и пышные усы, слегка опушенные снегом. – Я еду в Москву, - торжественно объявил Мирон Миронович. – Меня вызывает сам товарищ Анатолий Васильевич Луначарский. Анатолий Васильевич узнал про калашницу Лизу и прислал телеграмму!» «Провожающие видели, как исчез зонтик, но никто не знал, что это тот самый зонтик, который спасал Федора Михайловича Достоевского от знойных солнечных лучей в пыльном Семипалатинске…» К счастью, Н. Феоктистов не прочёл «дружескую пародию» Н. Анова. Да и последний – увы! Не услышит эти горькие слова…

Ни долгое молчание о Николае Васильевиче Феоктистове в литературе, ни случайные балаганные выпады в его адрес не смогут стереть след, оставленный им. Когда мы называем имена Павла Васильева, Леонида Мартынова, Сергея Маркова, того же Николая Анова, мы не сможем обойти молчанием и Феоктистова. Без него не было бы и их. Останется в истории литературы его статья о пропавших письмах Достоевского – как легенда, очень похожая на быль, и ни пройти, ни отмахнуться от неё теперь нельзя. Останется пьеса «Степная жакерия», до сих пор неизвестная читателю. Пьеса, написанная по рассказам очевидцев восстания в Казахстане в 1916 году. Спустя 20 лет Н.В. Феоктистов рассказал об этом в журнале «Советское краеведение». Думаю, не без интереса читался бы сегодня и его очерк «По Северной Осетии», изданный издательством «Физкультура и туризм» в 1938 году пятитысячным тиражом. Останется в истории литературы сборник «Песни киргиз-казаков» как опыт братского сотрудничества литератур народов СССР, освященный участием в нём крупнейших поэтов страны – Павла Васильева и Леонида Мартынова, а также как образец качественного поэтического перевода. Останется и скромный, никому не известный единственный авторский поэтический сборник Николая Феоктистова «Стихи». Останется, потому что в искренности молодого поэта отразилось настроение, которое владело сердцами многих его сверстников.

Всё это даёт нам право повторить, прощаясь, имя этого человека, повторить, чтобы запомнить: Николай Васильевич Феоктистов