Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск пятый
Свет рампы
Автор пишет одну пьесу, актеры играют другую, а зрители видят третью.
Шарль Баре
Валентина Кизило
ЛЮСЯ, ИЛИ ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ МОСКВЫ В ПЕТЕРБУРГ
(пьеса в 2-х действиях, четырех сценах)
Страница 2 из 3
Люся. К ноге?
Герц. К ноге. И главное, никакой души, всё в себе одном, весь мир, сам по себе, никаких обещаний-обязательств! И ведь как миленькие!
Люся. Карабас.
Герц. Да. С плеткой. И вы – как шёлковые тогда! И даже с благодарностью, потому что умею презирать. А жениться, прикипеть – это, извините, не надо мне вас.
Люся. Барабас.
Герц. До свидания, решайте свои духовные и жилищные проблемы без меня...
Люся. Значит, война?
Герц. Суровость до полного уничтожения!.. Да что рассказывать, сама будто небитая? У тебя у самой такой же. Война.
Люся. Нет, у меня не такой.
Герц (смеется). Завёз в другой город и бросил, как кошку. Сбежал. И молодец.
Люся. Он не такой. Он по жизни нежный и беспомощный.
Герц. Мы все по жизни беспомощные. Все нуждаемся. Но скрываем. Потому что не будешь таиться – на шею усядетесь, ножки свесите, всех собак спустите... Я сам, знаешь, какой хрупкий внутри?
Люся. Хрупкий. Уязвимый.
Герц. Души мне рядом хочется?
Люся. Хочется души, всем хочется.
Герц. А подумаешь разве со стороны?
Люся. Невооруженным глазом видно.
Герц. Да ни за что!.. Так и надо, чтобы снаружи одно, а внутри своё, тайное...
Люся. А я скажу – скрыть нельзя! То есть можно, конечно, притвориться, но не до такой же степени, чтоб не разгадать при желании. Я сама перед зеркалом репетирую, с третьего класса...
Герц. Нет, ну посмотри внимательно на меня! Разве о чём догадаешься?
Люся. Сразу видно. Вы вот скрываете, наговариваете на себя, а глаза – в них всё написано.
Герц. И что там написано?
Люся. У вас замечательные глаза, Герц. Добрые. Глубокие, калеченные... ранимые глаза, с тоской. Не глаза, а бездна... Если честно, я, как только увидела, споткнулась на ваших глазах, и ещё на этих вот девичьих ресницах...
Герц (смущенно). Ну уж и девичьих...
Люся. Длинных, как крылья бабочки! Ах! Взмах! И пыльца! Что же могут скрыть крылья бабочки? Доброту скрыть нельзя, она, как слёзы, наружу...
Герц. Да нет. Я волк. Одинокий волк. А вы нам капканы расставляете. По всей стране. По всем городам.
Люся. Волки, ха! Да вы знаете, что волки добрые и умные, умнее нас? Я пока по городу вашему в ожидании избыть слонялась, в музее Арктики видела. Там волк стоит и улыбается.
Герц. Так то муляж. Музейный экспонат.
Люся. Мне объяснили, они все такие.
Герц. Какие?
Люся. Улыбчивые. Потому что много пережили и понимают ну буквально всё!
Герц (помолчав). В Москву, говоришь?
Люся. На работу завтра. Вы улыбнитесь, Герц.
Герц. А муж у тебя есть?
Люся. А муж меня бросил.
Герц. Все-то тебя бросают. Требовательная очень?
Люся. Что вы! Я давно снизила уровень до пола, никаких требований. Кроме улыбки.
Герц. Но если тебя бросают, значит, с тобой неуютно. Если б с тобой комфортно, никто бы не разбрасывался. От хорошего не уходят, я знаю.
Люся. Значит, если я некомфортная, то пешком до Москвы? (Поёт.) «Я буду долго гнать велосипед!..» А?
Герц. Ты у меня спрашиваешь?
Люся. Так больше не у кого, Герц.
Герц. Навязываешься?
Люся. Как сказать...
Герц. И во всём городе никого-никого?
Люся. Кроме вас, Герц. Такое имя странное – Герц. Звучит как герцог, ну, будто не имя, а титул произносишь...
Герц (после напряженного размышления). В таком случае, ты будешь долго гнать велосипед, воробушек... Голодная?
Люся. Привыкла здесь. Как из Москвы выехала, так и привыкла, а дорога долгая, 600 километров, ехали и ехали. А я молчала, молчала, чуть не лопнула от безмолвия, аж в ушах шум: у-у-у-у-у! А он веселился за рулем, сиял, везя свой драгоценный груз...
Герц. Я спросил: голодная?
Люся. Наверное. Просто не успела подумать, некогда.
Герц (строго). Не перечить! Сидеть!
Уходит в будку. Как только он ушел, Люся вынимает зеркальце, пудрится, подкрашивает губы, улыбается, декламирует.
Люся.
Жили-были три мартышки,
Три мартышки ели книжки.
Мать их, мартышка, нисколько не злилась,
Наоборот – вместе с ними резвилась!
Ангел, видение, будет вам сказка:
Мама попросит у Герца колбаски!
Герц (возвращается с пакетом). Будем вместе обедать, раз ты так... свалилась из Москвы.
Люся. Вы не военный командир случайно?
Герц. Лётчик. Но давно спустился на землю.
Люся. Вы так выразительно скомандовали: сидеть! Я и обмерла.
Герц. Понравилось? С вами только так, иначе непорядок... Выпьешь? (Люся отрицательно качает головой.) Воля ваша. (Пьет из фляжки, достаёт из пакета еду, раскладывает.). Я посмотрел. Кавалер твой утром записался забрать машину, до одиннадцати.
Люся. Значит, помнит и придёт... А я глупая. По всему телу дрожь непроходимая...
Герц. Куда он денется, машина-то здесь? Но не обязательно сегодня.
Люся. Как это?
Герц. Потом доплатит, и нет проблем.
Люся. Выпью, пожалуй, немного... совсем чуть-чуть... Вы не подумайте только… (Выпивает.) Такое приятное знакомство, Герц. Спасибо. Ах, да. Я не представилась.
Герц. Красный кардинал.
Люся. Людмила Петровна.
Герц. За знакомство, Людмила Петровна. Воробушек маленький. Крылья-то в дороге помялись, в чужом северном городе.
Пьют по очереди из фляжки, вглядываются в друг друга.
А теперь я тебя кормить буду, галчонок. Открывай рот. (Люся покорно ест с ложки.) И что же ты, Людмила Петровна, совсем одна?
Люся. Одна. Как вырастила сына, так он меня безжалостно бросил вчера. Всю жизнь ему, для него... Левая ручка, правая ручка, покажи, малыш... Родимое пятно на левой. Такой свет светлый, чистый такой мальчик, впечатлительный. Чуткий, как ветра порыв. И тошнота... Это наша тайна, но вам я скажу: понимаете, его тошнит от жизни. От страха перед ней. Каждое утро тошнит, когда из дома выходить нужно... И от этого страха и ужаса его заносит, захлёстывает, уже захлестнуло, а никто понять не может, что то от тошноты... Как во время качки, метание такое: туда, сюда...
Герц. Это молодое тело гулять просится, а когда сдерживаешься, дичаешь. Вот и тошнит.
Люся. Правда? Вас тоже так тошнило?
Герц. Сына, пока не женился.
Люся. У вас, значит, тоже сын?
Герц. Один я.
Люся. Ваш сын тоже женился?
Герц. Выпьешь? (Пьёт.)
Люся. Выпью. (Делает глоток, поёт.) «Нарву цветов, и подарю букет той девушке, которую люблю...» Мой мальчик женится на первой встречной женщине с ребенком, и собирается дарить ей все букеты мира, понимаете?..
Герц. И пусть. Цветов на всех хватит.
Люся. Нет, вы только представьте, что ваш сын от тошноты жизни кидается к первой встречной и женится на ней в другом городе!
Герц. Не будем о моём сыне. Не надо трогать. Все женятся однажды. И твой пусть поживет.
Люся. Как это – пусть?.. Как вы не понимаете, что нельзя наших невинных, наших маленьких сыновей во время этой жизненной качки и неустойчивости так вот... отрывать от матерей.
Герц. Они не давали обета безбрачия.
Люся. Конечно, понять можно. Он красивый, ласковый, с руками, молодой, кожа нежная, прозрачная, дурачок... Кто же от сильного яркого тепла молодой жизни, от свечения откажется? Всякая хапнет ухоженного, отглаженного, начищенного, с неуверенной тошнотой, хапнет и разрушит на твоих глазах! Вы же вот сами говорили...
Герц. Ничего я не говорил.
Люся. А ты сиди и смотри, как его обольщают, и молчи, хотя внутри всё крутым кипятком закипает от несправедливости! Герц, не буду скрывать: я ненавижу эту женщину! Герц, пожалейте меня. Я никогда не полюблю её, я это осознала сразу же!
Герц. Это все матери так: думают, нет достойной пары для их замечательных сынов... А был бы с изъяном, с ранением, ты рада бы любой невестке. Взяла бы в помощницы.
Люся. Она мне не помощница! Она никто, никакая! Я сразу увидела, а он ослеплён, глаза закрыты и не видит, какая она кикимора пошлая... Я с ней десять часов, плечом к плечу, в замкнутом пространстве... и не о чем даже поговорить!
Герц. Ты о себе лучше думай. Ты красивая, яркая, молодая женщина. А сыны сами по себе.
Люся. Не хотите меня пожалеть?
Герц. Я объяснял уже, что волк. Не умею и нужным не считаю.
Люся. Я нуждаюсь.
Герц. Ты запомни на будущее: не люблю, когда меня склоняют и принуждают.
Люся. Все похожи, все одинаковы. Муж мой тоже жалости не знал. Жестокий пьяница был, пил и пил невыносимо, неостановимо. Дениске три годика, а он ему ключицу сломал, представляете? Малыш к нему с бабочкой подошёл, игрушка такая детская, бабочка с яркими подвижными крыльями, на колесиках... Подошёл малыш и ударил его этой бабочкой, в шутку, конечно... Это я научила, чтоб веселее: пойди, говорю, стукни папку по башке этой неземной красотой!
Герц. Бандитка какая.
Люся. Я умею воздействовать на людей. Вот на работе, например: как засмеюсь, так и все хохочут, никто не удержится... (Хохочет.) Заразительно, правда?
Герц. Ты уже показывала хохот. Что там с бабочкой дальше стряслось?
Люся. Бабочка, да. Ребёнку три годика, он подходит, маленькую свою ручонку поднимает и легонько так лежащего на диване папеньку по башке: бух! А тот как взовьётся, как схватит дитя, как заорёт!.. Ключицу сломал! Потом, правда, испугался, на руки схватил, прижал, такси, ночь, больница... До сих пор на погоду болит... Я вот всё думаю, Герц: может, из-за этой сломанной ключицы у него и энергии для жизни нет, а? От этого хребта переломанного, от всех этих ран и ушибов? А теперь эта гадина горло оплела, задушит... И десять часов подряд ей: Полинка то, Полинка сё...Именем заворожила, мымра болотная провинциальная...
Герц (напрягается). Полинка?
Люся (поначалу не замечая его напряжения). Полина! Полина Виардо, певица такая была, и Тургенев, писатель, из-за неё оказался на всю жизнь при чужом гнезде, у Полины свой дом, и муж, и концерты, и голос дивный, а он умирал в полном одиночестве, и сухотка ела, и спина болела, подняться не мог, лежать не мог... А теперь и мой мальчик! Покатался на каруселях, голова закружилась и... (Внезапно.) Я вижу, вам неприятно, что я так осуждаю Полину?.. (Герц молчит.) Я, может, лишнего наговорила сгоряча, показалась вам злой?.. Что вы так смотрите? Я вас обидела словами?.. Вы молчите, но я чувствую, как вы напряглись, и даже кормить меня перестали...
Герц (строго). Как ты здесь оказалась?
Люся (недоумевая) На машине приехала.
Герц. На какой такой машине?
Люся (игриво). На летающей тарелке. С соседней звезды упала.
Герц. А кавалер твой?
Люся. У меня нет кавалера, я звезда. У звёзд не бывает. Сейчас ни у кого не бывает. Ни мужей, ни кавалеров. Все врозь.
Герц (кричит). Не надо глумиться надо мной! Я запрещаю! Я предупреждал!..
Люся (испуганно). Да я нисколечко не смеялась, это у меня голос такой ядовитый, комнатные растения от звука погибают... Я больше не буду!
Герц (яростно). Не будешь что? Что ты не будешь?.. Тёртый я, знаю! Ты ведь не случайно ко мне подошла?
Люся. Не случайно.
Герц. Тебя подослали?
Люся. У вас взгляд добрый, я робела, а потом и подошла, спросить... А нельзя было? Вопрос задать?
Герц. Вопросы задаю я, а ты отвечай! Ты все это специально подстроила?
Люся. Что?
Герц. Сама знаешь, не прикидывайся!
Люся (жалобно). Просто волк и ягненок какой-то получается... Не понимаю!
Герц. А я тебе объясню, если ты такая непонятливая овца! Ишь, сжалась, не понимает! Я тёртый, я понимаю! Со мной не пройдёт! Пришла, прикинулась, заманивает в сети... Причём до такой степени, что готов был поверить! И даже пожалеть! Но вы себя, Людмила Петровна, выдали!
Люся. Я?
Герц. Себя! Выдала!
Люся. Вы сами виноваты! Кормить стали с ложки, расспрашивать... Я доверилась... Когда тебя ласково кормят так, невольно выложишь всё, что кипит... Хотя я о себе никому, никогда, даже на работе о своём молчу!.. Вы сами позволили быть откровенной и доверчивой... Как в поезде со случайными попутчиками... И теперь сгораю от стыда, что раскрылась!
Герц. Гори, гори, сгори совсем!.. Надо же сочинить: мужик, мол, завёз её из Москвы и кинул одну без средств, голодную! Беспомощной прикинулась! Овца!
Люся (холодно). Мне кажется, вам доставляет удовольствие повторять, как я всеми брошена. Вы это уже в третий раз…
Герц. Да я тысячу раз готов! Кому ты нужна такая?
Люся. Я такая вот.
Герц. Лживая! Нарядилась, обольщает, как быка красной тряпкой!
Люся. Насколько я помню, мы с вами не договаривались на «ты». Заметьте, я держу дистанцию, а вы распоясались!
Герц. Потому что я вам действительно поддался. Людмила Петровна. На ваши глаза, и речи, чары и уловки купился. Чуть было не протянул руку помощи навстречу, чуть ключ от собственного дома не вручил с сердцем в придачу, вот до чего у нас с вами дошло, вот что обидно. Уши развесил. Вы так правдоподобно лгали: мальчик с тошнотой и переломанной ключицей, бабочка, ресницы, Полина Виардо, умирающий писатель Тургенев...
Люся. Повторю ещё раз: вела себя неосмотрительно. Доверилась. Каюсь.
Герц. А потом проговорились: никакого кавалера у вас и нет.
Люся. Вам-то что?
Герц. Да мне дела нет! Только в душу ко мне не лезьте таким вот хитроумным способом, иезуитским! Запомните: я никого не собираюсь пускать в свою жизнь, мне и одному очень даже неплохо! Я доволен!
Люся (царственно). А мне ваша жизнь и не нужна… Идите в свою будку, лётчик с нелепым именем Герц, и сидите там, соблюдайте порядок на земле!
Герц. А это не ваша забота. (Собирает остатки еды в пакет.) И даже имя моё забудьте! Москвичкой прикинулась! Знаем мы вас, москвичек ушлых заезжих! (Уходит.)
Люся (одна, вынимает зеркальце, смотрится). Хам! Неврастеник! Земной летчик! Имя его забудьте! Да на черта ты мне сдался? У меня жизнь в сыне, никакие Герцы мне не нужны, герцы-мегагерцы-милигерцы... Полина – это имя, да. Полину я не забуду. Это гангрена души. Появилась и всё у меня отняла, всё разрушила, нечем жить... Деня, сынок! Я тут униженная со всех сторон сижу, а ты обо мне... забыл, да? Никогда не забывал, заботлив был, нежен был, добр ко мне, а появилась Полина – и ты забыл? Приворожила? Булавку она тебе воткнула в волосы, что ли? Ненавижу Полину, я её ненавижу... Хоть бы на часок к матери отпустила, сука, так нет же, вцепилась, впилась в молодое необласканное тело... (В небо.) Бог, а, Бог! Сделай так, чтоб он бросил эту Полину! Я не хочу её, я чувствую, что будет нам с ней горе... Сделай так, чтобы ничего у них не получилось, чтобы он на ней не женился... А ещё лучше сделай, чтоб она провалилась куда-нибудь! Ты слышишь, Бог?!!
Герц (появляясь). Вы ещё здесь, Людмила Петровна? (Люся молчит.) Язык проглотили?
Люся. Вас больше не существует. Я закопала в ямку ваше нелепое имя.
Герц. А я живучий. И что вы здесь делаете, обломавшись?
Люся. На лавке сижу. Богу молюсь.
Герц. Ждёте кого?
Люся. Жду.
Герц (торжественно). Не дождётесь!
Люся. Не каркайте. Вы не можете знать.
Герц. Потому что нельзя дождаться того, кого нет. Кого вы из своей головы выдумали. Не буду кривить душой – вы, конечно, женщина эффектная, яркая, с фантазией. Если не спохватишься, вы до смерти можете заразить своими сказками, как Шехерезада!
Люся. Это вы говорите, а я молчу. Вы.
Герц. Подозреваю, что и сына у вас никакого нет.
Люся. Как это нет?
Герц. Просто. Вы под мою биографию подстраивались. Приём такой.
Люся. Сдалась мне ваша биография.
Герц. Уж не знаю, кто вам рассказал. Вы и выдумали. И про сына. И про Полину. А на самом деле никого у вас нет.
Люся (кричит). Пошёл вон, болван!!!
Герц (радостно). Угадал? Угадал! Нет у тебя сына! Никого нет! Ловить меня пришла, а сама же и попалась!
Люся. Не сметь! Сын мой! Мой! Вон он сейчас придёт, и увидишь, окаянный...
Герц. Как же, сейчас на крыльях из Москвы примчится! Ты ведь москвичкой вроде продекларировалась?
Люся (не слушая его, продолжает)... какие бывают красивые сыновья! Думаете, он бросил меня и забыл? (Хохочет.) Нет, мой сын не из таких! Он чувствует меня, он знает, как я жду, и никакие Полины в мире не остановят его, не задержат в пути... И если я жду своего сына, значит, дождусь!
Герц (растерянно). Сына? Ты здесь... сына ждешь?
Люся (торжествующе). Сына! Машина-то чья стоит? Наша! Он обещал меня в Москву на работу доставить, когда мы прощались тут вчера? Обещал! Так и будет, я знаю! Мне Бог с неба ответил!
Герц. А я думал – ты кавалера ждешь... Значит, сына? С ключицей? Правда?
Люся. Ха! А ты думал, чужого дядьку? Сына, он мой, он сын!
Герц. Я... да, думал. Ты сама сказала – кавалера.
Люся. Да я сроду мужиков не ждала! Я как царица Тамара – гордая! Никого не жду!.. Не дождётесь, чтобы я ждала!
Герц. Извини… А я так понял, ты на меня глаз положила... Ну, такой способ приблизиться изобрела... Я ведь волк, вот ты и подошла издалека, чтоб не спугнуть...
Люся (смеётся). Чтобы я да приехала из Москвы в Петербург на автостоянку обшарпанную жениха ловить?
Герц (робко). Ну да. Подумал, выведала биографию мою, подробности жизни, что один, квартира... И явилась.
Люся (смеется). А я понять не могу: то с ложки кормил, а потом как разобидится! Раскричится!.. Волчище!
Герц. А что я должен подумать был? Понимаешь, слушаю тебя, и как-то слишком много совпадений... Будто обо мне всё, про мою жизнь... И чем дальше, тем острее... Ну не может же так быть! Вот и заподозрил обман, уловку...
Люся. Да на что вы мне? Разве только сторож машины моей, места встречи с сыном моим...
Герц. А Полина? Откуда взялась?
Люся (плачет). На каруселях познакомились, закружились, в один день свершилось, женщина с ребенком, поженятся. Головушку юную слабую околдовала... Булавку вколола, и память потерял, разум потерял…
Герц. Значит, и Полина здесь?
Люся. Да не знаю я, где! Пусть хоть на телеграфном столбе, нам её жилплощадь не нужна. У нас всё своё есть, чужого не надо вовек!
Герц. Ты не плачь, ты что это?.. Не плачь. Слышишь меня?
Люся. Я не плачу. Это так... Тушь потекла. Синяя, как небо... Хожу в вашем Петербурге нечёсаная, немытая, существую, путешествую по закоулкам... Плохо выгляжу, да? Жалкая?
Герц. Ты будешь слушать или тебя по башке бестолковой стукнуть?
Люся. Стукнуть, да... Стукнуть по башке.
Герц. Вот тебе ключ, садись на метро и поезжай ко мне пока, отдохни, приведи себя. Смена кончится – разберёмся.
Люся. Мне ни на шаг отсюда нельзя. Я на карауле.
Герц. Я покараулю, а ты бери ключ и топай. Вот адрес. (Пишет и подает бумажку.)
Люся. Я даже не знаю...
Герц. Ты знай одно: молчи. Всё остальное за тебя знать буду я. Согласна? Пенсия приличная, жилье. Не пропадёшь, если прислонишься.
Люся. Это предложение?
Герц. А чего медлить?
Люся. Но я никогда ещё... не прислонялась... Я не умею...
Герц. Ты ещё не жила, воробышек... Отдохнёшь, куплю билет, отвезу тебя в Москву. И не думай ни о чем. Думать буду я.
Люся. А сын? Дениска?
Герц. Не пропадёт, не маленький. Пора оторваться... И потом. Ему сейчас не до тебя.
Люся. А вам до меня? Я вам нужна? Зачем?
Герц. И я тебе нужен, и ты мне нужна. Я потому и разозлился, что уж очень ты оказалась такая... для меня.
Люся. Для вас?
Герц. Такой московский воробышек... по сердцу...
Люся. А сыну я не нужна?
Герц. Ты ему нужна потом. Как надежный тыл. Вместе и обеспечим тыл ему.
Люся (блаженно). Я, конечно, утру кровавые раны его своим сердцем, утешу, прижму к себе, как в детстве, вот так! (Обнимает Герца, плачет, смеётся.) Вот так, да? К ноге!.. Послушай, а я действительно вам... тебе… так сразу понравилась?
Герц. Смешная ты. И жалко.
Люся. И ты будешь обо мне заботиться?
Герц. С ложки буду кормить!
Люся. А знаешь, я ведь плохо готовлю.
Герц. Я сам тебя накормлю.
Люся. А ты говорил, что волк.
Герц. Все мы волки и волчата... Иди. Как выйдешь из метро, сразу наискосок дом зеленый, вторая лестница, четвёртый этаж. Иди, отдыхай пока. Я скоро.
Люся. А если уйду, сын меня не осудит?
Герц. Ты не его собственность, запомни. Запомни, ты должна жить своей отдельной жизнью. А он – своей отдельной, какая есть... Не щенок на поводке. Пора отпустить. Всё поняла? Ну, ступай. Не думай ни о чём. Я разберусь.
Люся (благодарно). Как ты скажешь, так и будет... Я так устала сама, Герц...
Герц. Хочу вернуться домой, и чтоб ты меня встретила.
Люся. Я ушла ждать тебя! (Уходит и тут же возвращается.)
Герц. Что такое? Так ты выполняешь приказы?
Люся (испуганно) Он идёт! Дениска... Он идёт! Ой, Герц, что делать? Что мне делать?
Герц. Ничего не меняется. Я тебя ночным поездом отвезу, утром будешь на своей работе... Ну, что ты дрожишь?
Люся. Как лист перед травой, как зверь перед охотником... Ты ему пока ничего не говори обо мне, о нас... Я сама!.. Я спрячусь, вот что! И будто мы с тобой незнакомы, и меня здесь не было никогда!.. Пусть не думает, что жить без него не могу, что глаза выплакала... синей тушью крашенные...
Люся прячется. К скамейке подходит Денис. Осматривается, садится. Закуривает.
Герц. За машиной?
Денис. Что? А, да.
Герц. Серый «москвичонок»?
Денис. Да.
Герц. Хорошая машина.
Денис. Хорошая машина уход любит. Помыть надо. (Уходит к машине.)
Люся. Видел? Кудри атласные, мальчик мой. Пришёл! Вспомнил о матери!
Герц. И долго ты в засаде сидеть будешь?
Люся. А пусть теперь он понервничает, помучается, как я ждала... Растерялся, что меня нет, ты заметил? (Счастливо смеётся.) Я ж говорила, не может он забыть обо мне... Это он только с виду такой суровый, неприступный, а на самом деле... кисель! В детстве стихи мне сочинял: «Жили-были три мартышки, три мартышки ели книжки...» Талантливо, правда?
Герц. Подурачилась, и хватит. Выходи.
Люся. А ты заметил, что мальчик мой невесёлый? Ничего у них с Полиной не вышло, я чувствую! Обычно, когда любовь обрушивается, человек светом светится-наливается, и на голове корона сияет... А в нём нет света. Да и откуда? Ну, покатались на каруселях. И только.
Герц. Он сам по себе, а ты со мной. До ночного поезда. Я тебя отвезу. Всё уже решено.
Люся. Герц, ты серьёзно делаешь мне серьёзное предложение?
Герц. Тебя за руку вытащить и отшлёпать? Я же тебе ключ дал от квартиры, куда серьёзнее!
Люся (после паузы). Я, конечно, человек благодарный, ты не думай, я... Мне на работу завтра, и... Я ведь ответственно отношусь... Нельзя же ребёнка ошеломлять... Как гроза... Ни с того ни с сего в гости к незнакомому человеку до ночного поезда, что он подумает? Мать должна быть непогрешима, как у Цезаря, я читала... (Выходит из укрытия.) Ты не вмешивайся, я сама всё скажу, сама... Возьми ключ, и вот, на всякий случай, мой телефон в Москве (отдаёт)... Учти, мы незнакомы, я будто только что появилась... Так эффектнее... Ты только не вмешивайся, прошу!.. А, увидел меня... Идёт ко мне сынок мой, свет мой. Волнуется...
Денис (подходит). Сколько можно ждать?
Люся (беспечно). Давно ждёшь, Дениска?
Денис. Вечность. Поехали.
Люся. А я увлеклась в Эрмитаже, атлантов смотрела, Амура и Психею, малахитовый зал... Всего не успеть за день. Может, ещё погуляем? А вечером поедем?
Денис. У меня дел много.
Люся. А я могу ночным поездом уехать, Деня...
Денис. Тебе на работу, забыла?
Люся. Заботливый! (Герцу.) Здравствуйте! А мы... уезжаем вот.
Герц. Слышу.
Люся. Нам просто в Москву нужно. А город у вас замечательный. И люди отзывчивые, и погода прекрасная, и волки улыбчивые, и никаких ненастий... Я благодарна (кланяется).
Денис. Ты когда-нибудь сядешь в машину?
Люся. Не кричи на меня!
Денис. Сейчас один уеду, будешь знать!
Люся (медленно). Деня, Полина тебе отказала?
Денис. Считаю до трёх!..
Люся. Должна же я знать... Отказала, да?
Денис. Согласилась! Заявление подали! Что тебе ещё рассказать?
Люся (Герцу, растерянно). Согласилась, и он такой мрачный... И что же теперь будет?
Денис. Так ты едешь или нет?
Люся (Герцу). До свидания!
Герц. Прощайте, Людмила Петровна! (рвёт бумажку, которую дала Люся).
Конец первого действия.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена третья. Петербург
Полгода спустя. Квартира Полины, по всей квартире – воздушные шарики, и под потолком, и на полу.
Денис (одевается). Тоскливо как-то... Погуляю.
Полина. Уходишь?
Денис. Если мать позвонит, скажешь ей...
Полина. Вот сам и скажи... Не ходи, Денис. Дождь хлещет.
Денис. Она не позвонит. Гордая.
Полина. Сам позвони. Если так беспокоишься.
Денис. Я не беспокоюсь.
Полина. Всё о ней да о ней, как маленький.
Денис. Зачем мне думать о ней? Мне и без неё прекрасно. Без неё спокойно. Просто знаю её характер... Потому странно, что не звонит. Вот и всё. Ладно, ушёл.
Полина. Там дождь, слышишь, стучит? И ветер.
Денис. И пусть. Душно здесь у тебя.
Полина. У нас, Дениска.
Денис. Как на адской сковородке. Ты хоть духовку выключи. Бесконечные какие-то сухари сушишь... К блокаде готовишься, что ли?
Полина. Потому что холодно, и ветер в окна. А они не заклеены. Давай, пока выходной у меня, утеплимся? Я ухо простудила, совсем не слышу. И болит голова от ветра.
Денис. До Эрмитажа дойду. Полгода живу, рядом, а атлантов так и не видел. (Напевает.) «Атланты держат небо на каменных руках...»
Полина. Мы ходили с тобой в Эрмитаж, не помнишь?
Денис. А атлантов не видел. Как заколдованное место. Хочу, а забываю, теряюсь. Мать на один день приезжала, и то видела... Она молодец... Я пойду?
Полина. Да. (Ложится на диван лицом к стене.)
Денис. А ты спать?
Полина. А я плакать.
Денис. О чём?
Полина. О том, что я не похожа на твою мать... Мы с тобой почти не разговариваем. Наверное, просто не о чем... Разница в возрасте, другие интересы.
Денис. Я считаю, человек имеет свободу помолчать.
Полина. Если молчание угнетает, то не имеет. Меня угнетает, как ты молчишь со мной, Денис.
Денис. Полинка, я обыкновенно молчу.
Полина. Ты выразительно молчишь, артистично. Будто наказываешь меня молчанием, выжидаешь, как я поведу. А я от этого скукоживаюсь и... болею.
Денис. Хочешь честно?
Полина. Хочу.
Денис. Я думал, ты весёлая. Там, на каруселях, в Москве.
Полина. Здесь не Москва.
Денис (раздевается). Хорошо. Если хочешь, давай. Давай поговорим.
Полина. Полгода жду.
Денис. Я скажу. Ты... Ты не весёлая, нет. Мать моя весёлая. Живая, я привык. А ты нет. Она приходит и всё собой заполняет, всё пустое пространство... Понимаешь, с ней интересно.
Полина. А я для тебя неинтересна, да?
Денис. Я тебя хочу постоянно. Я тебя люблю. Не в этом дело.
Полина. Ты нас всё время сравниваешь. Не в мою пользу.
Денис. Не обижайся. Она и кричит, и глупости говорит, и цитаты бесконечные какие-то, но она тёплая вся...
Полина. А я холодная.
Денис. Ты... тяжелая, непонятная для меня, непробиваемая...
Полина. Купи мне шубку беличью. Я согреюсь, стану мягкой и теплой – утонешь в мехах моей нежности.
Денис. Куплю... Куплю, когда заработаю... Но когда ты с таким неудовольствием смотришь на меня, мне хочется скрыться, убежать, не быть!
Полина. Беги. Я тебя не держу. Беги!
Денис. Куда бежать-то? Ты моя жена. У меня и нет никого, кроме тебя... Куда я побегу?
Полина. В Москву, к маме.
Денис. Мне хорошо с тобой, ты не думай. Только дни стали какие-то тусклые. Климат, что ли, у вас тут такой? Небо давит?
Полина. И климат. И Людмилы Петровны рядом нет. Ты не привык.
Денис. У неё есть манера такая – дни раскрашивать красками, дурацкая такая привычка, как отец ушёл... А теперь и думать обо мне забыла, выпроводила в другой город с тусклой погодой, и не звонит, не пишет... Но не в этом дело! Мне с тобой хорошо, Полинка! Помнишь, катались на каруселях, и ты смеялась, и Машка рядом, и ветер брызгал?
Полина. Карусели – одно. А вместе завтракать – совсем другое. Особенно когда в доме булки нет...
Денис. А, вот она, опять разница! У вас, питерских, хлеба попросишь – вы черный подаёте, никогда белый. Белый для вас – булка. Смешно. Булка – это же что-то сдобное, сладкое... Булка! Никак не могу привыкнуть, извини.
Полина. Какая разница, чего нет в доме – нет хлеба, нет булки.
Денис. Да у тебя на три года вперед сухарей наготовлено!
Полина (настойчиво продолжает). Если ветер дует в окна, их надо утеплять, понимаешь? Всё просто. А ты бежишь, избегаешь, глаза прячешь... Наверное, я кажусь тебе слишком старой, неромантичной, приземлённой...
Денис. Я люблю тебя.
Полина. Да, я не похожа на Людмилу Петровну, и рада, что непохожа! Сухари сушу, да! Потому что борюсь за существование, за кусок хлеба, или, как ты любишь, булки, потому что никто не подаст, а у меня ребёнок на руках, и дни тусклые, ты говоришь... Потому они тусклые, что каждый день макароны, макароны, макароны! Людмиле Петровне, может, на это наплевать, а для меня важно и это! Быт, жизнь – как есть!
Денис. Ты меня упрекаешь?
Полина. Я тебе объясняю про тусклые дни.
Денис. Но я же работаю! Разгружаю по ночам!
Полина. Верно. Ты приносишь хлеб, я сушу сухари. И всё?
Денис. Я ищу работу, ты знаешь! Не складывается пока.
Полина. Можно всю жизнь прятаться за чужие спины и искать.
Денис. Хорошо. Я никуда не пойду. Давай клеить окна. Давай, если ты от этого повеселеешь. Если ты так хочешь.
Полина. Я хочу дружной жизни вместе, и чтоб никто не мешал.
Денис. Я тоже хочу вместе! Кто нам мешает? Когда я прихожу из своей булочной, ты уже спишь...
Полина. А что же мне делать? В четыре утра?
Денис. Я разгрузил горячий хлеб, пришёл, весь дрожу, зуб на зуб не попадает, раздеваюсь и ложусь рядом, хочу согреться твоим теплом, быть с тобой... Но ты спишь!
Полина. Разбуди. Скажи ласковые слова.
Денис. Я пытался! Но тебе же нужно выспаться!.. А потом звенит будильник, и ты уходишь... Полина, мне кажется, я схожу с ума! Лежу, как убитый, в этих холодных простынях, и весь день жду тебя, и опять весь дрожу, теперь уже от ожидания... Минуты считаю. А ты приходишь усталая, раздражённая, злая, и опять тебе не до меня, тебе всегда не до меня! Ночью спишь, утром торопишься на работу, вечером усталая и хочешь спать... Такая вот карусель, Полина...
Полина. А пока я в этой карусели кручусь, ты лежишь в своих простынях и демонстративно молчишь, обиженный. И пока я готовлю, кормлю, мою, стираю, ты у нас молча страдаешь, обиженный навек!
Денис (подходит к окну, начинает оклеивать-утеплять). Сейчас. Сейчас я заклею все окна, и тебе будет тепло. Спрячемся, закроемся... Полиночка, тебе будет тепло!
Полина. Ты сказал, ждёшь меня с работы?
Денис. Места не нахожу. Жду! Понимаешь, мне вообще тяжело дома одному. Не привык. Всю жизнь мать была.
Полина. Странно. А я думала, ты ждёшь не дождёшься, когда я уйду.
Денис. Почему ты так думаешь?
Полина. Ты такой напряжённый, раздражительный.
Денис. Я всегда такой, с детства... Мать с отцом ругались, дрались, а я переживал.
Полина (иронично). У тебя было тяжелое безрадостное детство. Это тяжёлое наследство. Поэтому прижиться не можешь. Как капризное дитя.
Денис. Послушай, давай Машку заберём, а? Обещаю – буду работать, как зверь, пойду трамвай водить или автобус, права у меня есть... Или давай в Москву смотаюсь, машину свою пригоню, буду зарабатывать! Забери ты Марию!
Полина. Ей пока у мамы лучше, чем здесь на макаронах.
Денис. С Машкой мы хоть шутили, смеялись...
Полина. Голодали. Ребёнку нужны фрукты и соки.
Денис. Но я же сказал – пригоню машину из Москвы! Полинка, ну потерпи ещё немножко, я освоюсь! Придумаю!
Полина. Я стараюсь. Кран вон на кухне почистила, как старое золото сверкает, а ты даже не заметил. Как-то все мимо нас. Я терплю, но я уже нахлебалась романтики до тебя, ты знаешь. Хочется уюта и покоя.
Денис. Вот, готово тебе окно! Тебе уютно? Скажи, теперь тебе хорошо, Полиночка? Или опять плохо?
Полина. Ты никогда не повзрослеешь!
Денис. Но ты же улыбаешься – значит, тебе хорошо? Любишь меня, да? Я хороший муж?
Полина. Иногда я думаю – может, тебе в Москву, к Людмиле Петровне вернуться? Она тебя понимает и тонкую душу твою ценит. А мы здесь останемся... Как-нибудь.
Денис. Да ты что? Как тебе в голову пришло?
Полина. Человек должен жить там, где ему хорошо. А с ней тебе тепло и без заклеенных окон. И можно не прилагать усилий.
Денис. Да если хочешь знать, я от матери и сбежал! Я не мог с ней уже! Она погибель моя, погибель!
Полина. Ты не от неё сбежал. Ты полюбил меня и переехал, разве не так?
Денис. Так, конечно же так, Полинка!
Полина. Сбежать от неизбежного нельзя.... Как говорится, не убежишь, так хоть согреешься...
Денис. Что мне до неё? Пусть она не звонит, не пишет, пусть сидит одна в квартире и любуется своим прекрасным портретом!.. Послушай, Полиночка. Ты вот что. Ты не обижайся. Ты мне нужна, ты моя семья, вы обе – ты и Маша. Мы втроём. И ещё родим ребеночка, всё равно, мальчика или девочку, всё равно... Только не повторяй о макаронах! Я накормлю! Всех. Мальчика с кудерьками... Девочку с косичками. Чтоб вот так смешно косички торчали и носик, как у тебя... Мы с Машкой станем колясочку катать, в Таврическом саду, там много детишек, весело, трава зеленеет... Роди мне девочку, а? Я обеспечу, смогу, сутками буду вкалывать, ни в чём нуждаться не будете, купим тебе беличью шубку, чтоб животик зимой не замёрз... Большой, круглый такой животик получится (обнимает её, целует), славный такой, живой... Мой...
Полина. Дениска, ты такой... То холод, то жар...
Денис. Холод – это так, нервы. Милая моя, единственная! Родишь мне ребёночка, да? Ты ведь моя? Со мной?
Полина. Я стараюсь. Я... Людмилы Петровны боюсь.
Денис. Так где она, а где мы?
Полина. Образа её боюсь...
Денис. Моя... Моя... Никого, кроме тебя... Ты моя броня, мой смысл, мое всё, без тебя я пропаду... Потерпи, я приживусь, пообвыкну, и будем жить...
Целуются. Входит Люся с огромной сумкой. Она помолодела, расцвела и вся – сплошное сияние.
Люся. Не жизнь, а сплошное целование. Здравствуйте, деточки!
Денис (раздражённо). Вечно ты неуместно…
Полина. Здравствуйте, Людмила Петровна.
Люся. Голуби на крыше. Пикассо. Красиво. Полина, вы очень похорошели. Расцвели. Светитесь вся.
Полина. Спасибо.
Люся. Оно и правильно. Человеческие отношения должны развиваться, иначе тупик.
Полина. Они или развиваются, или прекращаются.
Люся. Ну да... Жизнь проходит. В тупике никому не хочется остановиться, хочется качаться на облаках, на качелях-каруселях!
Денис. Что это баул такой огромный?
Люся (смеётся, будто не замечает суровости сына). Это не баул огромный, а я маленькая, как воробышек... Еле дотащила. Одежду тёплую тебе привезла, ботинки. Зима, а ты в туфлях и без шапки, замёрзнешь...
Денис. Ничего мне не нужно.
Люся. Обои привезла.
Денис. Какие ещё обои?
Люся. Порядок навести. Я у себя ремонт сделала, ну и вам заодно, пока руки помнят... Увидите, и двух часов не пройдёт, как всё засияет! Я изобрела новый способ, как быстро украсить жизнь!
Денис. Ты когда-нибудь оставишь меня в покое? Прямо наказание! В другом городе достала! Ну зачем ты?..
Люся. В командировку, на конференцию. Соберу тут сплетни, слухи, сенсации – и в Москву, у меня и билет обратный есть. И номер в гостинице, чтоб вас не стеснять. Правильно, Полина? (Вынимает из сумки рулоны.) Посмотрите, Полина. Красивые? Недорого и благородно. У меня такие же.
Денис. Когда уезжаешь?
Люся (смеётся). Не успела войти, а он уже гонит! Завтра.
Денис. И какие обои?..
Люся. Успеем: вы будете мазать, а я клеить. У меня волшебный клей, мигом все. Да, Полина?
Полина. Красивые обои.
Люся. У меня вкус! Тили-бом, тили-бом, мы украсим этот дом!
Денис (внезапно бросается к ней, обнимает, подхватывает на руки, кружит). Мама, мама приехала! Полинка, мы только что говорили о ней, а она вот она – Людмила Петровна приехала!
Люся (смеётся). Дошло наконец? Отморозился!.. Не надорвёшься? Не тяжело? Похудел, истаял, как свечечка!
Полина. Он и был свечечкой.
Денис. Почему не звонила? Я так ждал, так ждал!
Люся. Телефон отключили... Пламя хрупкое, синее, а сильный! Ручищи-то!.. Ну, спускай меня с небес на землю, закружил.
Полина. Вы прическу изменили. Вам идет.
Денис. Почему так долго не ехала? (Отпускает её, всматривается.) А я забыть успел, какая ты у меня красивая... Духами вкусными пахнешь... незнакомыми...
Люся. Нравится? Подарок.
Денис. Вся какая-то новая, как китайский фарфор, продуманная.
Люся. Жизнь течёт, всё на дыбах, трясусь в разные стороны, интервью, материалы, тружусь... Соскучился, значит?
Денис. А то!
Люся (нежно). Где правая ручка? (Денис показывает.) Дай поцелую. (Целует руку, Полине.) Он левша, по родимому пятну в детстве определял, где какая рука... Вы, Полина, тоже, по-моему, будто похудели? Но вам идёт.
Денис. Расскажи, расскажи ещё, мам! Я люблю тебя слушать, как ты говоришь, голос твой, слова...
Люся. Голос мой ядовитый любишь? И впрямь соскучился!
Денис. Люблю! (Снова бросается к Люсе. Подхватывает, напевает, танцуют вальс.) Полинка, вот единственный человек в мире – мать моя, о ком я могу сказать, что она для меня на века! Как памятник! Она ради меня всё: горы свернёт, луну достанет, землю перевернёт-украсит... (Люсе) Зачем такие тяжести тащила, сам бы приехал, я и то собрался уже ехать, ты не звонила и не звонила...
Полина. Вы, наверное, устали с дороги, Людмила Петровна?
Люся. И нет. Я в «Красной стреле», бесплатно. Третья власть! (Смеётся.) А когда едешь на любовное свидание, не устаёшь! На крыльях несёшься!
Денис (подозрительно). Какое любовное свидание? С кем это?
Люся. С тобой. С Полиночкой. С Машенькой. Я ей подарочек привезла, не забыла... Все дети любят подарки. Где Маша?
Полина. Она у мамы моей гостит.
Люся. Гостит? Зачем это?
Полина. У Дениса были сложности с устройством на работу. Город другой, люди, небо, обстоятельства. Мы решили так пока.
Денис. Заберём, она нам не лишняя, ты не думай, мам. Представляешь, папой меня зовёт! Говорит: ты мой любимый папа Дениска!
Люся (смеётся). Любимый папа Дениска! Любимый папа должен быть у всех! А ей мишку привезла, мягкого, рыжего, как ты любишь.
Денис. А поесть не привезла?
Люся. Вечно голодный ребенок! Не сообразила, надо было курицу прихватить по пути... Погодите-ка (роется в сумке), вот бутерброды... Ешьте! А это газовые баллончики, каждому по штуке, у меня тоже есть... Берите, мне подарили... Для самозащиты, чтоб не так одиноко вечером ходить... Мало ли.
Денис. Ну ты прямо гангстер... До зубов... В Москву охота! Рассказывай, как Москва.
Люся. А ты как три сестры, Деня: Москва, Москва... Небось, смотрите телевизор: подсиживают, интригуют, мафии сражаются, стреляют, мы с баллончиками от страха дрожим...
Денис. Москва для меня – ты. Как ты?
Люся. На работу хожу. Цветы поливаю.
Денис. Цветы? В доме?
Люся. Цветы! Нефролепис, птерис, глоксиния, фиалка узамбарская, гибискус китайский... Помнишь, у нас был цикламен?
Денис. У нас кактус – и тот погиб, не вынес. Я помню, как он скукожился и зачах.
Люся. А теперь я книжку купила и ухаживаю, как по науке положено, как должно! И они растут, цветут, чудо настоящее... Нефролепис, птерис, фиалка узамбарская... Главное – поливать вечером и ласково разговаривать, и чтоб свет и воздух... Гибискус китайский цветёт... Цикламен…
Полина. Вам нравится разводить цветы?
Денис. С чего это такое увлечение вдруг?
Люся. Захотелось красоты, и чтобы зелено и уютно. Во всём должен быть порядок, правда? Цикламен чтобы цвёл… Ты ешь, ешь бутерброд...
Денис. Ешь, Полинка. Мать приехала – она накормит, борща наварит на неделю!
Полина. Я умею варить борщ. Если есть из чего. А если не из чего...
Люся. Тогда варим из топора!
Денис. Мам, Полинка умеет, всё умеет!
Полина. Цветами я не увлекаюсь. По-моему, скучно. По-моему, если старость, то пора разводить цветы в горшочках. Когда себя больше некуда деть и неудовлетворённость невостребованности.
Люся. С цветами не дом, а сад, райский сад. Ковёр из зелени. Зима, снежно, холод, а зато в горшке роза цветёт... (Строго.) Надо сходить купить вам продуктов.
Денис. Людмила Петровна волшебница, фея! Всё наладит, всё устроит. Она умеет.
Люся. И денег. Я вам денег привезла. Вот, Деня, возьми.
Денис (берёт деньги). Откуда вдруг?
Люся. На меня посыпалось!
Денис. Нет, правда. Где взяла? Опять назанимала?
Люся. Золотым дождём пролилось. Бери, бери. Вам сложно, пока ты тут устроишься, обживёшься. А я на месте.
Денис. Ещё как сложно, мам. Я, знаешь, решил съездить в Москву, тачку забрать. Буду извозом подрабатывать.
Полина. Ты города не знаешь.
Денис. Шубу Полине куплю. Беличью. Как ты мечтала. Заработаю и куплю. И тебе потом куплю тоже... И будет совсем другая жизнь. Заберём Машку, купим новый диван...
Полина (Люсе). Когда Денис рассказывает о другой жизни, я не понимаю, что это такое, о чём это он. И не пойму никогда. Жизнь, по-моему, всегда одна.
Люся (осторожно). От нас зависит. Можно украсить цветами, а можно заморозить.
Денис. Мам, Полина хорошая, добрая. Кормит меня, заботится... Только не хватает шума твоего, энергии, темперамента... Ведь вот ты вошла, и тебя так много сразу! Духи, цветы, баул, еда!.. Жизнь! Я и Полинке твержу: Полинка, ну оживись ты! Ну хоть голос повысь! Крикни! Разбей что-нибудь!
Полина. Мне кажется, ты навсегда останешься ребенком, Денис.
Люся. Полина петербурженка, Деня. Здесь не кричат, как мы. Всем известно – другая культура. Они в музее живут, им положено контролировать себя, манеры иметь. Спину ровно держать, потому что за их спиной – вся наша культура…
Денис. Полинка, видишь, с Людмилой Петровной не заскучаешь! Сколько от неё радости, чувствуешь?
Полина. Чувствую. И духи замечательные.
Денис. А жизнь она прожила нелегко. И никто ей не помогает, одна.
Люся. Я не одна.
Денис. Спущусь-ка я в магазин, еды куплю, раз денег дали. Что мы, в самом деле, едим, как цыплята.
Люся. У меня за пазухой ещё сюрприз
Денис (смеётся). Как всегда! Факир!... Полинка тебя боится, ма... Ты её разубеди, ты умеешь. Поговорите пока. Мать у меня замечательная, Полинка: все сплетни знает, книжки читает...
Полина. А я давно перестала читать. Устаю на работе, глаза слабеют после компьютера.
Денис. Потерпи, скоро ты не будешь надрываться, я тебя уволю... Мам, я вина куплю, а? Немного красного, как ты любишь. (Уходит.)
Люся (вслед). Совсем немного, только для радости! Ты не заводись, Деня. Тебе нельзя. Помни пример отца. Пьяное чудовище. (Полине.) У Дениски на глазах спивался. Безобразничал с размахом. Травмировал ребенка. Потом бросил нас.
Коллектив авторов.
Все права на материалы данного сайта принадлежат авторам. При перепечатке ссылка на авторов обязательна.
